– Распоряжение Мага, – проблеял он, и нижняя губа его задрожала. Шпигель как в любой стрессовой ситуации уткнулся в книжку. Ей оказалось ерундовое пособие для первогодок, но профессор старательно читал.

– Я отказываюсь.

– Маг не позволяет обсуждать своё решение. Работа начата и должна быть доделана. Вы отправитесь на выездную практику со старшим курсом. Маг упоминал, что вы серьёзно критиковали стандартную систему практической отработки. Сейчас, когда вам предоставляют организовать её, разве честно отказываться? Со стороны легко критиковать, – горько добавил ошеломлённый излучаемой Алцестом ненавистью ректор. Шпигель дочитал пособие до третьей главы.

Алцест испытывал не меньшую горечь. Маг загнал его в очередные силки. Всегда говорил, что практика фуфло, и вот, пожалуйста – на, сделай правильно!

Мужчина шумно задышал от дикого раздражения. Выставил в ректора угрожающий палец, собираясь сказать очень грубо, что он об этом думает… и исчез под шкафом. Профессора застыли. Застыли едва-едва задевшие шкаф студенты.

Пришлось проявиться, так как окружающие намеревались и дальше упускать время. Шкаф был тут же поднят, пришибленный Алцест отодран от пола, проверен на переломы, обтёрт водой… но не приведён в чувство. Пришлось нести домой. Пострадавший был разбит, чудом не раздавлен.

Через какое-то время тишину сумрачной комнаты потревожил бессознательный скулёж. Я засомневалась, что поступила правильно. В том здании наверняка кто-то учил лечить…

Маг явился на мысленный призыв. Зажёгся свет. Я сидела на табуретке и нервно дышала – такая вот помощница, пока он водил ладонями над телом, будто оглаживая ауру.

– Прости, что отвлекла, – прошамкала я бесчувственными губами.

Виска коснулись чуть тёплые губы, рука огладила по волосам. Замерли в обнимку вдвоём у постели проклятого. Глаза Алцеста закатились, обнажая белки, рот чуть приоткрылся. Нижняя часть лица оказалась ободрана сильнее, глубоченные ссадины застыли коркой цвета засохшей курицы. Зубы брат выправил.

– Кто-то ещё пострадал? – опомнилась я.

– Нет.

– Я про…

– Я понял. Новых жертв не было.

– Ну давай! – насмехался отравленный обезболивающим Алцест.

Он утверждал, что ничего особенного не чувствует, но реакция говорила за себя. Голос его взлетал куда-то в нелогичных местах, приходилось следить за собой, чтобы не вздрогнуть, смеялся он дольше, чем того заслуживали слова, и на самом деле впервые на моей памяти затруднялся занять Мага беседой. Зелье затуманило сознание, сам проклятый не знал, что принял особую микстуру, а мы изо всех сил поддерживали видимость того, что всё по-обычному. По крайней мере, никто больше этого не видел…

Маг, неподвижно положив на старый стол руку, грел в другой высокий бокал. Взгляд опаловых глаз наводил на неприятные мысли о питоне. Алцест подначивал меня, терзая даже в таком ослабленном состоянии. У меня как раз-таки имелся вопрос, искренний и сложный – неподходящий для фарса ситуации, в которой такого человека как Алцест приходилось убеждать в его интеллектуальном соответствии, в хрустальной прозрачности его разума – единственном, что оставалось при нём, даже когда остальное выходило из строя…

Я старалась не плакать. Алцест не сможет ответить и поймёт, что не в порядке. И будет сомневаться в себе и впредь. Далось ему добиваться от меня участия в их разговоре! Маг сыграл бы эту партию, как шахматист, сводя её к ничьей…

– Перед сильным магом, – копая себе яму, начинаю я, – двое покалечившихся. Маг может помочь обоим, но помогает только одному. Почему?

Один смотрит на меня через стол, другой со впалой тахты. Я долго подбирала слова, но теперь они, конечно, все разлетелись, пропали и канули. Я хаотично припоминала, что ещё должна была сказать и не сказала, не стоит ли чего прибавить, но в итоге оставила паузу висеть, отказавшись дополнять и лишь выровняв лицо в самоуверенный ожидающий кирпич.

Этот вопрос мучил меня, зомбировал, не позволяя ничего другого сказать. Пока он крутился с башке, я ни на что другое не была способна.

– Травмы равноценные? – задал существенный вопрос Алцест.

Я с облегчением заговорила:

– Нет. У одного серьёзные ожоги в результате нападения, другой сорвался с высоты, сильно рассёкся.

– «Сильный маг» увидел их одновременно?

– Нет. Обгоревшего на несколько дней раньше.

– Тебе достаточно информации для ответа? – ухмыльнулся Алцест, глядя на Мага.

Я отвернулась, чтобы не видеть небрежной ухмылки. Он не понимал, что это больно. Возможно, начнёт задавать себе вопросы завтра…

– У меня много ответов и один вопрос, – глубоким голосом ответил Тимур, не меняясь в лице. – Кому я не помог, Васса?

Если бы моё благословение изгнало проклятие Алцеста, я бы незамедлительно благословила его за своевременное выключение. Комнатка была маленькой, когда в ней что-то с кем-то случалось, это сложно было не заметить. Мы нависли над Алцестом, готовясь реанимировать, но брат определил, что его приятель неконтролируемо заснул, будто по щелчку тумблера. Вернее всего, сработало подсунутое зелье.

На моих плечах сжались руки. Маг усадил меня в изножье и смотрел мне в глаза снизу вверх, встав на колено на оттёртый, в изъеденной краске пол.

– Одного уже лечили, другого – нет. Одного могли лечить другие, другого нет. Один был маг, другой нет. У меня много ответов, Васса. Я редко лечу. Я должен этого избегать, чтобы не оказаться втянутым в бесконечную конфронтацию с законами природы. Люди ранятся, болеют, умирают. То, что я могу, не значит, что должен, обязан, и что это правильно.

Он говорил приглушённым твёрдым голосом, заглядывая в глаза из-под изломленных чёрных бровей. Ладони сползли с плеч на запястья и убеждающе согревали, чуть потряхивая в соответствующих эмоциональных частях высказывания.

– Это было у тебя в голове, когда ты пошла с Венькой в Чертоги, – он поджал челюсть, подавил злость, и, выронив мои запястья, выпрямился.

Наверное, надо было пойти за ним.

– Чё-то я… – прошамкал Алцест, с чмоканьем дегустируя слюну во рту, не успев открыть глаза. – Подпоили!

Он резко сел. Не было другого выхода, кроме как кинуться и остановить, но Алцест не дался. Корка на подбородке потемнела, лицо всё корчилось от боли, но на ноги он встал уверенно. Вышел на улицу в одеяле на худых бёдрах и с недвусмысленным звуком вытошнил содержимое желудка с крылечка. Назад ноги вели его петляющей дорожкой, плечи трясла дрожь, а серые глаза блестели злобно.

– Что ты там вчера… – давясь выбил из себя Алцест, пытаясь закутаться в одеяло кругом, а лучше два раза. – Рассказывала, что Он меня вылечил… Он только меня лечит! Никто больше не станет. Даже если я буду вырываться, всё равно вылечит! Даже подпоит дрянью, которую я требовал держать от меня подальше! Никаких зелий, мать твою, кроме съестных… Он мне в глаза смотрел и всё равно куда-то подсунул…

Последовало несколько злых беспомощных ругательств. Я решила их проигнорировать, засунув в судорожно сжатые на груди руки пластиковую бутылку с горячей водой, а когда она была принята, подложив ещё газеты.

– Чего это? – ленился читать Алцест. Глаза его были открыты лишь на эпилептическую треть.

– Пишут гадости про Веньку.

– И что я могу сделать? Исправить орфографические ошибки и написать жалобу?

– Сомневаюсь, что они есть.

– Тогда пунктуация, – маг прижался небритой щекой к высунутому боку бутылки. – Всегда можно придраться… Чего это? Чтоб я из твоих рук пил? После вчерашнего?

Себе дороже спорить. Легче выпить кофе самой. Только перелью в больший стакан и залью ударной дозой сливок.

– Ты что, пьёшь мой кофе?

– Ты всё ещё не убрала газеты.

Выпростав одну руку ради чашки, Алцест соизволил открыть один глаз и заметить, что я продолжаю стоять над ним с крупноформатными местными изданиями. Паршивец молчал, даже из вежливости рта не раскрыл.