Минуя долгие рассказы об ухаживаниях, скажу сразу, что она оказалась наивнее и проще, чем я ожидал. Она так искренне, так просто отдалась чувству, что влюбилась уже на первом свидании. Я смотрел в ее горящие глаза и предполагал, что, возможно, совершаю ошибку.  Чувства пока мне были неведомы. Все мои предыдущие интрижки неминуемо заканчивались моим хладнокровным уходом или обоюдным расставанием. Жанна уже отдалась водовороту эмоций изо всех ее чудных женских сил. Я не знал, как быть: бросить все сейчас и оставить в расстроенных чувствах, либо дать ей ожидаемое, но условиться о свободе отношений и предупредить о том, что я весьма далек от любви и неумен по своей юной природе.

После нашей первой встречи я провел какое-то время в Москве, завершая свое курсовое обучение у профессора МГИМО. Сразу после школы, вопреки воле моей авторитарной матери, я злонамеренно поступил на факультет романо-германской филологии в Перми, и не уехал в МГИМО на постоянное обучение, решив только завершить курсы, о которых я упоминал выше. Мать провела немало жестоких рейдов, в попытке заставить меня изменить выбор. Она применила всю свою политическую прыть, изобретательный ум и пыталась переубедить меня даже шантажом, но поняв, что я окончательно избавился от установок детства, оставила свои попытки. Я все чаще помогал ей в делах, желая заработать, и все сильнее отдалялся от нее ментально и духовно.

   Вскоре я понял, что Жанна готова на все. Я попросил отца помочь мне: объяснил ему, что нашел женщину, и мне необходимо отдельное жилье, где из крана не течет ядовитый сок моей матери.  Он отдал мне ключи от своей старой двухкомнатной квартиры на 30 лет Октября, где частенько работал, а то и жил, когда у моей матери случались вспышки ненависти к нему. Я был благодарен за то, что он сделал. Он даже объяснился за меня с матерью.

   Я благодарен Жанне за все, что она для меня сделала. За все, что она сделала для нас. Мы вернёмся к истории ее маленького подвига позднее. Она никогда не знала мужчин. Я был ее первым и последним мужчиной в жизни. Она имела склонность к любовной аддикции, на фоне психоза и меланхолии, которыми страдала также тихо, как жила. Тогда я не понимал это, и списывал ее состояния на влечение любви. Я объяснил ей, что молод и не составлю счастье ее жизни, что рано или поздно уйду за другим впечатлением. Она слепо соглашалась и искренне любила меня, а я с благодарностью относился к ней за это. Наш секс был спокойным и часто заканчивался ее клятвами в вечной любви. Вскоре мне это стало в тягость. Я не понимал происходящих в ней процессов и однажды сказал, что ухожу. Она просила не оставлять ее так сразу, просила быть рядом, покуда я не нашел ту, что мне дорога; она просила ещё о тысяче услуг, но я не слушал. Так продолжалось около месяца. Я носил ей цветы, тайно лазил к ней через окно, на третий этаж, или увозил к себе. Мне было скучно с ней, и вскоре паузы в наших встречах исчислялись неделями. Я не знал о ее глубоких страданиях, она не показывала их мне.

   Мой рост в восемнадцатилетнем возрасте составлял 196 см. Я был самым высоким в школе. Представь себе мое удивление, когда, закончив свои курсы в Москве и вернувшись в Пермь, я начал посещать занятия на факультете и однажды столкнулся на входе с парнем, который оказался выше меня. Мы поравнялись, смерили друг друга взглядом, и, видимо, подумав об одном и том же, улыбнулись. Он и я – мы задержались в проходе, разглядывая друг друга, и в тот день он показался мне милейшим из людей. Ты, Лия, непременно снова сказала бы, что это парень из моей прошлой жизни. Но тогда он просто оказался красавцем со светлой шевелюрой, большими зелеными глазами и ослепительной улыбкой, на которого я "запал".

   Впоследствии я стал встречать его чаще. К этому времени я уже не обращал особого внимания на внешний вид людей и не ставил для себя никаких социальных рамок. Приглядываясь к нему в университете, я заметил, что он беден и страдает от этого. У него были сложности с одеждой, с мелочами для учебы – я видел, что и с деньгами все было совсем плохо. Вскоре я стал наблюдать за ним постоянно. Я обратил внимание, что он обедал в первом корпусе, и пару раз наведывался туда. Оказалось, в обед он чаще читал, чем ел.

   В тот счастливый (или не очень) для меня вечер я позволил Шатову (а он оказался на факультете русской филологии того же университета) увлечь меня на тусовку в гей-бар, где я, благодаря отношениям с Жанной, не был уже давно. Он обещал привести нового мальчика со своего факультета. Нил еще не назвал его имени, а я – ей богу – уже знал, кто это будет. Клянусь, я не сомневался, что он пригласит того улыбчивого блондина. Я рассмеялся в голос, в очередной раз улыбнувшись жизни и ее милости, и возблагодарил провидение за такое внимательное ко мне отношение.  Поистине, мы сами не знаем, чего хотим от жизни.

   Я приехал в бар. Тот парень стоял за стойкой и смотрел на выпивку. Я подошел к нему сзади и сказал:

– Выбирай, я угощаю.

   Он вздрогнул от неожиданности, улыбнулся и спросил:

– Так быстро?

– Чего ради ждать? – Ответил я и вооружился лучшей из моих улыбок.

   Мы заказали вина, он расслабился. Шатов, видя, что парень мне приглянулся, то и дело подскакивая к нам, убежденно кивал головой на каждую мою реплику об убогости заведения и специфичности публики. Саша Короленко – так звали нашего нового друга, – улыбался на мои слова. Шатов отметил, что наш круг разрастается людьми с "литературными" фамилиями. Меня он представил как Раскольникова. В ту первую беседу мы выяснили, что наш новый друг именуется Александр Владиславович, а я – Владислав Александрович, что мой день рождения – 05.10., а его – 10.05., и мы оба обожаем русскую классику. Я спросил, не гей ли он, и он ответил, что гей. Я ничего не сказал, но позднее всё-таки предложил ему довезти его до дома.  Оказалось, что он живет рядом со мной, на 30 лет Октября.

   В ту ночь я впервые усадил его на мотоцикл сзади и заставил держаться за мое тело. Саше было неловко, а мне понравилось.  Я довез его до дома.  Когда за ним закрылась дверь подъезда, я признался себе, что это начало интересной дружбы, и может даже больше.

   Мы стали встречаться в университете. Я уговорил его обедать со мной, и часто платил за него. Поначалу Саша смущался, но я объяснял, что хорошо зарабатываю на переводах, и деньги у меня есть.  Вскоре мы втроем – я, Шатов и Саша поехали на дачу моих родителей, на Сылву. Мы слегка выпили и даже раскурили траву, которую Шатов обычно доставал для себя на мои деньги. Мы много рассуждали о литературе и схожести нас с главными романтическими образами классической литературы.  Вскоре мне пришла в голову мысль основать шуточный орден, где члены ордена должны собираться каждую неделю, один раз в месяц курить марихуану, два раза в месяц пить вино и вечно обожать классику. Так родился наш клуб любителей классической литературы – мы называли его просто "клуб".

   Мы с Сашей стали встречаться чаще, и я окончательно перестал думать о Жанне. Она порой звонила, плакала, а я приезжал и успокаивал ее, понимая, что не могу дать ей любви.

   У Саши была очень изящная речь. Он привлек меня своей физической красотой. Что-то особое было в его облике. Я все чаще позволял себе незначительные подарки или знаки внимания, горячо просил его принимать их, объяснял свой интерес и покровительствовал ему почти во всем. Он стеснялся своей бедности, но я старался быть терпимым к его комплексам.  Я узнал, что он четвертый из шести детей, у них совсем немного денег. Лихие девяностые разорили и уничтожили немало семей. Я уже очень хорошо понимал экономическую ситуацию в стране, но именно на примере Саши, и на твоем впоследствии, я видел, как беспощадна политика. Я тогда был слеп и не понимал, как вы оба переживали эти тяжелые моменты, как росли на них, обрастали силой. Моя сила закалялась не на тех наковальнях, я был далек от понимания вашей реальности.

   Мы с Сашей вскоре стали неразлучны. Я водил его по магазинам, убеждал, что очень хочу делать ему подарки, убеждал, что его красоту необходимо подчеркивать, все чаще баловал. Он поначалу обижался, но я был так искренен и так горяч, что он уступал. Однажды я узнал, что из-за нехватки денег он ходит в университет пешком. Я выучил его расписание и подстроил так, словно выезжал учиться одновременно вместе с ним, поначалу просто предлагая довезти, а впоследствии уже нагло подъезжая за ним к дому. Чтобы он не мерз верхом, я купил кожаный костюм мотоциклиста и подарил ему. Я хотел сделать этот подарок особенным, хотел сделать его шагом к сближению, потому что к этому моменту Сашин женский гений – я не ошибся в слове – именно его женский гений вовсю властвовал надо мной.