– Захир!

Очень громко.

Голос грубый, требовательный.

Захир испуганно шарахается от меня, но это мужской голос, не его жена. Взгляд хаотично бегает, он, оттолкнув меня в сторону, устремляется в зал. Я благодарна тому человеку, кто сейчас пришел, стало даже любопытно, кто это такой.

Но лучше бы тот человек совсем не появлялся в этом кафе и моей жизни.

Лучше бы мне тогда совсем не приходить на работу.

Но, у судьбы, видимо, свои планы.

Поправила футболку, завязала фартук, брезгливо стерла с шеи слюни Захира, сердце все еще надрывалось в бешеном ритме. Из зала слышались мужские голоса, играла музыка, снова несколько раз прозвенел колокольчик.

Выглянула, пытаясь найти того гостя, которого так испугался Захир, они были за крайним столиком в углу, смогла увидеть лишь широкие плечи и черную куртку.

– Ты снова стоишь и ничего не делаешь? Снова прохлаждаешься? Совсем стыд потеряла!

Испуганно отшатнулась в сторону, Фатима напугала до полусмерти, дернула меня за локоть, потащила на кухню.

– Отнеси заказ, а потом вернешься, только быстро, и отнесешь угощение для нашего дорого гостя, того, что сейчас с Захиром. Ты все поняла?

– Да поняла я, поняла.

Ну не совсем же я полоумная, чтоб перепутать, и не первый день работаю. Взяв поднос с первым заказом, понесла гостям, но как только переступила порог зала, чуть не споткнулась о кем-то оставленную на полу сумку. Кое-как удержала равновесие, но внутри все сжалось в комок и рухнуло в пятки.

– Ваш заказ.

– Аккуратней надо, девушка, так могли и разбиться, да еще с горячей едой.

– Все хорошо, спасибо. Ваши приборы, хлеб, если что-то будет нужно, зовите. Приятного аппетита.

Кажется, все слова говорила на автомате, чувствуя чей-то пристальный взгляд, который неприятно сверлил между лопаток. Это Захир, точно он. Господи, он никогда не отстанет от меня, сил уже нет выносить эти домогательства. Но главное, чтоб он сегодня выплатил денег, они очень нужны, вот край как.

– Чего так долго? Ходишь как черепаха, ничего не делая, бери и неси. Да аккуратно смотри.

На абсолютно новом золотистом подносе с красным орнаментом был коньяк, лимон, шоколад, кусок запеченной бараньей ноги, пирог с картофельно-мясной начинкой. Кто вообще будет пить спиртное в такую жару? Ну, кроме моего отца, тот пьет всегда и все.

Кое-как взяв тяжелый поднос, снова вышла в зал, делаю несколько быстрых шагов.

– Я все верну, до последнего рубля верну, вы ведь знаете, Хозяин, Захир очень вас уважает, вся моя семья каждый вечер, просит Аллаха о вашем здоровье и благополучии.

– Ты обманул меня, и я из-за этого приехал в эту дыру, чтоб провонять жиром в твоей забегаловке и слушать твое нытье.

Низкий мужской голос, в нем скопился гнев, я, на миг отвлекаясь услышанным, забыла, что совсем недавно чуть не упала споткнувшись.

Несколько секунд моей бесполезной жизни растянулись в бесконечность позора, стыда и дикого страха.

Я вместе со всем содержимым золоченого подноса падаю на пол, больно ударяясь локтями, графин с коньяком разбивается на мелкие осколки, мясо, лимон, шоколад, пирог – все разлетается в разные стороны. А у меня закладывает уши от звенящий тишины, и накатывает ужас от того, что меня ждет за случившееся.

Встаю на колени, начинаю все собирать с пола, не замечаю, как вновь текут слезы, в глазах пелена, слышу лишь крик на чужом языке, приправленный русским матом. А еще взгляды ненависти и презрения, словно к отребью, что недостойно даже собирать остатки еды.

– Ах ты сучка косорукая! Совсем слепая! Дрянь такая! Как тебя еще земля носит, сука паршивая.

Это за моей спиной причитает Фатима, Захир, прибавляя еще несколько бранных слов, подливает масло в огонь. Шмыгаю носом, зажмуриваюсь, а когда вновь открываю глаза и тянусь за осколком стекла, рука замирает, вижу начищенные до блеска туфли, сердце пропускает несколько ударов.

– Извините, я случайно, я сейчас все уберу, извините меня,– не слышу свой голос, в ушах звон.

Вытираю рукой слезы, стоя на коленях, смотрю наверх, это Захир, его туфли, его потное и жирное лицо, искаженное гримасой ненависти.

– Ты, сучка, все отработаешь, все, что разбила сейчас перед моим дорогим гостем.

Быстро смотрю в сторону, на сидящего вполоборота за столиком мужчину, но его силуэт расплывается, не могу разглядеть лица. Лишь чувствую, как он смотрит, и от этого внутри все сжимается, как перед прыжком с тарзанки.

– Простите меня… простите… я… я… сейчас все уберу.

– Пошла вон отсюда, шваль.

Захир цедит слова сквозь зубы, сжимаю в ладони осколок стекла, он обжигающей болью впивается в кожу, чувствую тепло растекающейся крови и горькую обиду. Меня не за что так оскорблять и унижать прилюдно, я не заслужила ни одного слова, да, виновата, что была невнимательна, но…

Мысли путаются, их перекрывает вспышка гнева, но, прикусив язык, сдерживаю себя, чтоб не ответить теми же словами. Мне нужны деньги, сегодня он заплатит за две недели, и я уйду, не могу больше выносить это. Я готова была терпеть вечно недовольную Фатиму, может, даже сальные взгляды Захира, но я ведь человек и хочу к себе отношения не как к скоту.

Из груди вырывается всхлип, не хочу показывать свою слабость, продолжаю собирать то, что осталось от угощения дорогому гостю.

А вот когда я наконец, подняв поднос, встаю на ноги, то еле держусь, потому что встречаю взгляд того мужчины.

Цепкий. Уничтожающий. Властный.

Серые глаза, красивый изгиб густых бровей, ухоженная щетина. Он лысый, очень крупный, широкоплечий, высокий. На нем майка, сверху тонкая черная кожанка, джинсы, крупные пальцы, он перебирает ими изумрудные четки. Фокусирую взгляд на них, чтоб устоять на месте.

– Проси прощения, сучка, у дорогого гостя за то, что ты испортила ему обед. Проси прощение у хозяина.

Захир снова оскорбляет, а я как покорная овца делаю это, но совсем не слышу своих слов, лишь шепчу, вяло шевеля губами.

– Не слышно! Ты что, совсем ума лишилась?

– Закрой рот, Захир!

Испуганно вздрагиваю от голоса, низкий тембр, в нем чувствуется власть.

– Я пришел не за тем в твою дыру, чтобы есть непонятно что. Я пришел тебе напомнить лично, кто здесь хозяин и кого ты посмел ослушаться и обмануть. Ты ведь понимаешь, о чем я?

– Да, Мурат Русланович, конечно, но это чистое недоразумение, я все верну, я очень уважаю господина Хасанова, это какая-то ошибка.

Стою, боюсь пошевелиться, кажется, что воздух стал густым, он пропитан желчью, ядом, а еще страхом. От Захира смердит, как от трупа, а этот Хасанов упивается этим унижением, как хозяин кафе недавно моим.

– Ошибка – это то, что ты решил действовать, забыв про правила, и кому здесь все подчиняется и принадлежит.

– Я помню, я никогда не забывал, это все не так, это Самир, это все он на меня клеветал, это его заправка, он там…

– Меня не волнует, кто и что, чтоб деньги были завтра. Я приеду лично.

Мурат Русланович говорит, а смотрит на меня. Хочется исчезнуть, испариться, а лучше отмотать время назад и опоздать на автобус. Взгляд нехороший, такие, как я, для него никто, пыль под ногами, отребье, которое не стоит взгляда. Мужчина также медленно перебирает крупными пальцами четки, на запястье блестят дорогие часы.

Очнулась лишь тогда, когда звякнул дверной колокольчик, по спине бежал ручьями холодный пот, быстро ушла, не обращая внимания на Захира, который вновь начал орать, не стесняясь других посетителей, словно их и нет.

С грохотом поставив поднос на кухне, побежала на задний двор. Истерика накрывала снова, в груди не хватало воздуха, прошла несколько шагов, прислонилась к прохладной стене, подняла голову. У огромного черного внедорожника у парковки кафе стоял тот мужчина, он разговаривал по телефону, а это тот самый автомобиль, что окатил меня грязью из лужи утром.

Ну конечно, так и должен выглядеть бесчувственный, жестокий человек. Он думает только о себе, считая себя хозяином всего и всех вокруг. А мы лишь слуги его желаний и прихотей.