— Я не приму его предложение.

— Не в этом дело. Я должен идти.

Они попрощались так же ласково, как и всегда, но эмоционально он был далек. По меньшей мере, его чувства были задеты. В какой — то момент посреди ночи ей пришла в голову мысль согласиться на эту работу, чтобы посмотреть, каково это — работать с кем — то еще, но после его реакции все, что Лора хотела сделать, так это заверить Джереми, что она его, телом, душой и работой, пока на его лице не сотрутся следы обиды. Его уязвимость заставляла ее чувствовать себя очень неуютно. Лора хотела защитить его и себя от этого.

***

Звонок предыдущей ночи, если и не были забыт днем, но отодвинулся на второй план перед лицом серии примерок на 40–й улице, которые, казалось, продолжались и продолжались. Хайди нервничала и постоянно допускала ошибки в замерах.

— Твоя работа в безопасности, Хайди. — Лора наклонилась, чтобы поправить подол длинной юбки. Он слишком изгибался сзади, но был короток. Сначала она выстраивала изгиб внизу, а затем переносила точки на талию.

Исправления были привычными, но пот на ее ладонях, то, как поставлена на пол коробка с булавками, сами булавки, зажатые между губ. Все отвлекало. Беспокойство о потере работы. Напряженные подбадривания. Боясь проглотить булавку, Лора старалась не дышать слишком глубоко. Все это случалось с ней раньше, когда она была маленькой.

Воспоминания, подхваченные проблемами настоящего, всплывали из памяти. Вот мама стоит на коленях у ног модели, закалывая изгиб. Ничто в подгонке не является тем, чем кажется. Проблема на спинке часто оказывается проблемой переда. Иногда, чтобы исправить подол, нужно подправить что — то на талии. Большие голубые глаза мамы смотрят на нее, передавая десятилетия знаний и опыта, которые Лора понимала и полностью усваивала во всех нюансах.

Мысленно Лора увидела студию Скаази с огромными окнами и кирпичной кладкой, и почувствовала запах папы, запыленной кожи и кондиционера для ткани. Папа с мамой что — то говорили, но слов она вспомнить не могла, потому что все ее мысли занимали как, исправляя верх, можно повлиять на низ, а подправляя спину изменить перед. Вот папа взял ее за руку, и какое — то другое воспоминание связалось с воспоминанием об изогнутом подоле на спине, и, как собака на поводке, потащило ее мысли дальше. Они шли по какой — то улице мимо туннеля Линкольна, направляясь в бюро по безработице. Папа грустил. Папа говорил не очень много. Она подумала, не злится ли он на нее. Отец шел слишком быстро. Они миновали большое здание с погрузочной площадкой позади. На погрузочной площадке стоял ребенок, возможно не старше третьеклассника, отмечал что — то на планшете каждый раз, когда из грузовика вылетали рулоны ткани. Лора подумала «Счастливчик», в то время пока папа пробормотал: «Бедный ребенок. Я не позволю тебе заниматься этим вонючим делом, Лора. Если это последнее …»

— Мне очень жаль, что так получилось с бирками. — Голос Хайди вывел ее из задумчивости.

Но еще одно воспоминание на поводке, и Лора боялась ее потерять, если сейчас ответит.

— Шшш, — прошептала она и притянула воспоминание к себе как непослушную собачку к ноге, уставившись в ковер и потянув за край юбки. Перед глазами снова выстроилась линия черных лимузинов рядом с тем же зданием, где была погрузочная площадка, а молодой подросток в кислородной маске выходил из одного из них. Или наоборот входил. Сцена погасла, как будто в проекторе закончилась пленка.

После ухода отца было время, когда они с Руби оставались под присмотром Марисы, хулиганки из средней школы, умевшей строить невинное лицо перед взрослыми. У Марисы был парень на другой стороне туннеля Линкольна, может быть, в четверти мили от маминой квартиры и недалеко от фабрики на 40–й улице. Каждый день время между школой и возвращением мамы в шесть тридцать Мариса тусовалась на крыльце и курила сигареты, в то время как Лора и Руби бегали по окрестностям с остальными детьми. С некоторыми играли. С некоторыми — нет. Некоторые просто изредка появлялись в кондитерской. Лора забыла большинство имен, если она вообще когда — либо их знала, и не узнала бы ни одного из них, столкнись они сейчас в метро.

Парень в маске был одним из дюжины соседских детей. Этот ребенок, воспоминания о котором были погребены под воспоминаниями о папе, был старше. Иногда он носил кислородную маску. Он не играл с ними, и в то время у него не было имени, потому что все остальные дети его боялись. Они убедили себя, что он скоро умрет, и если они дотронутся до него, то заразятся.

Как, черт возьми, она могла забыть Джереми?

— Лора? — сказала Хайди. — Ты в порядке?

Лора вынырнула из памяти. Они говорили об оригинальных этикетках на спине.

— Честно говоря, — сказала Лора, вставая, — я немного раздражена, что от фабрики ничего не слышно.

Зазвонил ее телефон, она проверила номер

. — Детектив, — произнесла девушка, — чем я обязана …

— Ты можешь приехать и забрать свою маму, пожалуйста? Я очень стараюсь не посадить ее в КПЗ.

Лора выскочила из офиса еще до того, как повесила трубку. Беспокойство за маму давило на нее, пока она галопом мчалась в Мидтаун — Юг, поэтому все попытки извлечь больше воспоминаний о Джереми не увенчались успехом. К тому времени, как она добралась до участка, ясность даже тех воспоминаний, которые она уже вспомнила, растворилась в калейдоскопе всего остального полузабытого детства.

***

Лора подошла к столу Кангеми, за которым сидела мама.

— Мама? Что ты сделала?

— Она вся в тебя, — сказал Кангеми. — Но в более красивой упаковке. Ты бы сейчас уже сидела перед судьей. — Он оглядел комнату, а Лора проследила за его взглядом. Но не увидела ничего, кроме кучки парней, похожих на полицейских, сгорбившихся над компьютерами и стопками бумаг.

— Мне нужно знать, у кого было это платье, — сказала мама, сжимая сумочку. — И я точно не сделала ничего противозаконного. Иначе он бы меня арестовал.

— Точно ничего незаконного? — спросила Лора. — Что это значит?

— Я расспрашивала.

— Кого?

— Прекратите так со мной разговаривать, юная леди.

Кангеми придвинул свой стул к Лоре.

Когда она начала садиться, обратила внимание, что стол какой — то маленький и на несколько сантиметров выше обычных. Заглянула под него и увидела, что там висит швейная машинка.

— Что за…?

Из остальной части комнаты донеслось сдавленной хихиканье. Девушка оглянулась на рослых парней, уткнувшихся головой в работу, но все, что смогла видеть, — это их трясущиеся от смеха плечи.

Вмешалась мама:

— Они заменилиего стол нашвейную машинку. — Она наморщила нос. — Это Зингер.

У Кангеми был более сдержанный вид.

— Мы можем покончить с этим?

— И оставили тампон в ящике, — сказала мама. — Это не вежливо! — громко сказала она, обращаясь ко всем в комнате, словно ругая непокорных детей.

— Ты специально не хочешь мне ничего рассказывать, — сказала Лора, прежде чем обратиться к Кангеми. — Расскажи, и мы уйдем.

Он прислонился к шкафу для документов, украшенному розовым бантом.

— Нам звонит швейцар из «Iroquois» и сообщает, что у них слоняется женщина, задающая вопросы арендаторам и сотрудникам. Конкретно, вопросы об оранжевом платье. Вот почему мне позвонили.

Комментарий из другого конца комнаты «Детектив — портной» вызвал хихиканье и откровенное веселье.

— Вот почему ты не смеешься над моими шутками, не так ли? — спросила Лора. — Ты окружен комиками.

— Одна женщина видела, как утром в день открытия загружался грузовик, — сказала мама.

— Белый грузовик?

— Белый с зеленой полосой. И парень, работающий у черного хода, сказал, что у них появился новый арендатор на седьмом этаже, который и переносил ящик.

— Вносил или выносил? — спросила Лора.

— Конечно, выносил.

— Ты сказала, что арендатор новый. Они могли просто перевозить его вещи.