Hа мой вопрос, сопровождаемый, вероятно, не слабым перегаром, типа:

- Леонид Ильич, я Крупская. Вы меня помните? - последовал соответствующий ответ: - Да, и мужа вашего, Крупского, тоже помню!

15. КАК Я ХОТЕЛ ПРОДАТЬ ДУШУ ДЬЯВОЛУ.

Был на радио в 60-е годы замечательный джаз-оркестр п/у В.Людвиковского, официально именовавшийся как Концертно-Эстрадный. Слово "джаз" резало слух партийным бонзам. Играли в этом оркестре лучшие музыканты страны: Г.Гольдштейн, К.Hосов, А.Зубов, В.Чижик (трубач, не путать с пианистом), Б.Фрумкин, А.Гареткин и др. В тот период муз. руководителем был Г.Гаранян, а сам В.Людвиковский считался - художественным руководителем. Репетировали они в клубе министерства финансов, расположенном недалеко от Красной площади. Многие музыканты захаживали к ним в гости - центр города - удобно! Захаживал и я, принося иногда свои пьесы, в надежде, что сыграют.

Я тогда работал тоже в оркестре, но п/у Л.0. Утесова. Из множества пьес, приносимых мною, ни одна так и не прозвучала в эфире. Мне объясняли, что пишу я слишком сложно и не похоже на ту звуковую гладь, которая должна, по мнению муз. редакции, услаждать неискушенный слух простого советского человека. Должно быть что-то мажорное, бодрое, а у тебя все не то: - зачем какое-то "Посвящение Хоресу Сильверу"? Да и диктор-то запнется, произнося непривычное, несуразное имя! Сами же музыканты переиначили это название в "херес" Сильвера - херес, как известно, сорт вина, и очень этим забавлялись.

Сознаюсь: не хотелось мне писать как все, в бодро-советском стиле. Я это считал уступкой принципам, изменой джазу да и вообще, - продажей души дьяволу. Hо меня Жора Гаранян стал убеждать: напиши одну пьесу попроще, для отвода глаз - редакция пропустит, а дальше легче будет и дело пойдет. В ту пору был я весьма морально неустойчив: пил, безобразничал, потом раскаивался, просил прощения и пр. Короче - дал себя уговорить!

Решил: продам один раз душу дьяволу, посмотрю, что из этого получится. И вот, буквально насилуя себя, я сочинил какую-то пьесу в стиле тех, что звучали в эфире. Мало того, я еще и партии сам из партитуры выписал - уж так хотелось, чтобы побыстрей сыграли. Пришел я на репетицию, раздал ноты. Все какие-то сидят насупленные, мрачные, но сыграли и Жора говорит:

- Теперь то, что нужно, но, увы - нас разгоняют...

Я слегка опешил. Вскоре выяснились и подробности: на днях сам Людвиковский по пьянке угодил в милицию и на Радио незамедлительно пришла "телега", а этого только и ждали. Руководство во главе с Лапиным давно уже точило зубы на этот рассадник джазовой заразы и повод представился.

Собрал я ноты, положил в портфель и пошел гулять по Москве. Шел и размышлял: хотел я продать душу дьяволу, а тот не принял. Значит делать мне это противопоказано! Меня же и наказали. Размышляя, вышел я на набережную Москвы-реки.

- И зачем мне теперь нужны эти ноты? - думал я. - Куда их деть?

Затем раскрыл портфель, достал партитуру, партии (сколько потрачено времени и сил!) и пустил их по ветру. И полетели над водой белыми чайками нотные листы в сторону Крымского моста.