- Кто сказал?! – вдруг грозно вопросил Пич. – Чайку Джуди ты не трожь, недоумок! Я самолично жизнью ей обязан и своими глазами видел, как она наш корабль из штормового котла выводила! Это ты видал? – он стянул с головы платок и показал совершено белые волосы, стянутые сзади в пучок. – С того плавания я такой стал!

Он налил себе большую кружку пива и спустился к общему столу. Ему тут же освободили место.

- Двенадцать лет назад это было… Шли мы тогда из Форменгема в Байгевиль. И попали в самый центр урагана Алисия! Суток пять нас мотало от небес до бездны, и стоял днем и ночью такой мрак, что ни звезд на небе, ни сторон света на горизонте не видно. Страшно было очень, а особо страшно, что сносило нас к подводным и надводным скалам у Драконьих Зубов. Там и в ясную-то погоду судовождение опасно из-за туманов и коварных приливов-отливов! И вот на пятую ночь привязался я на палубе к грот-мачте – по причине своей больной ноги, которую подвернул, и которая не дала бы мне возможности быстро подняться на палубу в случае внезапного крушения. И потому в эту ночь я вот что увидел… Когда совсем сгустился ночной мрак и толку от болтающихся на носу и на баке фонарей было мало, над кораблем закружилась с криками чайка. Упала она на палубу, и не стало чайки. А засветилось всё пространство вокруг нежным зеленоватым светом, который не столько освещал, сколько… выявлял предметы вокруг - объемный контур мачты, массива волны, даже какого-то существа в воде… Они словно проступали сквозь тьму, как на фотопластине или снимке господина Рентгена… И увидел я в этом странном свете девушку – по-летнему босую, в лёгком бело-черном сарафане. Она поднялась на ростры к рулевому Ральфу Джексону, обняла сзади и прижалась щекой к его мокрой зюйдвестке. Говорила ему что-то, молчала ли, не ведаю, но, сколько длилась эта ночь, всё видел я их в таком положении. И шел наш корабль сквозь этот адский шторм как на канате, как заговоренный!.. Но вот забрезжило утро - и пропала девушка, лишь чайка снова покружила над шхуной. А тут и шторм начал стихать… Хотелось мне спросить об этом Джексона, но как лицо его потом увидел, так расхотелось – раз и навсегда.

- Вот надо же, где довелось услышать! - задумчиво сказал капитан грек. - Похожую историю я в детстве слышал от моего старшего брата. Про девушку босую и одетую не по сезону, которая появилась внезапно на их тартане, когда они с другом бежали из турецкого плена. И с её помощью тартана незаметно, как нож сквозь масло, прошла в тумане через флотилию турецких фелюг! Я помню, что он называл её Ларисса («Γλάρος» - греч.«чайка»)…

Джед Пич молча поднялся, прошел за стойку и торжественно вернулся с большой тетрадью.

- А теперь я попрошу вас, капитан, про эту историю подробнее!

- Что это у вас такое? – с интересом спросил грек. И все за столом уставились на книгу.

- Все истории, услышанные мною про чайку Джуди, записываю я в эту летопись уже двенадцать лет! – важно сказал Пич. - Итак, мой друг, прошу вас с самого начала. А ужин сегодня тоже за счет моего заведения!..

========== Часть 5. На маяке. Ральф Джексон ==========

Путник медленно поднимался вверх по холму, и Вильям успел рассмотреть его во всех подробностях. Походка выдавала в нем моряка, а неспешность и рациональная скупость движений говорили о множестве перенесенных невзгод. Путник был уже стар, у него были седые, собранные в пучок вьющиеся волосы, внимательные черные глаза, изрезанное жесткими морщинами и посеребренное щетиной загорелое лицо. Одет он был в серый свитер грубой вязки, свободную куртку-зюйдвестку и сапоги с отвернутыми голенищами. За спиной моряка болтался тощий вещевой мешок. Подойдя к костру, он спросил разрешения сесть.

- Присаживайся, почему бы и нет! Вон на то бревно. Я люблю гостей, они у меня тут не часты. Редко кому в радость тащиться в гору, когда внизу проложена хорошая дорога прямо до города. Я – Вильям. Вильям Уэст, смотритель этого маяка.

- Джексон, - ответил гость, принимая протянутую руку.

- Ты же с «Кавальтины»? Я видел, как они спускали лодку. Ты не думай, я тут много чего вижу, да помалкиваю об этом. По мне, так и контрабандисты тоже люди, и им кормиться надо.

Старый моряк ничего не ответил; он пристально смотрел на город, пестро раскинувшийся на той стороне бухты.

Вильям тем временем пошевелил палкой угли, выкатил на траву несколько испекшихся картофелин, извлек из внутреннего кармана ветровки бутыль. Моряк тоже достал из своего мешка хлеб и связку вяленых рыб.

- Вижу, что ты плавал много, - сказал, жуя, Вильям. – Надолго в Байгевиль?

- Теперь уж насовсем.

- Остановиться есть где?

Увидев неопределенный жест, продолжил:

- Я вот к чему. Мой сменщик жениться надумал, так что, похоже, другой напарник мне вскоре потребуется. Знаю я этих женатых, ни шагу от жен… Самому-то мне тут нравится, вон тебе небо, вон тебе – море, а скучно станет – на город полюбуюсь. Вечерами здесь такие фейерверки – прямо букеты на полнеба! Сегодня ночью как раз устроят карнавал. Надумаешь, давай ко мне маячным смотрителем!

Джексон поднял голову, окинул взглядом белую громаду маяка – точно впервые увидел его. Смотрел долго, будто вел с ним молчаливый разговор. Потом согласно кивнул.

Вильям повеселел, вновь разлил по стаканам.

- Вот и добро! Поди, и рассказать немало сможешь? Я про море слушал бы и слушал! Вот соберусь и как-нибудь книжку напишу: «Истории, рассказанные маячному смотрителю»! Моряк-то из меня не вышел, волна укачивает, хоть умирай. Ну, что ж, не всем и королями быть!.. Где плавал, кем?

- Где? Проще рассказать, где меня не было, - Джексон задумчиво смотрел в морскую даль. – В молодости промышлял китов и нерпу в Северной Атлантике. Потом водил клиперы и пароходы, доставлял грузы по всему миру. Последние тридцать лет искал я один остров…

- Один? Особый?.. Какой же это остров?

- Каких на свете не бывает.

- Ну да, это как про ту акулу с золотым плавником! – усмехнулся Вильям. – Кто хоть краем глаза её увидит, тому богатым быть несметно… И что же, не нашел?

Джексон медленно покачал головой:

- Нет. Не найти того, чего на свете нет.

- Загадки говоришь!.. Зачем тогда искал?

- Сейчас и сам я думаю – зачем?

«Всё, что я хотел сказать ему, за эти тридцать лет сказал и повторил сполна… Пришла пора закончить этот тридцатилетний монолог. Хочу ли получить в конце концов ответ? Или… уже и это мне не важно?.. Вопросы и ответы… не больше, чем слова… чем просто звуки… которые становятся добычей ветра… Ты поступил со мною так, как захотел… со мной… и с нею… Лишь это - факты и реальность! Во всех портах, где я бывал… на всех судах, что я водил… тебя благодарят спасенные руками Чайки Джуди… Спасал ты и меня… Гораздо больше – ты учил меня быть мудрым и смиряться… Ты показал мне, что только те, кто смогут жертвовать собою, способны принести плоды… как то зерно из притчи… только так. Зачем же мне искать тебя? Чего хочу?.. Теперь уж только одного, как милости: дай мне последний приют в твоем песке! Когда она будет возвращаться к тебе без сил из сердца урагана, исхлестанная холодными ветрами, и упадет с небес на кромку теплого прибрежного песка, позволь мне стать этим песком и мягким ложем для её измученного тела! Хочу я стать твоим песком… хочу я стать твоим… частичкою Тебя… Какой я глупый, гордый человек… искал Тебя я три десятка лет по всем морям и океанам… Тебя, которого можно найти лишь сердцем!.. Тебя, который Сам всегда приходит – куда и когда захочет … который может объявиться – в любой момент и – даже в этой бухте…»

Джексон почувствовал, что говорит вслух, и, зная за собой такую привычку, вскинул глаза через костер – не удивил ли собеседника? Так и есть! Вильям смотрел на него, бледный, выпучив глаза… Но разве могут так шокировать слова? Джексон обеспокоился, решив, что дело не в его словах, быть может, парень увидел что-то сзади? Быстро обернулся. За его спиной было лишь вечереющее море - прибрежная коса и пенистый прибой. И девушка – по колено в этом прибое!.. Она брела к берегу, сбиваемая волной, сердилась, смеялась и обнимала себя зябко за плечи, потому что из одежды на ней были лишь белая летняя блуза с рукавами, присобранными у локтей, и черный сарафан со шнуровкой на груди.