Мария Шипулина
Авдотья. Кура-космонавт из поселка Гагарино
-1-
Авдотья, полуторогодовалая курица из славного поселка Гагарино, еще с цыплячьих лет знала о высоком предназначении своей птичьей персоны.
– О-о… Она прославит нашу семью… – повторял Петух семейства, не вдаваясь в подробности, пока упитанные бёдрышки куры-крохотульки раздавались в ширь. И Авдотья, обладая незаурядным интеллектом, как, впрочем, и другие деревенские создания, интерпретировала полученные ЦУ по-своему.
На этом моменте, конечно, необходимо сразу предупредить растерянного читателя, что большинство из описанных нами героев сельскохозяйственного труда, отлично понимают и его конечную цель, и ту высокую цену, которую по итогу всем придется заплатить. Хотя среди них встречаются и те, кто предпочитает проживать отведенную им Dolce Vita, как можно дольше в блаженном неведении. А значит, и нам с вами не стоит углубляться в столь тонкие вопросы бытия, позволяя всему, что однажды появилось на свет из рук Бабдуси, в этих же самых заботливых руках, его в свое время и покинуть.
Что же касается Авдотьи, то она не относилась ни к первым, ни ко вторым, а как и все эмансипированные барышни, сама творила свою распрекрасную судьбу. И, наверное, так никогда бы и не продвинулась дальше реактивного несения яиц (ведь как когда-то тонко подметила Тетя Фрося в разговоре с подружкой Гуской: «Я – несушка. Ты – подушка. Выпьем, Гага… Где же кружка?!») Для Авдотьи судьба несушки-спортсменки, как, впрочем, и уважаемой матушки-наседки, не была ни ожидаема, ни вожделенна.
Так что она, гонимая часто повторяемыми словами достопочтенного Петуха, в один прекрасный день просто стала на новый, не побоюсь этого слова, профессиональный путь.
Авдотья – решила стать космонавтом!
-2-
– Почему именно космонавтом? – Спросите вы.
– Почему, собственно, нет?! – Отвечу вам я.
– Ко-ко-ко, – вмешается Авдотья и будет совершенно права. Ведь мечты о космосе зародились в ее крохотнокурой головке не вчера. И даже не позавчера. А в тот роковой день, когда она вместе со своими пернатыми подружками смотрела телевизор в окне изрядно прикорнувшего Федота.
Но обо всем по порядку.
Начать следовало бы с того, что куры, как и все прочие обитатели славного поселка Гагарино, прекрасно ориентировались в космических вопросах и не придавали одноименной «Одиссее» какого-либо особого значения. Ну летал Гагарин, и летал. Он, конечно, первый. Но, не он последний. А посему, сидя в вышеупомянутый день на заборе, Авдотья клевала носом и не особо вслушалась в то, что происходило на подрагивающем экране. Погода выдалась жаркой, и сухой горячий воздух нагревал коричневые пёрышки, точно янтарные доспехи, которые вопреки законам физики готовы были вновь обратиться в горящую смолу. И вдруг…
– Едрит-мадрит! Кажется, я опять перегрелась. Ты гляди!
Авдотья почувствовала, как Машка проворно пихнула ее крылом в бок.
– Чего?
Она нехотя открыла один глаз и уставилась им на подружку.
– Та ты не на меня, ты туда! Туда гляди!
И она махнула крылом в сторону нетрезвого Федота. Нехотя Авдотья открыла второй глаз и уставилась в окно. Внимание ее привлек не Федот, а телевизор. Точнее, та самая передача, то ли о космосе, то ли о космонавтах, то ли еще о чем-то, что мерно убаюкивало их пернатую компанию на протяжении последних тридцати минут. Теперь же она глядела, приоткрыв клюв и не верила тому, что видит. Это была документальная съемка Белки и Стрелки недавно вернувшихся с космической орбиты.
– Нормально. Нормально. Полет прошел нормально, – повторяла собранная Белка, пока расслабленная Стрелка, широко улыбаясь вывалила язык. Потом ведущий перешел на Терешкову, и Авдотья перестала его слушать.
Повторяя про себя как зачарованная: «Нормально. Нормально. Полет прошел нормально…» она спрыгнула с забора и побрела домой вдоль тенистых улиц, густо засаженных акациями. Ей сложно было поверить в то, что такие, на ее взгляд не шибко умные существа как собаки, могут летать в космос. Да еще и отвечать на вопросы журналистов.
– Нормально… – протянула она и запрокинула головку вверх. Солнце светило так ярко, что ничего разобрать в небе было нельзя, но Авдотья знала, что за ним спрятаны звезды, а теперь, оказывается, еще и собаки.
– Полет прошел… – начала было она снова, но с сомнением уставилась на их сторожевого пса и недоговорила. Не могла она согласиться с тем, что из всех существующих животных в космос летают именно собаки – настолько велика была между ними пропасть непонимания.
Авдотья еще с раннего цыплятства привыкла всюду бродить, все грести и обо всем иметь свое собственное мнение. Не зря же Бабдуся кормила своих курок исключительно пахучим одуваном?! А вот чем кормили Полкана, их породистую в девятом поколении овчарку, оставалось вопросом без ответа.
На этой мысли Авдотья поморщилась.
– Ты чаво встала-то? А? Ану тикай! Тикай отсюдава! А то щаз за жопку ухвачу! А-ха-ха-ха-ха… – Полкан залился своим привычным кашляющим смехом и Авдотья, неловко улыбаясь, всё так же задумчиво зашагала в противоположную сторону. Думала она по-прежнему о судьбе собачьей и поверить не могла: как так, один всю жизнь три метра мотает, а другой – в космос летает.
Очнулась кура только через три дома от монотонных перегавкиваний закадычных дружбанов Коляна и Серого. Словарный запас у них был еще более скудным, чем у вышеупомянутого Полкана. (Видимо варево Бабдуси все-таки имело свои неоспоримые плюсы).
– Колян! – зеленый забор ржаво скрипнул под нажимом светло-серой морды.
– Чё?
– Колян!
– Та чё?
– Та Колян!
– Та чё?
– Мурка…
– Де?
– Там!
– Чё?
– Колян!..
И так – до бесконечности. Ну, точнее, до сумерек. А потом… уже с легким шепотком:
– Колян!
– Чё?
– Та Колян!
– Та чё?
– Ну Колян!
– А?
– Ёж…
И другие деревенские собаки ничем от них не отличались. Даже клички у них передавались из поколения в поколение вместе с ржавой цепью. И тут вдруг на тебе:
– Полет… нормальный, – прошептала всё еще до конца несобранная кура и переведя взгляд со своих лап на возникшую перед ней стену, так и плюхнулась от неожиданности на нагретый солнцем песок. А потом, закрыв левым крылышком глаза – тяжело и прерывисто дышала, толи от увиденного, толи от пережитого. Но когда она наконец-то пришла в себя, выяснилось, что наваждение никуда-то и не делось, а напротив, – обернулась пресловутой явью.
На Доме культуры была нарисована кура-космонавт!
-3-
– Ничего себе! Значит все-таки бывает…
Авдотья столько раз пробегала мимо этого линялого панно, но ей и в голову не приходило хоть сколько-нибудь его внимательно разглядывать. А тут… на тебе!
– Теперь мне всё! Всё ясно! Теперь я всё знаю!
Чего она не знала, так это того, что эту фреску лет тридцать назад намалевал местный учитель изобразительного искусства: анималист по призванию, алкаш по долгу службы. И, как водится, в ответственный момент не рассчитал дозировку вдохновения, нарисовав космонавта с такою кривою рожей, что Глава лично грозился его поколотить, ежели не исправит на нечто «удобоваримое». Творец же, порой воспринимающий все сказанное ему буквально, исправил чудище на куру:
«Куда ж еще удобоваримее?!»
Так что, вдоволь наглядевшись и весело подпрыгнув, Авдотья быстро побежала обратно, чтобы как можно скорее рассказать скучавшей Машке об увиденном, услышанном, а главное – внезапно осознанном!
– Теперь ты поняла? Они всё это время знали! Знали и скрывали!
– Что?
– Правду! Правду о назначении отех гигантских фабрик!
– Фабрик?
– Ну птице! Птицефабрик! Ты чё, никогда о них не слыхала, что ли? Скажи еще, что по ящику рекламу дурацкую не видела, где огромная кура на шаре летит. Теперь понятно: и куда, и зачем.
