Северус уже успевает побывать в ванной, поскольку на нем та самая белая ночная рубашка и темные домашние штаны. Видимо, ему тоже не удается успокоить даже после душа свои мысли, а о сне вообще не может быть и речи.

Кажется, собственных порывов они оба не понимают, поэтому смущение тут же вспыхивает на щеках Гермионы. Северус сжимает ручку своей двери. Неловкость такая ощутимая, что кажется, будто можно протянуть руку и сжать ее между пальцами.

Мужчина чуть кашляет.

— Доброй ночи, — коротко и тихо произносит он, делая шаг назад и закрывая дверь.

Коридор погружается во мрак с правой стороны. Гермиона заторможено смотрит на закрытую дверь. Сколько же еще они будут бояться жить? Одна часть Гермионы хочет сделать точно тоже самое: закрыть дверь своей спальни и остаться в ней, сжираемая собственными мыслями. Другая часть…

Другая ее часть, та самая, что засыпает в ней после войны не без помощи удушающих обстоятельств неудачного партнера, решается сорвать с себя оковы именно сейчас. Именно поэтому Гермиона шагает в коридор, хотя у нее дрожат колени.

Именно поэтому она поднимает ледяную руку и, не давая себе подумать еще раз, стучит в его комнату. По ту сторону двери тишина. Гермиона сглатывает, прислушиваясь. Ох, да я сейчас отключусь из-за волнения!

— Да? — слышится удивленный и неуверенный приглушенный ответ.

Гермиона понимает, что назад дороги нет, пусть все ее существо и трясет от переживаний за исход ее очередной импульсивности. Она нервно облизывает пересохшие губы и давит на ручку двери, толкая ее вперед.

В комнате горит всего три свечи на прикроватной тумбочке, шторы плотно закрыты, потому что он не терпит дневного и ночного света, постель еще не разобрана. Северус поднимается с кресла и, едва заметно дрогнув, смотрит на девушку.

Гермиона закрывает за собой дверь и прислоняется к ней спиной, заложив руки назад, чтобы не видно было, как ее трусит. Она впервые заходит в его комнату за эти месяцы без приглашения. Она впервые здесь не потому, что надо ему, а потому, что надо ей. Надо им.

Им обоим.

Северус сглатывает, рассеянно глядя на нее.

— Я, — он чуть кашляет; голос подводит, — я не… Не ожидал вас сегодня.

Гермиона слышит собственный пульс. У нее еще по сердцу в каждом ухе. Она чувствует, как от бешеного сердцебиения у нее всякий раз подскакивает кулон, висящий на шее. Девушка смотрит на него в ответ и распахивает губы.

— Я знаю, — негромко произносит она.

Гермиона не понимает, что еще ей сказать и нужно ли это делать. Она отталкивается пальцами от двери. Кажется, будто у нее в каждом из них по дюжине иголок. От нервного напряжения все покалывает. И это если не брать во внимание, что внутри у нее все горит, а по факту она ледяная.

Девушка делает несколько несмелых шагов вперед, глядя на него. Северус неотрывно смотрит на нее в ответ. Гермиона впервые видит, как быстро и ярко меняются эмоции в его глазах. Это и смятение, и некоторая неуверенность, и восхищение, и… Что-то еще, чего она не может разобрать.

Кажется, по предмету «Снейп» у нее есть все шансы получить долгожданное «Превосходно» в недалеком будущем.

Она останавливается возле него, не поднимая взгляд. Чувствует только его неровное дыхание в своих волосах. Ладони дрожат. Гермиона зажмуривает на мгновение глаза и делает еще полшага вперед, врываясь в его личное пространство, после чего осторожно поднимает руки и кладет их на его грудную клетку.

Гермиона чувствует, как он замирает, и видит, как подпрыгивают подушечки ее пальцев на его хлопковой рубашке. Кажется, нарушенное сердцебиение не только у нее. Гермиона нерешительно поднимает голову. Северус смотрит на нее все это время, не отрываясь.

Сказать бы хоть что-то. Хоть что-то. Однако язык не слушается, да и мысли превращаются в кашу. Гермиона не знает, как ей быть дальше. Она смущена, она почти не контролирует то, что делает.

Помоги мне понять тебя, чтобы я смогла помочь себе.

Он словно слышит ее мысли.

Подняв руку, он медленно ведет ладонью по ее предплечью, спускается к локтю, ведет по внутренней стороне руки и осторожно обхватывает ее пальцы. Потянув девушку за собой, Северус, не отрывая от нее взгляда ни на мгновение, идет спиной вперед к постели.

Гермиона следует за ним.

Он даже моргать боится, смотрит на ее эмоции так, словно это самое важное, что только существует в этом мире. На ее едва подрагивающие губы, редкое дыхание, взволнованно распахнутые блестящие глаза, ямочку на подбородке.

Северус помогает ей улечься на постель, приподнимая подол ее сорочки и не отрывая от нее взгляда, а после делает снова все так, как это происходит обычно. Он уже хочет перевернуть ее на живот, как вдруг Гермиона прерывисто вздыхает и ловит его руку, чуть сжимая пальцы.

От неожиданности он замирает.

— Нет, — качает она головой, поджимая губы, — нет, не так…

Северус хмурится, старается понять ее. Гермиона берет его за руку и спускает ноги с постели, поднимаясь на них, после чего теперь сама ведет его за собой. Он слепо следует за ней. Гермиона подводит его к софе и побуждает сесть. Северус слушается.

Как бы странно это ни прозвучало, но Гермиона привыкает к сексу с собственным мужем в обыденном смысле этого слова. А вот что касается желания, тактильности и поцелуев… Здесь сложнее. Над этим следует работать, только постепенно, не все и сразу.

Гермиона делает шаг вперед и, приподняв подол сорочки, садится на него сверху, обхватив ногами бедра. Северус обескуражен всем, что происходит. Сам процесс — вещь несложная, сейчас Гермионе хочется почувствовать Северуса. Они оба в одежде, оба смущены и оба скрывают свои истинные эмоции.

Им предстоит огромная работа.

Гермиона нервно облизывает губы, устраиваясь ровнее. Лицо мужа непривычно близко, от чего сердце заходится все быстрее. Девушка смотрит ему в глаза.

— Я хочу, — она говорит тихо, знает прекрасно, что он слышит, — видеть твое лицо…

Первое откровение срывается с языка далеко не непроизвольно, Гермиона вынашивает эту мысль долгое время. Она хочет теперь видеть его, хочет слышать, хочет чувствовать. Хочет, чтобы он испытывал то же, что и она.

— Мне погасить свечи? — негромко спрашивает он.

Они всегда делают это в темноте, только ночью, только в постели, а она всегда лежит животом вниз. Пора с этим заканчивать.

Сегодня все будет иначе.

— Нет, — качает она головой.

Я хочу видеть тебя.

Неожиданный ответ вынуждает Северуса удивленно распахнуть глаза. О, Мерлин, что же происходит с ними обоими?

Гермиона сжимает пальцами спинку софы по обеим сторонам от его лица, чтобы была опора, и, удерживая равновесие пальцами ног в мягком материале, начинает плавно двигаться на нем, качая бедрами. Северус рвано выдыхает, закрыв глаза.

Девушка покрывается мурашками от ответной реакции. Мерлин, значит, все правда. Значит, он действительно что-то чувствует к ней. Он чуть откидывает голову на спинку, когда она проделывает это снова, и касается пальцами ее щиколоток, слегка сжимая их пальцами.

Гермиона чувствует, как мурашки бегут снова по всему телу, даже на коже головы. Обычные прикосновения вызывают у нее такой трепет. Ей не кажется, что все дело в недостатке любви в последние годы ее жизни, просто она наконец получает прикосновения от необходимого человека.

Она смотрит на него, наблюдает за эмоциями. Смотрит на распахнутые губы, на то, как он слегка морщится от переизбытка незнакомых чувств, как смотрит на нее в ответ. Гермиона чувствует, как тянет внизу живота.

Разум еще можно обмануть, а вот с собственным телом все куда сложнее.

Гермиона распахивает губы, вырисовывая бедрами восьмерку, и шумно выдыхает, понимая, что так просто у них все сегодня не закончится. Она понимает, что хочет Северуса. И чувствует, что он тоже хочет ее.

Остановившись, Гермиона тянет руки вниз и, приподнявшись, продолжает смотреть в глаза мужа, не прерывая с ним зрительного контакта. Это кажется ей куда интимнее того, что происходит между ними сейчас.