Впервые Ира почувствовала что-то непривычно притягивающее к Леше еще в тот день, когда Антон знакомил ее с Оксаной. Они собрались парами, чтобы было не так неловко, и компания получилась действительно хорошая.

И если первые пару месяцев они ограничивались взглядами исподтишка, касаниями под столом и смс в три часа ночи, то затем все внезапно рвануло. И обычное знакомство с подругой своего парня обернулось тем, на что они оба не рассчитывали.

Ира паркуется возле дома подруги, глушит двигатель и вылезает из салона. Мысли в кучу, и в горле — колючий ком. Кузнецовой дышать нечем, и это неудивительно.

Ты слишком долго дышала другим.

На дрожащих ногах она поднимается на лифте до десятого этажа, на мгновение замирает возле квартиры подруги, а после нажимает на звонок. И сердце на секунду напрочь работать отказывается.

Оксана открывает не сразу, по ту стороны двери какое-то время стоит тишина, а после Фролова распахивает дверь и, чуть улыбаясь, впускает подругу внутрь. Кузнецовой такое приветствие между ребер вырывает яму, и дышать становится тяжелее.

Точно, блять, узнала.

Вместо каких-либо слов Оксана тут же проходит через гостиную на кухню и ставит чайник. Ира, снимая с ног туфли, молча наблюдает за действиями Фроловой. Та, в свою очередь, погруженная куда-то в себя, достает две чашки, ставит их на столешницу и затем тянется в ящик, чтобы открыть чайный набор.

— Зеленый, черный? — наконец подает голос Оксана. — Есть улун.

— А может, лучше покрепче? — уже почти паникует Кузнецова, хотя голос ее выдрессирован на максималках и не выдает ее состояния.

Оксана поворачивается к подруге и закусывает нижнюю губу, хватаясь пальцами за столешницу, к которой прижимается спиной. И снова молчит. Блять, да говори уже хоть что-нибудь!

— Фролова, мне, блять, не нравится твое молчание. Что за затишье? У меня обед не резиновый, а ты поговорить хотела.

Говорит она это непроизвольно резко, чем отрезвляет Оксану, и та, на мгновение схватившись руками за голову, затем скрещивает их на груди и начинает смотреть себе под ноги.

— Ир, я вляпалась, — тихо выдыхает она. — Я так вляпалась, боже мой, ты просто представить себе не можешь.

Еще как может.

Девушка резко поворачивается назад, выключает чайник и, в два шага добравшись до холодильника, достает оттуда распечатанную бутылку красного вина, после чего с грохотом ставит ее на столешницу, и Ира удивляется, как у стеклянной тары дно не отваливается.

И за секунду Кузнецовой становится в сто раз легче. Кто-то открывает в ее организме кран, и девушка снова начинает нормально дышать. Она не знает. Блять, слава Богу. Как говорится: кого ебет чужое горе?

Ире реально становится лучше, и она чуть ли не орет от облегчения в голос, но вдруг понимает, что у Оксаны вот-вот истерика случится, и девушка уже сидит на подоконнике, закуривая дешевый второсортный табак.

Кузнецова встает с места, подсаживается на другой край подоконника и тоже закуривает. В молчании они сидят около минуты, Фролова только курит, затягиваясь снова и снова, и сбрасывает пепел в кофейную чашку, глядя в открытое настежь окно.

Уже больше половины пятого, и улицы никогда не затихающей столицы постепенно заполняются возвращающимися с работы заебавшимися людьми. Когда бычок падает в пепел и Оксана закуривает снова, Ира просто ждет. Ждет исповеди, на которую сама не способна.

— Леша дома почти не бывает, — наконец негромко начинает Фролова, глядя в окно, и от упоминания имени парня Ире снова становится дурно.

Кислорода в кухне становится будто втрое меньше.

— Нет его, Ир, понимаешь? — теперь поворачивается она к подруге. — Его рядом вообще не бывает, — дрожит девчонка.

Кузнецова только кивает, затягиваясь снова и выдыхая серую полосу дыма в открытое настежь окно. Ей не нравится начало этого разговора, но говорить она ничего не собирается, пока не поймет, что происходит. Есть большая вероятность, что ее эта тема вообще касаться не будет.

— Я… Я совсем одна, — дрожащим голосом произносит Оксана и часто моргает. — А я ведь люблю его, Ир. Я, блять, так его люблю.

Когда Фролова произносит это вслух, внутри у нее что-то перегорает. Она на мгновение замолкает. «…я его люблю…» Девушка сглатывает.

Слова звучат убедительно, а сердце почему-то их отталкивает.

И Кузнецовой ответить нечего. У нее непроизвольно в ушах шумит от услышанного, потому что… Блять.

Потому что, блять.

Никогда ничего не бывает просто так. Все взаимосвязано. И каждое действие влечет за собой последствия, периодически рождая противодействие.

Вы оба никогда не считали это «пшиком».

— Все было хорошо, — снова затянувшись, продолжает Оксана, — а последние три месяца я его не узнаю, — без надобности ведет она по пересохшим губам тыльной стороной ладони. — Его нет рядом, и я в этой пустоте уже по горло.

Оксане больно. Оксане хочется кричать. Кричать так, чтобы никто не услышал.

И в какой-то момент Ира вздрагивает от параллели, которую внезапно проводит. Леши нет рядом, и Оксана устает ждать. В голове сам собой всплывает телефонный разговор с Аленой.

— Блять, Алена, — качала головой Кузнецова, жалея всем своим существом, что не узнала всех подробностей дерьма, в которое она непроизвольно нырнула за руку вместе с остальными. — Ты что наделала?..

— О чем ты? — старалась бодро ответить девушка, но у нее не получалось.

— Не прикидывайся, боже ты мой, — злилась Кузнецова, агрессивно втягивая в себя никотин. — Я тебе помогла, а ты такой пиздец обеспечила всем, что охуеть можно.

— Я не виновата! — крикнула девушка, и Ира даже вздрогнула, на мгновение убирая телефон от уха. — Его постоянно не было рядом, Ир! Постоянно! Я устала…

Девушка молчала, вслушиваясь в потрескивающие помехи связи.

— Я просто так устала ждать, — не выдержала напора Алена, и ее голос стал тише. — Я больше ждать не могла.

Кузнецова закусила губу, нервно покачивая правой ногой, и снова затянулась. Вопрос про дочь уже готов был сорваться с ее губ, но в следующую секунду вызов оборвался. Когда Ира набрала снова, она поняла, что ответа старой знакомой больше не услышит. Алена номер Иры заблокировала.

— Но есть человек, который эту пустоту заполнить хочет, — негромко признается Оксана, крепко зажмуривая глаза. — И я боюсь. Боюсь, потому что меня тянет к нему. Так сильно тянет, Господи. Так сильно.

Фролова опускает голову и громко всхлипывает; упавший с тонкой сигареты пепел марает серым крошевом белоснежный пластиковый подоконник. Она опускает основания ладоней на глаза и снова вздрагивает от приступа рыданий.

— Но я ведь хорошая жена, Ир. Я — хорошая жена, — всхлипывает Оксана, и окурок выпадает из пальцев девушки, потому что она прячет лицо в ладонях, чуть ли не пополам складываясь от правды, вырвавшейся из ее груди.

Ира впервые чувствует где-то глубоко внутри страшный болезненный укол совести, но ощущение это уходит куда-то в следующую же секунду, когда она обнимает подругу, прижимая ее к себе, и позволяет ей глушить в бирюзовой блузке свои рыдания.

Ты — хорошая жена, но на самом деле он просто позволяет тебе себя любить.

Блузке, которую всего пару часов назад снимал с девушки муж ее лучшей подруги.

***

Арс трясет ногой и нервно постукивает пальцами по подбородку, уставившись на заголовок брошюры, стоящей в дальней части приемной: «Это спасет вам жизнь». И почему-то хочется завопить в голос от такой формулировки.

Шастун сидит с ним рядом, хотя Арс такой истеричный замес перед этим на улице устроил, что охуеть можно было. Попова так лихорадило от нервов, что он наотрез отказывался, чтобы пацан с ним шел.

Умолял его в машине остаться, покурить на улице, за бургером сходить — да, сука, что угодно. Но пацан видел, что у Арса глаза до краев паникой наполнены, и знал, что оставлять его в такой момент нельзя. На очередной бешеный отказ идти вместе Шастун в два шага долетел до Арса и обхватил его лицо ладонями, чуть наклонившись, чтобы смотреть ему прямо в глаза.