Изменчивые времена и пространства Пермского края подчеркивают, что история, изложенная мной в этой книге, весьма специфична и зависит от множества обстоятельств. Как и большинство антропологов, я не утверждаю, что представленные мной результаты этнографического исследования следует рассматривать как частный случай некоего всеобщего опыта. Актуальность и, в широком смысле, значимость такого рода исследований заключается в их аналитической составляющей. В дополнение к теоретическим выводам о материальности нефти, о формах государств и корпораций, а также о культурном производстве, о чем было сказано выше, отдельные обстоятельства и непредсказуемые особенности пермской нефти проливают свет на некоторые важные вопросы советской и российской истории в целом. Например, нефть, обнаруженная в 1929 году в недрах Пермского края, была первой действительно советской нефтью. В отличие от нефтяных месторождений Баку и Грозного, разработанных еще в царской России и ставших советскими после революции, нефть Пермского края – с открытия месторождений в 1920-х годах до устойчивого спада добычи, начавшегося в 1970-х годах, – питала социалистическую политическую экономию. Таким образом, нет лучшего места, чем Пермский край, для изучения вопросов о том, насколько социалистической была советская нефтяная промышленность и в чем состоят ее сходства и различия с капиталистической нефтяной промышленностью того же периода.

По поводу исследования постсоветского периода мне часто говорили, что его лучше было бы провести в Западной или Восточной Сибири или на Крайнем Севере – в тех регионах, где добывается больше нефти и где нефтяных доходов больше, чем в Пермском крае, и потому их гораздо чаще включают в государственные стратегические расчеты и в расчеты российских и международных нефтяных компаний. Несомненно, во всех этих регионах есть масса материала для исследования (см., например, [Thompson 2009; Stammler 2005; Stammler 2011]), но неверно было бы полагать, что регионы с большим объемом нефтедобычи или регионы, почти исключительно зависящие от нефтяных доходов, обязательно являются лучшим местом для исследования нефти. Даже в самые прибыльные годы вклад компании «ЛУКОЙЛ-Пермь» в бюджет Пермского края не превышал 20–25 %, и эта доля была весьма немалой, но далеко не исключительной[30]. Именно потому, что «ЛУКОЙЛ-Пермь» не имеет ни в Перми, ни в Пермском крае такого влияния, каким «ЛУКОЙЛ» (и другие нефтяные компании) обладают в нефтедобывающих районах и областях Сибири, проблемы взаимосвязанности нефтяной промышленности с государственными органами и другими сегментами общества яснее всего видны как раз в Пермском крае.

Один из моих собеседников указал на это, тонко пошутив об отличиях Пермского края от Ханты-Мансийского автономного округа в Западной Сибири, где сосредоточено множество нефтедобывающих предприятий под управлением «ЛУКОЙЛа» и других компаний. Там, усмехнулся он, АО (автономный округ) на самом деле означает «акционерное общество». Целый регион страны по сути стал коммерческим предприятием – не то что густонаселенный Пермский край, где государственно-корпоративный сегмент нефтяного сектора был гораздо плотнее и сложнее. К примеру, именно в Пермском крае, а не в Ханты-Мансийском АО впервые под влиянием общественного мнения сформировались принципы и практика КСО «ЛУКОЙЛа». Уже позднее КСО взяли на вооружение в московском головном офисе и в других регионах, где работала компания. То, что в конце 1990-х и начале 2000-х годов пятая часть мероприятий всего «ЛУКОЙЛа» проводилась в Пермском крае, – еще одна причина считать этот регион идеальной площадкой для изучения процессов приватизации и слияния предприятий постсоветской нефтяной промышленности на региональном уровне. Так или иначе, этнографические данные, собранные в Пермском крае, применимы и за его пределами – не потому, что протекающие в нем процессы типичны, а потому, что в этом регионе несколько макропроцессов вместе дали особый набор результатов; сведения об этой конфигурации, а также ее анализ могут многое поведать нам об указанных выше макропроцессах.

В главе второй я познакомлю читателя с бывшим сотрудником Пермской товарной биржи, который помог мне разобраться во многих аспектах взаимодействия государства и бизнеса на территории Пермского края в начале постсоветской эпохи. Наша первая беседа началась с обычного предупреждения интервьюируемого, узнавшего, что его будут спрашивать в том числе о нефтяных сделках и товарообмене начала 1990-х годов: «Все это на уровне только слухов, домыслов и прочее. Документов там не найти. Все это не документируется». То же самое говорили некоторые мои ученые коллеги в Соединенных Штатах. Например, когда я описал эту часть плана своей работы опытному политологу, он попытался осторожно убедить меня, что такое исследование невозможно. Сделки были слишком непрозрачными, их ключевых игроков зачастую убивали, данные подчищали. Таковы были условия «дикого капитализма» 1990-х годов, и с этим мало что можно сделать – особенно, по его словам, в российских регионах. Думаю, я сумел узнать больше, чем он полагал возможным, и, что важнее, нашел способы для анализа и теоретической оценки формы и роли сложившейся в России нефтяной корпорации, не требующие точных данных о таинственных акционерах, количестве денег, проведенных через банковские счета на Кипре или в Швейцарии, или о том, как были или не были обмануты налоговые инспекторы.

Однако и мой собеседник с Пермской товарной биржи, и мой коллега-политолог были во многом правы, и я уверен, что многое осталось вне моего поля зрения. Ведь даже в гораздо более стабильных, чем в России 1990-х годов, условиях государства и нефтяные компании являются одними из самых закрытых в мире структур, и поэтому вопрос о «нефтяной туманности», как Коронил [Coronil 2011] охарактеризовал его в работе о политических интригах в Венесуэле, заслуживает особого внимания и как методологическая проблема, и как предмет анализа. Для начала стоит напомнить, что этнограф никогда не получает полного доступа к информации. Проведя целый год за сбором данных в очень гостеприимном маленьком селе – в обстановке, на первый взгляд, гораздо более удобной для исследователя, чем на крупном капиталистическом предприятии в секторе добывающей промышленности, – я могу сказать, что многие вещи остаются невысказанными, неизученными, скрытыми, неуместными для упоминания в разговоре с исследователем (или с кем угодно) не только в том случае, когда темой исследования является нефть[31]. То есть проблема не столько в степени приближения к воображаемому идеалу доступа к информации, сколько в том, соответствует ли собранный в ходе полевых работ материал тем вопросам и аргументам, что были поставлены и выдвинуты в ходе общего анализа.

Начало этому исследованию было положено благодаря предложению моего давнего друга из Пермского края, Олега Леонидовича Кутьева. Мы познакомились с Олегом Леонидовичем в конце 1990-х годов, когда он занимал пост главного специалиста Департамента культуры и искусства в администрации Пермского края. Проведенные им важные и обширные исследования по истории Пермского края, включая работы, касавшиеся старообрядческих сообществ, интересовавших меня в то время, сделали его незаменимым консультантом в работе над моей первой книгой. Когда я был в Перми летом 2004 года, Олег Леонидович удивил меня, сказав, что он сменил должность и теперь работает в компании «ЛУКОЙЛ-Пермь», где курирует гранты в рамках организованной компанией развивающейся программы по финансированию социальных и культурных проектов. Однажды летним вечером в одной из уличных пивных, которые в то время заполняли набережную Перми, Олег Леонидович сказал, что мне просто необходимо заняться проблемами нефти, общества и культуры, над которыми он работает, что эта работа стала одним из самых интересных дел, которыми он занимался, и что он каждый день видит Россию по-новому. Есть вещи, сказал он, о которых ни он сам, ни другие не могут рассказать мне и не расскажут, а во многое он и сам не посвящен, но его руководство, скорее всего, одобрит исследование инновационных социальных и культурных проектов компании. Он сказал, что я познакомлюсь со всеми важными людьми в Пермском крае, если уделю пристальное внимание происхождению, финансированию и реализации осуществляемых в течение года проектов компании «ЛУКОЙЛ-Пермь». Цикл этих процессов, пошутил он, почти не отличается от сельскохозяйственного цикла, к которому я привык в рамках уже проделанной мной полевой работы.