Ты качаешь головой.

— Это не тот случай. Если я скажу тебе, что твои подозреваемые — изначальные, как ты будешь их проверять? Их было двенадцать, как апостолов в библии, но это не точно. История хуже тектонических плит, всегда двигается. Ее нельзя допросить, а слоев слишком много. И если бы это было так просто, то кауры нашли бы ответ без меня.

— Изначальные, это те, кого мы Первыми зовём? Те, кто по вашим легендам построил Предел и весь этот мир? Те самые Создатели, которые у равианцев на всех мозаиках и фресках, только что на туалетные горшки они их не лепили, а так кажется на все подряд.

— О, детектив, какое недостойное пренебрежение чужой культурой!

— Плевать мне на культуру, ты мне скажи, как они связаны с нашим делом?

— Цепочка последовательности, которая разрушает слой кода…, - ты замолкаешь, пытаясь найти другие слова.

— Говори, я не тупая!

— Память сохраняется в строгой последовательности. Эти печати разрушают звенья в цепочке воспоминаний и последовательность разваливается, а вместе с ней и личность.

— Ну то есть наш молодой повеса в следующей жизни не вспомнит, как накачивался наркотой и трахал девок?

— Следующей жизни не будет, оболочка останется пуста.

— Сдохнет, — без тени иронии говорит Ольга. — Ну туда ему и дорога.

Когда она наконец понимает, то на лице ее отражается буря эмоций.

— Ах ты ж… твою биометрию! Так вы… точнее, вас…можно убить? А как же ваша хваленая бесконечность? Творец что, не может вас еще раз сохранить? — Ольга напряженно думает, она уже понимает в какое дерьмо вляпалась. — Так они получается, эти ваши изначальные, лазейку оставили, чтобы поднять вас с земли на наши смертные облака? Вот так шутки у богов!

Но тебе не смешно.

— Все еще не хочешь сходить в отпуск? Может больничный откроешь? — спрашиваешь ты Ольгу.

— Не дождешься, — твердо отвечает детектив Полански. — Чтобы я такое пропустила! Да и кто вступится за тех проституток, ты что ли?

Ольга встает из-за стола.

— Я пожалуй заберу у тебя свой подарок, — говорит детектив и показывает на принесенную бутылку. — Сегодня она требуется моей душе.

— А твоей оболочке требуется сон, — говоришь ты.

— Не будь училкой, — морщится Ольга.

Детектив Полански покидает вашу квартиру в половину двенадцатого, за полчаса до начала комендантского часа. За окном уже темно, все чаще мимо проезжает патруль. Дроны, как комары, вьются над зелеными газонами в приглушенном свете уличных фонарей. Ни одной луны не просматривается над одинаковыми крышами домов. Ты берешь телефон и набираешь его номер. Ты набираешь его снова и снова, но в трубке только шипение помех.

В летний период тебе очень сложно бодрствовать больше восьми часов, замедленные процессы в оболочке требуют сна, но вместо него ты глотаешь обезболивающее и энергетики. К пяти утра головная боль и зуд становятся невыносимыми и ты начинаешь обзванивать больницы.

В ответ твой телефон звонит лишь раз, ближе к семи утра.

Ты смотришь на незнакомый номер, снимаешь трубку и сразу узнаешь голос. Гереро.

Изменения сохранены.

1700/06/03 AM 8.00 Четверг

Мемориал Сарджент, третья больница штата и сортировочная станция, куда свозят наркоманов и бездомных, именно туда его привезла служба контроля за животными. Его нашли в районе Каравью, за фильтрами водоочистительных башен, уборщик услышал стук и заглянул в щель канализационного люка. Увидев его светящиеся в темноте, желто-зеленые глаза с вертикальным зрачком, уборщик от страха вызвал ловцов. Те, спустившись вниз, в тоннель канализации, не сразу поняли с чем имеют дело и нашпиговали его транквилизаторами, хотя в этом не было необходимости, ведь прежде чем сбросить его в эту дыру, кто-то предусмотрительно заткнул ему рот кляпом и обмотал цепью. В больнице его испугались трогать и начали искать тех, на кого можно скинуть ответственность. Только к шести утра смогли дозвониться до Владислава Гереро и тот лично приехал в больницу.

К семи утра его личность подтвердили и твой телефон зазвонил.

В больницу тебя привез Йен и остался сидеть в приемном покое, ты же пошла вслед за охранником, который предложил проводить на отделение.

Ты идешь по больничному коридору и тебя снова окружают запахи и боль, жажда и бессонная ночь раскачивают мир, тебя тошнит. Звуки вокруг болезненным эхом отдаются в груди.

Гереро сам встречает тебя у лифта, на деловой костюм ему не хватило времени, на нем футболка и спортивные штаны. Он кивает тебе, руки не протягивает, профессионально держит дистанцию.

— Мне сообщили, что этот случай уже третий, но два предыдущих случились в другом штате, мы уже собираем группу реагирования и консультативный штаб. Я лично займусь расследованием, если позволите, я бы хотел попросить вас не вмешиваться в нашу работу. У нас считается, что нельзя смешивать личное и профессиональное. Надеюсь вы со мной согласитесь.

От Гереро остро пахнет какими-то эфирными масла, дико раздражающими твое не самое острое обоняние. Волосы выглядят мокрыми.

В тесном лифте вас двое, двери бесшумно смыкаются и ты закрываешь глаза.

— Отта Ксарави, вы меня слышите? — спрашивает Гереро. — Мне понадобится его сотрудничество.

— Две другие жертвы мертвы? — спрашиваешь ты. Владислав поворачивается к тебе и подается вперед, чтобы расслышать. Ты заставляешь себя говорить громче:

— Первые две жертвы, причина смерти переохлаждение?

— Да, так написано в отчете, который пришел из Трийе, — отвечает Гереро. Эксперты уверены, что жертв некоторое время держали в холодильнике, прежде чем выбросить в канализацию.

— Все жертвы — заары?

— Да, — во внешней палитре термы Гереро смешиваются цвета. Он пульсирует от гнева. — Они же ещё дети!

— Гнев не поможет найти ответы, — говоришь ты.

— Это сделали люди, отта, хоть я и считаю их нелюдями! Они накачали мальчишек успокоительным и пока сцеживали яд, держали в холодильнике. На местах, где бросили тела, найдены граффити с лозунгом антиадарской коалиции — воздух для людей.

Двери открываются и вы выходите в коридор. Это закрытое отделение, тут почти нет людей и всего пять пациентов, вас встречает управляющий больницей, маленький человек в очках и с залысинами, и глава токсикологического отделения. Ненужные разговоры утомительны, ты обходишь мужчин и, не сказав ни слова, идешь в палату.

Палата напоминает солярий, здесь специальное освещение. Вместо кровати матрас на полу от стенки до стенки. Он лежит на боку, спиной к дверям, поджав ноги к груди, он голый и ты видишь изумительной красоты узор чешуи по всей правой стороне его тела. Ты слышишь, как медленно бьется его сердце и еще медленнее течет кровь по венам, он чувствует тебя, поворачивает голову и меж губ вздрагивает кончик раздвоенного языка. Он улыбается и ты видишь, что верхняя, левая игла сломана.

— Вставай, мы едем домой. Хочу чтобы тебя осмотрел доктор Меррато.

Он садится к тебе лицом и тянет шею, обхватывает себя за плечи и мотает головой.

— Мы не можем бегать туда-сюда, — говорит он. — Если ты хочешь чтобы я жил здесь, то стоит научиться доверять их медицине.

Ты молчишь, то, что ты сейчас чувствуешь, ближе всего к жажде искупления, и хотя в его словах ты слышишь прощение, он не каур и не отпустит тебе твои грехи. Не заберет вместе с памятью твои долги и не выдаст вместо них чистый лист.

— Ты уверен?

— А ты? — спрашивает он в ответ. — Люди никогда не согласятся на наши условия. Сколько бы яда мы им не ввели, они будут сопротивляться. Ненависть это их иммунитет.

Ты киваешь, дознаватель внутри тебя шевелится и поднимает голову.

— Следователя зовут Владислав Гереро, он хочет поговорить с тобой, ты готов?

— Если он запретит тебе их искать, то я расскажу все, что помню.

— Слишком щедро, они развоплотили двоих, — говоришь ты.