– На то они и нормы и законы, чтобы все им следовали. Не все же как мы. Люди разные. Поэтому, чтобы их держать в разуме, следует выстроить порядок. Порядок на их языке… И на то время, на те века это было по плану. Нельзя было открывать всё. Но я рад, что вы всё же оправдали мои… – Скачок напряжения и моргание света прервали быстро объяснения профессора.
В этот момент официант вырос как из-под земли:
– Уважаемые гости, для вас чай с облепихой и без сахара!
– А как же ГОСТы? – Ия, открыв рот, уже растерянно смотрела на профессора.
Перед ними стоял официант той же внешности, но с совершенно другим нутром. Улыбающийся и с именем на бедже: «Безмуд». Он предупредительно поставил ещё одну чашку для профессора и галантно налил и ему облепихового чая.
– Чаю облепихового я с вами выпью, Ия, – сказал профессор. И после, обращаясь к официанту, решительно попросил: – Но рыбу принесите мне вот эту, радужную. А даме…
– А дама закажет разные вареники, тоже радужные. – Быстро, спеша завершить заказ, Ия обратилась к официанту: – Сможете для гостей ГОСТы изменить или поправить?
– В виде исключения, но оплата по ГОСТам всё же. Вернее, по тарифу. – Продолжая проявлять галантность, Безмуд убрал со стола меню и белоснежный чайный набор с печатью на подносе: «Сделано в СССР, ГОСТ №9669».
Ненадолго прервав беседу, профессор и Ия, отклоняясь от стола, позволили Безмуду убрать со стола, а заодно заметили и оценили интерьер вареничной со всеми принадлежностями советской и досоветской эпохи: от самоваров и гармошек, висящих на стенах, до трюмо и советских телефонов на полках шкафов с подборками книг, составляющих непременный атрибут советской интеллигенции. Всплыли воспоминания из советской жизни вечно работающих женщин и спешащих куда-то мужчин. Потом замелькали очереди, пробки, почему-то широкие и открытые коляски с макулатурой и бутылками и везде газеты: в туалетах и за портретами, в оконных рамах и под ножками трюмо для удержания равновесия… Газеты были и здесь, и тоже в руках стариков, заполняющих вдруг к девяти часам вечера лучшие забронированные места вареничной вперемежку со случайно залетевшей сюда шумящей молодёжью…
Ия, ещё находясь под грузом советской эпохи и пребывая в образе женщины трудящейся, быстро выпалила:
– И счёт тогда, и счёт за мной. – Она радостно взглянула на профессора и, гордясь собой, выпрямившись, величественно объявила: – Дорогой профессор, пожалуйста, разрешите мне оплатить наш заказ!
– Ия, выдохните. Мужской и женский род ещё никто не отменял. Не отвергайте свою же природу. Будете выходить из себя, не решите главного. И не теряйте время, доставайте ваши бумаги, они уже все измялись от ваших колебаний.
Пока готовят рыбу, давайте воспользуемся пространством и на миг окутаем себя тишиной, отдалимся от вдруг возникшей вокруг нас публики и приступим к делу.
Девушка узнала вновь доброго старого профессора, всегда понимающего, чего хочет Ия. Но она по-прежнему была обескуражена и никак не могла привыкнуть, что на свете есть ещё один такой же, как и она, человек – умеющий видеть. Восхищаясь телепатическим способностям и прямотой профессора, она без слов достала все свои расчёты.
– Вот это антигравитационная платформа. – Побелев от холода, Ия сделала глубокий вдох.
– Всё же узнали и нашли мои книги, и даже под псевдонимом?! – Профессор, быстро разворачивая чертежи Ии, изучал расчёты, параллельно комментируя увиденное и улыбаясь.
– Как же не узнать! Вы единственный тогда на встрече поддержали энтомолога Виктора Гребенникова, в то время как все его друзья-физики опровергли его открытие и даже изобретение.
– Откуда вы знаете, что опровергли? – Не поднимая головы и не отрывая глаз от чертежей, профессор делал какие-то пометки в своем блокноте.
– Но во всяком случае, писали, что не признали его, – отвечала Ия, каменея от страха.
– Разные вариации моделей антигравитационных платформ сегодня уже созданы. И продолжаются эксперименты. Но объявлять об этом даже сейчас, в двадцать первом веке, ещё рано. И тогда, и сейчас – не время.
– Поэтому вы так критиковали меня?
– Не вас. Хотя и вас тоже. Реализуйте свою женскую сущность и предназначение сперва, а потом уже миссию сверхчеловека выполняйте. А то вы сейчас – оно.
– Что? О…ОН?
– Мне нравится ваш юмор, но, кажется, нам уже несут радужную рыбу и ваши цветные вареники.
– О, действительно цветные. – Ия, поправив волосы, с интересом посмотрела на поднос, только что доставленный Безмудом к столу.
– Полезные, наверно? Зеленые – это шпинат, а красные? С чем же они? – Профессор с любопытством рассматривал заказ Ии.
– М-м-м, амарант или буряк. Как интересно. – Ия нетерпеливо принялась пробовать блюдо.
– Интересно, что вы настоящая русская.
– Почему это? – Ия прекратила поглощать пищу.
– Да только истинный русский сегодня свеклу назовёт буряком.
– Думаете, из-за солидарности? – Ия, ловко скрывая свое мнение, ответила на вопрос о политике тем же вопросом.
– Не знаю. Знаю только, что всё движется и перемешивается, как в вашей тарелке с цветными варениками и пельменями. Что скажете о Москве сегодня? Сколько вы уже за океаном живёте?
– За одиннадцать лет Москва превратилась в мою тарелку с цветными варениками. С виду всё гладенько и чистенько, а внутри… А внутри там много красок и ещё какие-то элементы непонятные… – Ия, не поднимая головы, поглощала вареники с аппетитом гурмана.
– Это лук, жаренный с укропом и еще чем-то…
– Да, многовато специй получилось в одной тарелке.
– Чтобы нос по ветру держали и на ходу не засыпали…
– Мы отвлеклись от главного, – жуя, пробормотала Ия.
– И что вы думаете, Ия, они примут идею летать?
– Мне кажется, если им дать команду летать – они-то и полетят.
– Ах! Да, точно, вы правы, Ия, без лишних мыслей и полетят.
– А вот с теми, кто всё ещё думает и боится, – Ия отвлеклась от еды и увлеченно продолжила забрасывать вопросами профессора, – с теми, кто полон страхов, комплексов, установок, норм, кто прошел сильнейшую обработку социализацией в детских садах, школах, университетах, на заводах и в министерствах, – с ними что делать, профессор?
– Со всеми, кто создан по ГОСТу?
Официант опять появился как из-под земли:
– Наши гости довольны? – немного наклонившись, спросил он, улыбаясь.
– Да, готовы вскоре будем благодарить и удалимся, – без пауз проговорил профессор. Он не спеша продолжил разделывать рыбу и, не поднимая головы, лёгким движением плеча энергетически отсек официанта.
Ия, выбирая цвета вареников и уже серьёзно и сосредоточенно готовясь к завершению разговора, так же отправила официанта:
– Позовём, когда что-то нужно будет.
– Что же с вами произошло? Где же вы потерялись? – Профессор сделал паузу в работе над рыбой и взглянул Ие в глаза.
– Во сне, профессор.
– А если серьёзно?
– Точнее, в снах.
– Так, травка – это хорошо, – вытягивая розмарин из брюха рыбы, бросил реплику профессор. – Вы стали истинной канадкой? Но себя же не потеряли! Я знаю, что нет!
– Вы когда-нибудь летали в снах? Помните? – продолжала допытываться Ия.
– Да, в детстве, наверное, летал.
– Нет, по-настоящему.
– В снах – и по-настоящему? Вы что, пьете или курите? Или сегодня расслабляетесь?
– Я вполне серьёзно, профессор. Я летаю. Понимаете? Летаю во сне по-настоящему. Это неописуемое ощущение свободы и жизни. Полной жизни. Полноценной жизни!
– Так. Хорошо. Без ГОСТов?
– Почти.
– Значит, свободна в семье и вне общества. Как же так удалось: в лесу? на природе? Удалось сбежать… от социализации?
– Удалось к себе прибежать. Я бы лучше так сказала.