Ее подругу звали Анжела. Она была высокой, загорелой брюнеткой с большими губами. Вот, пожалуй, все, на чем остановился тогда мой взгляд. А еще она смеялась над моими шутками и в паре «я – сестра», я однозначно лидировал в погоне за ее вниманием.

   Анжела быстро дала мне знать, чего хочет. Так случалось, живя по соседству со мной, в моей половине квартиры, она проходила мимо приоткрытой двери моей комнаты в общую для нас двоих ванную в расстегнутом халате; невзначай, за завтраком, прикасалась к моему локтю или запястью, когда тянулась за бутербродом, – и я подумывал уже, что не стоит заставлять женщину ждать. Тем паче, что мое мужское естество откликалось на ее сигналы, слышало песню ее тела, и я хотел эксперимента.

   Однажды моя сестра уехала с матерью в Казань. Я был свободен в дни летних каникул, писал поэму, а потому, увлекшись этим занятием, на короткое время даже позабыл про Нила.

    Анжела просыпалась поздно, около 11-ти часов. Я сочинял на балконе, когда мое внимание привлекла ее фигура в проеме двери. Она стояла в своем халатике, сонная, спрашивая меня о чистых полотенцах.

   Я принес ей полотенце прямо в ванную. Она в нерешительности стояла посередине, ожидая моего ухода, но я решил остаться и предпринять попытку.

– Чего-то ждешь? – спросила она, и я кивнул.

– Да, Анжела, я жду, когда ты разденешься, – ответил я. – Не делай нарочно удивленный взгляд! Я не слепой и намёки твои понял».

 Она улыбнулась и нерешительно подошла ко мне. Расстегнула мою рубашку, прикоснулась к моей груди и провела по ней руками. Я почувствовал, как внезапный взрыв накатил вниз, резко наполнив кровью низ живота.  У меня не было практики, зато присутствовало теоретическое понимание процесса. Нимало не смущаясь, я послушно позволил ей снять с меня рубашку и сделал то же самое с ее халатом. Она прижалась ко мне своей грудью, и я почувствовал новый, доселе не испытываемый толчок мужских сил. Вне всякого сомнения, я мастурбировал до этого, но, стоя перед ней в ванной, я предвкушал совершенно иные ощущения. Именно они и увлекли нас обоих в мою комнату, где я, уложив покорно сдавшуюся мне Анжелу на кровать, наспех освобождаясь от брюк, уже ощущая охватившую меня дрожь возбуждения, впервые в жизни я обнаружил то самое свойство, о котором ты мне говорила – мой разум застлала пелена безумия. Правда тогда она была еще не наркотиком, не повелевающей силой, а лишь легким помутнением сознания. Я наконец-то поцеловал Анжелу в ее большие губы, а она раскрыла мне свои объятья. Природа сильна, и я без труда определился, где мне надлежит быть моей нижней частью. Анжела вскрикнула, когда я начал двигаться. Меня полностью захватил новый процесс, и вскоре она, закинув на меня свои ноги, обхватив руками, что-то шептала мне на ухо, а я, теряясь в глубине своих ощущений, только крепче впивался в ее губы своими и порой останавливался отдышаться, отдавшись ласке ее груди. Через некоторое время "танцев в постели" я почувствовал приближение моего первого оргазма с женщиной и вовремя остановился, спросив ее о контрацепции и необходимости соблюдать профилактику. Она сообщила, что заканчивать в нее нельзя, и мне пришлось уйти в ванную, прервав процесс на передышку и поиск презерватива. Я собирался принять душ и вернуться к ней, но она пришла ко мне сама, предложив не останавливаться на начатом и пойти до конца. Попросила меня позволить ей сделать, что она хочет и встала на колени. Конечно! Я улыбнулся и согласился с предложенным. Через некоторое время она поднялась, а я, обхватив ее за бедра, поднял вверх, и мы снова занялись сексом. Мне показалось, это было долго, потому что я успел устать, сдерживаться стало почти невозможно. Еще какое-то время я двигался, вслушиваясь в ее прерывистое дыхание, шепот ее слов, но вскоре почувствовал первый толчок моей "сейсмической активности". В момент оргазма мое тело, сжавшись как пружина, ударило ее бедрами, дрогнуло в судорогах выброса энергии, и я понял, что отныне мне не вернуться назад, в старые скромные ощущения, потому что я только что открыл для себя чувственность нового уровня, и она уже стала мне очень нужна.

   Лежа после душа в моей постели, Анжела говорила мне что-то странное, невообразимо глупое, но я почти не слушал её. Я думал о том, что никогда не ставил себе примера или образа, как это случится, и кем будет этот человек. Мысленно посмеялся над тем, что оказался в постели с не самой образованной подругой моей отвратительной сестры, которую совсем не любил.

   Вечером, за совместным семейным ужином, меня ждала стандартная сцена типичного фильма, где после секса, тайные любовники кладут друг другу руки на колени под столом. Анжела, сидя рядом, то и дело клала свою руку мне между ног. Я улыбался, в душе порицал себя за выбор партнерши, и как ни в чем не бывало, продолжал есть.

   Ночью я закончил поэму и решил, что могу наведаться к Анжеле, с предложением продолжить эксперименты. Она была не против, словно ждала, и всю ночь мы колыхали жаркий воздух июня, тяжело дышали, не издавая ни звука. Под утро она учила меня различным премудростям.

   Она уехала через неделю. Я не испытал ни малейшего эмоционального сдвига, разумом понимая цену нашим отношениям. Перед отъездом она была напряжена, расстроена и просила меня приехать в Екатеринбург, проведать ее. Я отказался, объяснив это тем, что она погрузится в излишнюю ко мне привязанность, что затем повлечет печаль. Она заплакала и ушла, хлопнув дверью. Я ошибся – она уже привязалась ко мне. Это слегка расстроило меня, но я понимал, что не желал продолжения нашей связи. В юности я был почти равнодушен к чужим бедам.

   Я вспомнил про Шатова, которого нещадно, уже вторую неделю, заставлял ждать моего звонка или визита. Я пригласил его в рейд, и мы, оседлав наших монстров, рванули на Губаху. Там собиралась гей-тусовка Нила.

   Нил обещал мне не пить водку, и я старался удерживать его от импульсных шагов. Он спросил меня, где я пропадал, и я рассказал все, включая поэму и Анжелу. Я бы смолчал, знай я, что за собой повлечет эта история.  Нил мрачнел, лицо его конвульсивно дергалось, потом он вскочил и ушел. Вернулся со стаканом водки и тут же, глядя мне в глаза, выпил ее. Я словесно укорил его за такой шаг и попробовал забрать спиртное, но он оттолкнул меня и ударил в грудь. Я был ошеломлен и потребовал объяснений.

– Ты идиот, Раскольников, ты идиот! – Крикнул он. – Вот, значит, как ты проницателен и умен!? Дурак ты!

   Нил впервые в жизни кричал на меня, я растерялся и не знал, что делать. Я постарался успокоить его схватил за плечи, удерживая его от порывистых движений.  Он ударил меня еще раз, – губы его дрожали, лицо передернула судорога, он сказал:

– Владик, я в тебя влюбился, я тебя люблю. Ты же видишь, я люблю парней. И я все это время люблю тебя, а ты идиот! Он выпил оставшуюся водку и сел прямо на землю.

   Я подумал немного, затем сел рядом с другом.

– Нил, я замечал, но не верил себе. Ты не мог не понимать, что я далек от любви. Я не хотел ее между нами. Ты мне побратим, лучший друг. Ты отчасти даже мой воспитатель и лучший в мире пример. Но не любовник. Ты им не станешь. Не стоит обманывать себя.

   Нил всплакнул, потом ушел. Я на некоторое время потерял его из вида, но вскоре обнаружил пьющим с ребятами у костра.

– Друг, прекрати пить!  – Я вынул из его рук стопку и насильно увел в один из домиков базы отдыха. Там я заставил его принять душ и лечь в постель.  Забавно. Места не хватало, и мы должны были делить с ним одну постель на двоих. Теперь же я не собирался в нее ложиться. Что было ранее возможно, теперь очень смущало.  Нил спьяну снова плакал, попросил меня побыть с ним. Он долго говорил мне о своих чувствах, а потом уснул.

   Я вышел на свежий воздух. Мне захотелось выпить, чтобы стряхнуть с себя вспыхнувшие внутри переживания. Я не хотел терять друга, и, однозначно, не испытывал к Шатову ровно никаких любовных чувств. Он был мне другом. Мое естество не отрицало гомосексуальной любви. Но то должна была быть любовь.