Матвиенко смотрит на почти не подающую активность девочку, которая редко моргала, уставившись в какую-то точку. Она просунула согнутую руку под голову и часто, поверхностно дышала. Щеки девочки были почти что алыми, и всю ее пробивал озноб.
— Черт, Арс, — округляет глаза Серега, — у нее что-то болит.
— Да неужели?! — саркастически отзывается Попов. — А я и не понял.
— Да чего ты на меня-то агришься? Я, блин, вот вообще ни разу не родитель и уж тем более не врач. Чего ты от меня-то хочешь?
Арсений сжимает губы, глядя на раскрасневшуюся, почти не двигающуюся и тяжело дышашую дочку, и его попросту рвет на части.
— Оксана не смогла вырваться с конференции, ты был моей единственной надеждой, — выпаливает Арс и склоняется к девочке, убирая с лица каштановые пряди, от чего малышка прикрывает глаза, тихо выдыхая, потому что пальцы у Арса холодные.
— Оксана? — не верит своим ушам Матвиенко, но Попов игнорирует вопрос.
Он смотрит на свои пальцы, на ходу понимая, что крохе стало легче от прохлады, а это значит, что нужен холодный компресс на лоб.
— У меня нет сейчас времени на ваши, блять, взаимоотношения, ясно?! — как-то резко разворачивается к другу Арс. — Если не можешь помочь — досвидули. Я справлюсь сам.
Арс поднимается на ноги, осознавая, что резок он с Серегой напрасно, потому что тот, по сути, ничего ему, блять, не должен, но усмирить агрессию у Попова не получается. Он страшно боится за дочь.
Он страшно сильно за нее боится.
Матвиенко провожает друга взглядом и снова смотрит на девочку. Та, в свою очередь, смотрит на него в ответ. Глаза у девчушки и вправду большие, синие такие, только усталые. Она смотрит на мужчину какое-то время, а после размыкает сухие губы.
— Тося?.. — шепчет малышка, и Серега чуть хмурится, совершенно не расслышав слов.
— Что? — придвигается он ближе, не беспокоясь, что может заразиться сам.
Но кроха смотрит на Матвиенко ближе, бегает взглядом по лицу мужчины, а потом смотрит на щель у двери комнаты, рассчитывая, видимо, увидеть знакомую тень. И не видит. Кьяра закрывает глаза, натягивая на голову одеяло, и Матвиенко правда не понимает, что ему делать, как вдруг телефон в его кармане дважды вибрирует.
Серега чуть привстает, вынимает телефон из заднего кармана и смотрит на экран гаджета: Инстаграмм. «pozov дополнил (а) свою историю». Блокировка экрана проходит успешно, и у Сереги на мгновение глаза на лоб лезут. «Локация. Москва.» И подпись к фото: «У брата юбилей, а у дочки сто рублей». И довольная Савина, сидящая на руках у Кати с игрушечной большой купюрой.
— Они здесь, — зачем-то вслух произносит Серега и тут же набирает знакомый номер.
Первый звонок остается без ответа, но Серега надежд не теряет и набирает снова. И через четыре гудка на том конце провода сквозь шум музыки слышится знакомый голос:
— Да, Серег?
— О, Поз, привет, — тут же обрадовался Матвиенко. — А Катя рядом? — без прелюдий решил начать он.
Какое-то время в трубке слышится только шум музыки, и Серега закусывает губу, беспокоясь, что сказал что-то не то, или слишком резко перешел с темы на тему, но загрузить он себя не успевает.
— Алло. Сережа?
Матвиенко облегченно выдыхает.
— Катя, привет. Извини, что вот так резко вас оторвал от праздника, но мне срочно нужна твоя помощь.
— Я слушаю, — немного взволнованно отозвалась она.
— Помоги понять по симптомам, что болит у ребенка, — выпаливает Матвиенко, и на том конце провода какое-то время царит молчание.
— Да, говори, — наконец снова слышится голос Кати.
— Так, в общем, — снова присаживается ближе к девчушке Серега и убирает с ее головы одеяло, осторожно погладив по голове. — Красные горячие щеки, — начинает он, — тяжело и часто дышит, — продолжает наблюдать Матвиенко и касается прикрытых век Кьяры, — такое чувство, будто даже глаза горячие.
Сначала Катя никак не реагирует, но вскоре Серега слышит, что музыка стала тише, а затем пропала вовсе, и послышалось только дыхание девушки.
— Пришли мне адрес, я приеду, — напряженно отзывается она и кладет трубку.
Матвиенко не успевает отреагировать, потому что звонок уже оказывается завершен, поэтому, даже не думая, высылает в телеграме Кате адрес Арса, сообщение с которым девушка тут же прочитывает.
Катя (19:39): Проеду через аптеку. Сколько ей лет?
Сережа (19:40): Через пару месяцев три будет
Катя (19:40): Ждите через пятнадцать минут. Сейчас дайте ей попить что-нибудь не очень холодное и на лоб положите холодный компресс
Сережа (19:41): Понял
Сережа (19:41): Спасибо
Матвиенко только собирается крикнуть Арсу, чтобы тот принес тряпку, как Попов сам вдруг появляется из ниоткуда и кладет малышке на лоб тот самый компресс. Кроха сначала вздрагивает, изломляя губы в плаксивом оскале, а после заметно расслабляется и перестает жмурить глаза, облегченно выдыхая.
— Кому звонил? — не глядя на друга, глухо задает вопрос Арс.
— Помощь едет, — тут же отвечает он, блокируя телефон и поднимаясь на ноги.
— Кто? — хмурится Попов, чуть разворачиваясь к Матвиенко.
Серега хмыкает. Он знает, чье имя Арс слышать не хочет. А если быть точнее: не может.
— Не он, — тут же отвечает армянин и идет на кухню, стараясь внушить себе, что сейчас разберется, какая, блять, ребенку температура воды нужна для питья; и в чем ей эту воду принести.
Матвиенко копается в столешницах, охуевая от того, как так все преобразилось с последнего его визита к Арсу домой. Тут и там было что-то детское.
Прямо реально детское.
Пожалуй, именно благодаря вот таким мелочам Серега вдруг осознанно взглянул в глаза реальности и понял окончательно, что Арсений живет с настоящим ребенком уже как минимум четыре месяца.
— Кто приедет? — появляется в дверях кухни Арс, скрещивая руки на груди.
— А ты пить ей даешь в кружке или бутылочке? — интересуется Матвиенко, держа в одной руке непроливайку, а в другой чашку.
— Кто приедет, Серег? — снова задает вопрос Арс.
Матвиенко просто по-царски игнорирует это вновь.
— А ты температуру определяешь, капая на запястье? — смотрит себе на руку армянин, хмурясь. — Вообще не шарю, как это работает…
— Серег!
Мужчина ставит детскую посуду на столешницу и облокачивается на нее спиной, скрещивая руки на груди.
— Чего ты зря нервничаешь, вот скажи мне? — качает он головой. — Катя Позова приедет, у нее рука наметана, дочь есть.
— Да не нужна мне ничья… — начинает Попов.
— Прекрати отталкивать людей, Арс, — впервые совершенно спокойно говорит Серега. — Обособившись ото всех, ты ничего никому не докажешь, только себя угробишь.
Арс ничего не отвечает. Серега снова берет в руки непроливайку с чашкой и подходит к другу.
— А теперь скажи мне, куда налить, и я принесу ей воды, потому что Катя сказала, что ей нужно обильное питье.
Попов молча смотрит другу в глаза, стараясь отыскать в них ответы на свои вопросы, но Матвиенко в плане ребусов не отстает от него самого, так что в отражении радужек Арс видит только себя и ничего больше.
— Ты же обособился, когда она ушла, — негромко произносит Попов, совершенно не понимая, зачем решил ударить по больному лучшему другу.
Серега воспринимает выпад адекватно, только на мгновение изломляет линию губ, отводя взгляд куда-то в сторону, а после снова смотрит другу в глаза.
— А мне не для кого стараться быть на плаву, — подразумевает Серега маленького человека. — Если ты не возьмешься за голову, Арс, и не поймешь, что тебе нельзя давать слабину, потому что ты всегда будешь ее, — указывает он в сторону детской, — опорой, то я вмажу тебе по лицу.
Попов хватает губами кусочек воздуха, осознавая, что Серега прав. Так чертовски, так блядски прав, что не передать словами. У Арса непроизвольно начинает ныть в груди, потому что он действительно так увлекся своими, блять, душевными ранами, совершенно позабыв, что нельзя упускать из виду главную вещь: