Попов прикрывает дверь и непроизвольно впервые за две недели улыбается. Всё будет хорошо. Просто надо начать с чистого листа. Просто надо попытаться научиться жить без него.

На следующее утро Кьяра снова, как и в любой другой день, пошла проверять, не появилась ли ее аптечка на полке под столом.

И Арса почти оглушил заливистый смех дочки, который он не слышал уже, казалось бы, тысячу лет. Потому что аптечка каким-то невообразимо волшебным образом снова появилась на положенном ей месте, в детской была включена диодная лампа ночного неба, а на телевизоре вновь появился канал МАТЧ.

Окружай себя светом, он лечит любые раны.

Арсений откладывает несколько бумаг, исписанных довольно мелким шрифтом, и снимает очки, потирая переносицу. Он чувствовал себя лучше, если это можно было так назвать. Большую часть времени он занимался самовнушением, но без него он точно бы загнулся.

Антон не появлялся за месяц ни разу, не звонил и не писал; и если первое время это вызывало нестерпимую боль, то сейчас он ее почти научился контролировать, подчинив боль собственному сознанию.

К Оксане Арсений привык, посиделки с ней стали чем-то теплым и успокаивающим; общение с ней было подобно исцелению. С каждой встречей Арсу становилось все лучше, и сейчас он был даже рад, что той ночью набрал именно Оксану, а не кого-то другого.

Но даже несмотря на улыбки, которые начала постепенно дарить и сама Фролова, Арса не отпускало ощущение, что все это лишь фасад. Девушка хоть и стала счастливее, от страшного осадка она, как выяснилось, не избавилась.

Арсений хотел с ней поговорить, ведь с Серегой этот диалог он уже проводил. Оксане есть, за что на него злиться, но Серега уже сделал все, что нужно, и даже больше, только чтобы она позволила ему хотя бы с ним поговорить.

Но она не позволяла.

— Тебе нужно поговорить с ним, Оксан, — глядя на девушку, произносит Попов.

Фролова отрывается от игры с девочкой и, что-то негромко ей прошептав, вручает в руки куклу Анны, после чего скрещивает ноги по-турецки, поворачиваясь к Арсу.

— О чем? — жмет плечами девушка, делая вид, что суть вопроса ей непонятна.

— О вас, — незамедлительно отвечает Попов.

Оксана фыркает, стараясь защититься сарказмом и беспечностью, но у нее получается плохо.

— Нет никаких нас и ничего нашего, — глядя на руки, негромко говорит она и хмурит брови.

— Ты не права, — качает головой Арс. — Ты виделась с ним хоть раз после того, как вы встречались в офисе?

Девушка молчит, а после отрицательно качает головой.

— Почему? — не понимает Попов.

— Не могу, — сглатывает Оксана. — Не получается… — девушка мотает головой, все еще с особым энтузиазмом разглядывая фаланги пальцев. — Никак не могу заставить себя…

— … ответить даже на звонок? На сообщение? — заканчивает за нее мужчина, и девушка наконец поднимает удивленный взгляд. — За это время очень многое изменилось, а ты даже не даешь ему шанса объяснить.

— Откуда ты знаешь? — хмурится она.

Попов вздыхает.

— Он же мой лучший друг, Оксан, и…

Арс уже собрался было продолжить, как вдруг на столе нещадно завибрировал телефон. Попов взял гаджет в руки; это звонил Добровольский. Звонки Павла означали только одно: он что-то нарыл для дела.

Но это не означало, что новости грядут хорошие. Паша мог обнадежить Арса и тут же лишить надежды за одну минуту. Это у адвоката было в порядке нормы, и Арсений не мог винить его за это.

Попов стал общаться с Добровольским чаще; и делали они не только в официальной обстановке. Паша оказался не таким уж и черствым, каким посчитал его Арс при первой встрече, и на самом деле был человеком чутким.

Ему просто работа не позволяла быть другим.

— Я бы сказал, что готов к новой информации, но тогда я бы солгал, Паш, — выдыхает вместо приветствия Попов, прикладывая телефон к уху.

Оксана наблюдает за действиями мужчины тихо, параллельно снова вернувшись в игру с малышкой; всякий разговор с Пашей протекал одинаково, потому что большинство из них Оксана застала сама.

Девушка прекрасно знала, как все будет происходить. Сначала Арс будет напряженно слушать, затем кивать, будто не осознавая, что Добровольский его кивков не видит; затем будет улыбаться, повторяя: «Да ладно?!»

Вскочит с места и, зажав рот ладонью, будет почти вопить, и ходить по кругу, слушая адвоката. Потом встанет на месте. Замрет, фактически врастая в землю, и уставится в одну точку, напряженно сжав губы.

А затем взорвется.

Фролова знала все эти стадии слишком хорошо, чтобы понять: надо куда-то уводить Кьяру, потому что Арс уже пялился куда-то в сторону, редко дыша. Дело запахло жареным.

— Блять, — выдыхает Попов, — ну неужели настолько это дело, сука, гиблое?!

— Я всё равно буду пытаться, Арс, — слышится голос Паши в трубке. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы она осталась с тобой. Но пока расклад только такой.

— Крайне хуевый расклад, — сжимает губы Арсений.

— Понимаю, — отзывается он. — Но я что-нибудь придумаю, обещаю. До связи.

— Да, — кивает мужчина. — До связи.

Попов кладет трубку грубо, почти продавливает пальцем дисплей и бросает телефон на стол, от чего Кьяра вздрагивает, отрываясь от игры. Арс трет лицо ладонями. Снова тупик. В этом деле одни, сука, сплошные тупики.

Куда бы они ни ступили с Пашей, их везде ожидает засада в виде ебаных статей, которые им не обойти, какие бы усилия они ни прилагали.

Девчушка не замечает, куда кладет куклу Оксаны, и та попадает пластиковой головой на пульт от телевизора, после чего за спиной Кьяры загорается дисплей, и — будто сам Господь сейчас решил сыграть злую шутку — на экране мелькают кадры с последнего футбольного матча.

Принцесса улыбается. Она знает, кто любит этих бегающих по зеленому полю человечков. И у нее в глазах загорается надежда.

— Папа, — зовет она, указывая на экран. — Тося придет?!

Сказанное Кьярой его имя прошибает Арса стрелой навылет, и у него непроизвольно только сильнее закипает под веками злоба.

— Тося больше не придет, Принцесса, — глухо, но раздраженно произносит он, из последних сил стараясь держать себя в руках.

Малышка переводит взгляд с экрана на папу и непонимающе склоняет голову вправо.

— Но почему?

— Потому что он не может к нам приходить! — слишком громко произносит Арс, и Оксана придвигается к девочке ближе, зная, что сейчас нужно просто помолчать.

Но у Кьяры есть свой ответ на всё. Просто Кьяра очень умная девочка. Просто взрослые не понимают, как, на самом деле, всё в этой жизни легко.

— Если он не может, давай сами к нему придем, — спокойно пожимает плечами девчушка.

Арсений садится прямо там, где стоял. Усаживается на спинку кресла, наблюдая за тем, как пронзительная синева дочки фактически просит его об этом. Умоляет. Кьяра скучала.

Невозможно, безбожно по нему скучала.

И как бы сильно Арс этого не отрицал, он не мог избежать очевидного: он просто загибался без Антона. Они оба без него загибались.

У Арса болит в груди. И, если бы он сказал об этом вслух, то Кьяра незамедлительно бы ответила, что все дело в грусти, и она всенепременно ее вылечит.

Да только не грусть это была, а тоска.

Скулящая, пронзительная тоска.

Арсений зажмуривается и закрывает лицо ладонями, опуская локти на разведенные в стороны колени. Малышка такая умная; она так невозможно права. Кроха видела этот мир поверхностно, но в то же время, казалось, будто постигла истины похлеще многих взрослых.

Нам всем нужна рядом Кьяра. Девчушка, которая, не задумываясь, говорила бы правильные вещи, способные изменить твой собственный мир целиком и полностью.

Оксана видит, как сильно тяжело сейчас Арсению. Она знала, что сейчас мужчину спасет только время, проведенное наедине с собой, и она могла дать ему такую возможность. Леша снова уехал на два дня в командировку, и квартира вновь была в ее распоряжении.

— Арс, слушай, — подает голос Фролова, от чего мужчина старается влиться в реальность и снова взять себя в руки, — может, ты разрешишь Кьяре сегодня поехать ко мне и остаться на ночь, м?