На самом деле это не так. Какой бы исключительной личностью ни был Зорге, в одиночку он не сделал бы и сотой доли того, что совершил для победы над фашизмом и милитаризмом.

Авторы в Советском Союзе и зависимых от него восточноевропейских государствах впадали в другую крайность. Они чересчур идеологизировали токийского резидента, изображали его эдаким «твердолобым» коммунистом-интернационалистом, поборником сверхпролетарской солидарности, без недостатков, ошибок, слабостей, сомнений, создав образ новоявленного святого-великомученика, в который ни один здравомыслящий человек не верит.

Как все это далеко от действительности! Конечно, Зорге был выдающейся личностью, наделенной исключительными качествами. Но он был и просто человеком, со свойственными обыкновенным людям слабостями и недостатками. Он, например, по свидетельству хорошо знавших его лиц, не прочь был выпить спиртного и себе в этом не отказывал. Он любил женщин, и у него их было много, как это кажется людям пуританского склада. Но факты есть факты: японская контрразведка зафиксировала, что Зорге за время пребывания в Японии – это восемь лет – встречался с тремя десятками представительниц прекрасного пола. Его за это осуждали. Я же убежден: он специально натягивал на себя личину донжуана, выпивохи, рубахи-парня, чтобы надежней прикрыть себя, чтобы как можно дольше выстоять в смертельной схватке с японскими контрразведчиками. Кто подумает, что человек таких «слабых качеств» может серьезно заниматься разведкой?

Зорге тоже ошибался и сомневался. И не один раз. Он исправил немало ошибок и преодолел много сомнений. Обо всем этом нужно знать, чтобы еще глубже понять величие его подвига.

Шпион, предающий Родину за деньги, является подонком и не заслуживает того, чтобы о нем говорили. Шпион же, собирающий в чужой стране сведения для своего правительства, патриот он или же искатель приключений, изображен в тысячах книг.

А вот шпион, действующий по своему внутреннему убеждению, руководствующийся собственной совестью, готовый пойти на смерть за идею, представляет собой феномен и заслуживает пристального внимания.

Одной из ключевых фигур этого удивительного явления следует считать доктора Рихарда Зорге. Но и он не исключение, а звено целой цепи, и, скорее всего, начальное. То, что произошло с ним, случилось позднее и с рядом других людей, среди которых можно назвать Тейлора Кента[3], Алджера Хисса[4], Нуна Мэя[5], Клауса Фукса[6], Бруно Понтекорво, Этель и Юлиуса Розенберг.

Деятельность их носила различный характер, основа же была общей. Они забыли значение слова «родина» и, оказавшись без отечества, почувствовали себя забытыми, непонятыми и отвергнутыми. Одни из них поверили в социалистические идеи и в схватке между Западом и Востоком встали на сторону Востока. Другие исходили из общечеловеческих идей и считали, что лучшим образом воплотят их в жизнь, если будут служить Советскому Союзу. Все это они совершали сознательно и абсолютно добровольно.

В немце Рихарде Зорге, который появился на свет четвертого октября 1895 года, нашли отражение все эти качества, являя собой классический пример того, на что способна решительная и самоотверженная личность.

– Вы можете списать Германию со счетов, – произнес мужчина.

При этом он попытался доверительно улыбнуться, что удалось ему с трудом. Тот, кто увидел бы его со стороны, не слыша сказанное им, мог бы полагать, что он сделал какое-то несущественное замечание.

– Ваша Германия находится в списке всемирной истории среди проигравших, – еще раз подчеркнул говоривший.

Он поковырял вилкой в своей тарелке и бросил взгляд на недопитую бутылку рома и пустой бокал, стоявший рядом.

Другой мужчина, сидевший за столом, взял бутылку и наполнил бокалы до краев. Приложив бокал к губам, он посмотрел на собеседника, который продолжал спокойно заниматься свиной ножкой. Затем осушил бокал жадными глотками.

– За труп, – с нажимом произнес он.

– Я знаю, – сказал мужчина, уделявший, казалось, все свое внимание еде, – что вы мне не верите. Вы просто не хотите мне верить. Вы излишне сентиментальный парень, Зорге.

Мужчина, названный Зорге, ничего не ответил, дав понять, что не считает необходимым отвечать на сказанное. Затем допил содержимое бутылки. Действие алкоголя на него было совершенно незаметно.

Его собеседник продолжал не торопясь заниматься едой. Потом закурил, положив коробок спичек на стол. Зорге взял его и стал вертеть в пальцах. Затем тоже закурил и сунул как бы невзначай коробок в свой карман.

– Токио не столь далек от Берлина, как это кажется по карте.

– Как бы то ни было, а мы мировая держава, – усмехнувшись, ответил Зорге и, подозвав хозяина, заказал еще бутылку рома.

– Коли он пришелся вам по вкусу, пожалуйста, – ответил хозяин, – сейчас принесу.

– Давай, давай, папа! – воскликнул Зорге голосом веселого гуляки, завсегдатая этого заведения.

Папа – владелец ресторана «Райнгольд» в Токио, известного немецкими блюдами и напитками: свиной ножкой с кислой капустой, берлинским светлым пивом с малиновым соком, сардельками и зайчатиной, – лично убрал лишнее со стола, протер его салфеткой и тут же принес новую бутылку рома, дружески подмигнув Зорге.

– Он принимает вас за приличного человека, Алекс, – произнес Зорге, наливая золотистый ром в бокалы.

Оба выпили молча.

Их столик занимал угол заведения и отделялся от общего зала деревянной перегородкой. В ресторане было еще мало посетителей. Около буфетной стойки сидела японская официантка, одетая по-немецки, перелистывая от скуки газету. Уличный шум слабо проникал в помещение.

– Нацисты не способны вести войну, – произнес Зорге. – Они просто спятят, если станут вынашивать эту мысль.

– Они уже спятили, – спокойно ответил Алекс, произнеся это как нечто само собою разумеющееся, подобно утверждению, что после дождя улицы обычно мокрые.

Зорге знал, что дискутировать с Алексом бесполезно. У того не было ни склонности к этому, ни времени. Он слыл опытным оперативником, к тому же человеком, не тратившим попусту время на обсуждение вопросов, которые были для него ясны и понятны.

– Что нового в Мюнхене? – спросил Зорге.

Под Мюнхеном подразумевалась Москва. Алекс работал там в Четвертом управлении Генерального штаба Красной Армии, куда можно было пройти, миновав дюжину дверей и двух часовых. Он выглядел как солидный служащий банка или государственного учреждения: грубые черты лица с добрыми светло-голубыми глазами моряка, совершившего не одно дальнее плавание.

– Никаких значительных новостей, – ответил мужчина, которого за рубежом друзья и сотрудники звали Алексом. В Красной Армии он занимал высокое положение, и его знал лично Сталин. – Следует, пожалуй, лишь упомянуть, что Вольфганг прекратил свою работу.

Зорге закурил, использовав, однако, другой коробок спичек, а не тот, что только что спрятал в карман. При этом он внимательно разглядывал свои руки, которые, казалось, немного подрагивали.

Алекс тоже посмотрел на его едва заметно дрожавшие руки и просто сказал:

– Вы слишком много пьете, Зорге.

– Это мое дело, – резко ответил тот. – Разве вы оцениваете мою работу по моему образу жизни?