***

Все началось с кроликов ровно 66 дней назад, тогда, когда выпал первый снег. У Джейн на том дне теперь была засечка: и в календаре, и в голове.

— Думаю, ты понимаешь, что тебе не нужно убивать его руками, — Генри заботливо инструктировал, держа за уши пойманного им же трясущегося зайца, — Просто примени свои способности и забери его жизнь самый быстрым способом: сверни шею.

Мужчина резко дернул головой в сторону, явно показывая, как это должно происходить. Джейн перекосило. Даже от мыслей о том, что ей предстоит сделать, становилось плохо. Но, с другой стороны, она сама уверенно согласилась: отступать было нельзя. Генри ей расстраивать не хотелось.

Девушке понадобилось несколько минут, чтобы собраться с мыслями и подготовиться.

Она зажмурилась — и повторила движение за Первым. Джейн помнит: когда она услышала отвратительный звук ломающихся шейных позвонков несчастного зверька, ее чуть не стошнило себе под ноги. У нее задрожали колени и сбилось дыхание; она еле устояла на ногах.

У Первого реакция на случившееся была противоположная.

— Умница, Джейн.

Он подошел вплотную и взял подругу за плечо; Эл не увидела, но почувствовала, как безжизненная, но все еще теплая туша кролика прижимается к ее груди. Она еле сдержалась, чтобы в тот же миг не отскочить от Генри.

— Что мы… будем с ним делать?

Джейн решилась отступить на шаг и наконец открыть глаза.

Генри улыбнулся. В его руках мертвый кролик, похожий со сломанной шеей на тряпичную куклу, с красной шерстью: когда Эл раскрошила его шейные позвонки в кашу, заставляя осколки повреждать продолговатый мозг, у бедняги из носа подтекла струйкой кровь, испачкав ладони Первого.

— Это твоя добыча, Джейн. Тебе и решать, что с ним будет, — Генри потянулся к девушке и вытер пальцем багровое под ее носом.

Долго Эл не думала.

— Мы его похороним.

Первый не возражал, естественно.

Это было первое убийство Эл — и с тех пор все пошло под откос.

Потом были еще кролики — Джейн клянется, что запомнила каждого из них. Первых четырех Генри ловил сам и просил Эл убивать их сворачиванием шеи.

— Это самое простое, основы, — мужчина объяснял, — Тебе обязательно нужно научится делать это быстро и не думая. Тогда можно перейти к чему-нибудь посложнее.

Быстро у Элевен получалось, а вот не думая — нет.

Далее Первый научил ее делать ловушки на кроликов: силки, умерщвляющие животину почти сразу же стягиванием шеи, изредка волчьи ямы, и, конечно, обычные коробки-клетки.

Лесная местность, подле которой располагался снятый ими на несколько месяцев дом, охоте удачно способствовала.

На девятом кролике Первый наконец решил, что Элевен пора бы уже показать свою истинную силу.

— Я хочу, чтобы ты вывернула его наизнанку. Сломала ему все, что только можно: лапы, шею, уши, позвоночник.

Заяц в руках у Эл дрожал дико, но даже ему было не сравниться с трясучкой девушки после услышанного.

Они оба — и Эл, и Первый знали, что у Джейн нет с использованием своих сил никаких трудностей. Нет, единственная и главная беда была в том, что девушка не хотела никого убивать: ее мутило от запаха крови, от вида поломанных дохлых туш. Она терпеть не могла это явственное ощущение, как у живого существа под твоими пальцах утекает жизнь — не по каплям, а мощным потоком, уходит, вместе с теплом. Когда она это чувствовала, у нее постоянно сами по себе наворачивались слезы, которые Генри заботливо вытирал.

— У тебя получится, — Первый подошел ближе и положил руку кролику на голову, будто благословляя его на попадание в рай, — Соберись и сконцентрируйся. Эта жертва, как и все остальные, послужат нашей великой цели.

Генри хотел довести Джейн до автоматизма в убийствах. Хотел, чтобы она перестала наконец жалеть маленьких кроликов. Она — хищник, так же, как и он, а хищники никогда не испытывают чувства вины за убийства. Потому что в этом их природа: их суть, их превосходство. Ну, малышка Джейн пока еще просто плохо это понимала — ничего страшного, Первый научит, сколько бы несчастных зайцев на это не ушло. Для нее Генри готов тратить хоть все время мира.

Когда Эл наконец была готова, во всяком случае, частично, она по старой практике зажмурилась: ей никогда не хотелось видеть то, как проходит процесс забирания жизни.

Однако, Генри возразил.

— Нет, Элевен, открой глаза. Ты должна видеть все, что делаешь: от начала и до конца.

Со своими страхами нужно было встречаться лоб к лбу — это был один из принципов Первого, который он планировал привить еще и Джейн.

Девушка дернулась, когда он назвал ее по-старому имени. Они перестали так делать уже давно — никто из них не хотел вспоминать о ужасах национальной лаборатории Хоукинса, поэтому чтобы не тревожить память, использовали свои настоящие, данные при рождении, имена.

В итоге, чтобы не расстраивать Генри, она действительно открыла глаза — и в этот момент встретилась взглядом с дрожащим зайцем. Животные не люди, у них нет разума, абстрактного мышления, и они не могут чувствовать такое, но в тот момент Джейн увидела в темных глазах несчастного столько страха, боли и нежелания умирать, что чтобы не выпустить его из дрожащих пальцев, ей пришлось до крови укусить собственный язык. Сразу во рту собралось

это металлическое-солоноватое, пачкающее, противное до тошноты. Элевен решила игнорировать.

Возможно, она слишком сильно любит Генри. Она не уверена.

Поэтому требования мужчины были выполнены — несколько десятков секунд, не более, и Джейн держит в ладонях уже и не кролика даже, а что-то не понятное: красное и измученное, с конечностями, повернутыми на сотни градусов. И такое мокрое и грязное, что ощущается неправильным. Не реальным.

Элевен сразу упала на колени, выронив мертвого кролика из рук, и ее вырвало горячим прямо на холодную заснеженную землю после того, как она услышала звуки трескающихся и лопающихся костей и органов, а еще увидела и, что более того, полностью ощутила, как из туши кролика буквально вытекает жизнь: кровь, сукровица, моча и еще бог знает что.

Это был кошмар.

Первый покачал головой, прикрыв глаза. Сначала девушка, поднявшая на него, чтобы найти поддержку, взгляд, подумала, что разочаровала его, но потом мужчина прошептал:

— Прелестно, Элевен… Джейн.

Генри присел на корточки перед девушкой — его не смущала ни однородная рвота, ни мертвый кролик под ногами. Вытер девичье лицо от дряни прям так, голыми руками.

— Ты такая молодец, — он мямлим: от удовольствия, удовлетворения и возбуждения у него плохо двигался язык.

В итоге припал, наклонившись, к дрожащим и холодным губам Джейн — хотел углубить поцелуй, но девушка крепко стиснула зубы, не позволяя.

Поэтому мужчина отстранился довольно быстро, пытаясь теперь встретиться с Джейн взглядом.

Да, наверное, ему стоило начать обучать ее искусству смерти раньше — все-таки дети восприимчивее и адаптивнее взрослых, но с другой стороны, разве тогда ему было бы позволено целовать ее таким образом после того, как она его порадует? Конечно нет — и ради подобных моментов Генри был готов рискнуть всем.

И, в общем-то, просто не было возможности: до недавнего времени, у них были огромные проблемы с попыткой вливания в общество. Ни денег, ни одежды, ни паспортов, ни дома. А еще за ними наверняка шла охота — правда, за все время, что они вместе, Генри ни разу не мог удостовериться в этом напрямую. Но это было очевидно, так что даже сейчас он был аккуратен во всех своих действиях.

Элевен подумала, что ее друг полностью безумен, когда увидела его яркие голубые глаза, пылавшие страстью, любовью и обожанием так, как никогда до этого не пылали. Это ненормально — определенно точно, что его заводит подобное. Генри — псих.

Но тем не менее, даже эта ситуация не заставила Джейн бросить или возненавидеть Первого. Более того, она даже не стала любить его меньше.

Да, она определенно чересчур к нему привязана. Слишком сильно любит его — своего друга, человека, подарившего ей свободу.