— Над этим платьем работала моя мама, — сказала Лора. — Когда объявили, что оно будут выставляться в музее, она как с ума сошла. Думаю, это было лучшее время в ее жизни, вот ее и накрыло.

Джобет кивнула, но ничего не сказала.

— Можете рассказать, как оно попало к вам? Думаю для нее это платье как ребенок, и ей будет интересно узнать, что с ним стало, после того как оно покинул ее руки.

Джобет налила чаю.

— Я могла бы. Но ты должна пообещать мне одну вещь.

— Хорошо.

— Не посылайте сюда вашу мать. Я уверена, что она прекрасная женщина, но я не хочу обсуждать это с большим количеством людей. Хорошо? И никаких телефонных звонков.

— Конечно.

Джобет отхлебнула чай.

— Принцесса прибыла в Нью — Йорке двадцать лет назад, в то время и было сшито платье. Приехала вместе со свитой. В то время она была суперзвездой. Знаменитостью. Тогда у нас было больше принцесс. Монако. Англия. И эти женщины были изящны и обаятельны, но ни одна из них не была столь прекрасна, как Филомена. Вы никогда не увидите, чтобы женщина так двигалась или танцевала. Посмотри, если найдешь видео. Она была воплощением чувства позы. И если бы вы когда — нибудь ее встретили, то поразились бы ее щедрости. Она с одинаковым уважением относилась ко всем, от самого последнего конюха до самого знатного принца. Казалось, она заполняет все вокруг, как будто ты встречаешься с духом.

— А ее муж разрешил ей приехать сюда на месяц? Ради платья? — Лора не могла представить себе, как можно так долго быть вдали от любимого человека.

Джобет махнула рукой.

— Эти люди другого сорта. Да, она могла отсутствовать месяцами, это их обычная жизнь. Они путешествуют. Они делают то, что хотят. Он хотел, чтобы она выглядела как принцесса, чтобы соперничать с остальными, чтобы Брунико стал заметным в культурном плане. Она сказала, что на Брунико таких мастеров нет. Принцесса рассказывала мне, что муж уступил ей, после того как она спрятала его арбалет.

— Ага. Как вы получили это платье? Прости, я тороплюсь?

— В этом нет секрета.

— Но вы жертвовали его анонимно.

— Я просто не хотела ходить на какие — либо вечеринки, не хотела, чтобы с меня требовали какие — то другие, потому что у меня нет ничего, кроме обуви. — Она сделала еще один глоток чая. — Мой брат занимался финансами и проводил время на острове, заключая сделки. Больше он мне ничего не рассказывал, но я могу только представить. Он сказал мне, что влюбился в кого — то оттуда, но не сказал мне, в кого. Потом приехала свита, и я все поняла, как только увидела их вместе.

— В принцессу?

Джобет кивнула.

Лора поразилась:

— У него был роман с принцессой прямо под носом у великого принца?

— А Сальвадор был не из тех, кого можно злить, поверьте мне. Он умел сажать людей в тюрьму надолго. — Она вздрогнула. — Так или иначе. Мой брат был безрассудным и влюбленным. Он прислал мне платье и туфли семь месяцев назад. Просто сказал подержать у себя какое — то время. Потом он умер.

— Ой, мне так жаль. Как это произошло?

— Мне сказали самоубийство. — Джобет перекатила чашку между ладонями. — Он выглядел напуганным, а я ему не помогла. Я должна была поехать туда.

— У вас есть его фото? — Лора подумала, если он был при дворе, то в маминой коллекции должны быть его фотографии.

— Мне придется их поискать. Может, зайдешь в следующий раз.

— Конечно. Как его звали? Вашего брата? Вы не упоминали его имени.

Джобет на секунду недоуменно уставилась на нее:

— Варнава. — на ее глазах навернулись слезы, и Лора невероятно её сочувствовала, представив, чтобы было с ней, потеряй она Руби в далекой стране. — Я совсем бессильна. Я точно уверена, что его убили, но не знаю, кто это сделал. Я просто старуха.

— Ну, думаю, тот, кто это сделал, украл и платье. — Лора вздрогнула. Не стоит быть уверенной, что страховая компания или полиция рассказала Джобет, что платье подменили.

Но Джобет не удивилась, значит, уже об этом знала, и Лора вздохнула с облегчением.

— Уверена, ты права.

— Они, должно быть, знали о вас и о том, что платье у вас, и подготовили подделку.

— Верно.

— А почему вы поставили условие, что платье может транспортироваться только в кейсе?

Женщина пожала плечами и снова отпила чай, словно хотела спрятаться за чашкой.

— Это странное суеверие из Брунико. Они верили, что если кто — то прикоснется к внутренней части платья, то коснутся принцессы. Знаете, откуда это взялось?

— На самом деле, нет.

— В 1910 году произошла вспышка тифа, уничтожившая половину острова, и это приписали одной швее. Говорят, прикоснувшись к внутренней части одежды людей, она заразила тиф семнадцати человек и восьмилетнего принца. В Брунико из этого выросло суеверие о том, что нельзя касаться одежды.

— Бессмысленно.

Джобет пожал плечами.

— Кто может объяснить поворот веков? Я просто чувствовала, что было бы правильно уважать их традиции.

Лаура посмотрела в лицо Джобет. Оно было полно боли. Ее пожертвование, должно быть, было сделано в честь памяти брата, и Лора думала, что нет ничего более честного, чем помогать незнакомцу и матери одновременно.

— Кто еще мог знать об этой бруниканской традиции? Навряд ли, вы знали ближайшее окружение или прочитали об этом где — то. Я искала и не нашла даже как можно забронировать номер в отеле.

Джобет осторожно поставил ее чашку с чаем обратно на блюдце.

— Там тяжело жить круглый год, поэтому мой брат приезжал домой на несколько месяцев зимой. Их целое сообщество. Экспатрианты, думаю, вы бы их так назвали. Они тусуются на мясокомбинате. Место называется…. Боже, я даже не могу вспомнить. — Она щелкнула пальцами, словно пытаясь разбудить свой мозг. — IlhaGrandeCafé. Как только вы узнаете, где это, вы не сможете туда не наведаться.

***

Лора посмотрела на часы и решила позвонить Джереми по дороге на вокзал.

— С тобой все в порядке? — он спросил.

Начался мокрый дождь, и Лора спряталась от него под навесом. На другом конце провода были слышен уличный шум. Он на пробежке? Или он пойдет для этого в какой — нибудь спортзал? — Она ненавидела незнание.

— Все хорошо. Мне жаль, что не смогли созвониться.

— Ничего страшного. В офисе все нормально? Нет ничего, о чем мне следует знать?

Он должен знать, что она уже встречалась с ним в детстве, по крайней мере, два раза. Он должен знать, что ей кажется, что ее друзья — сорванцы насмехались над ним. Она не была уверена, что эти воспоминания не причинят ему боль и не обвинит ли он в них ее. Поэтому Лора решила пока ни о чем не рассказывать.

— Этикетки. Ничего такого, с чем мы не справились бы. — После тяжелого молчания она спросила: — Ты злишься на Барри?

— Да, злюсь. Но поговорю с ним об этом, когда вернусь. Он просто не может этого сделать. Он знает, как много ты для меня значишь. И что без тебя я не смогу вести дела так, как хочу.

— Он знает почему? — в действительности она спрашивала, знал ли Барри, что Джереми болен.

— Нет.

— Ну, может, поэтому он не воспринимает все всерьез. И, может быть, то, что ты говоришь ему, как много я для тебя значу, делает меня более ценной в его глазах.

— Может быть. Но мне это все равно не нравиться.

— Тебе следует перестать нахваливать меня.

— Приму к сведению, — сказал он повеселев. — Но в случае с Венди — это не поможет. Я получил электронное письмо об инструкциях на этикетке по уходу. Когда я вернусь, её не будет.

— Мы можем подождать два месяца до выхода Йони. Я, правда, не хочу искать кого — то другого на краткосрочную замену. — Некоторых людей просто не стоило спасать, и Венди была одной из них, но сейчас тот момент, когда искать кого — то нового — слишком хлопотно. Лора водила носком ботинка по слякоти. — Как Руби?

— Потрясающий человек. Но только в отрицательном смысле, не так как ты. Если она пискнет еще раз …

Лора улыбнулась. Она представила, как он протирает глаза ладонью.