Он показал ей цифру на своем телефоне, но она не смотрела. Она смотрела только в эти голубые глаза, когда свет приглушили, и на сцену вышел другой исполнитель.

— Я зарабатываю больше денег, чем мне нужно, — сказала она.

— Вам может понадобиться намного больше.

Она посмотрела на цифры и вдруг стала очень, очень трезвой.

Лора уставилась на потолок в спальне Джереми. Она могла позвонить Джереми, но у него сейчас была разгар рабочего дня, а она пообещала себе, что не будет беспокоить. У них была назначена конференц — связь на следующий вечер. По почте она отправила ему кучу писем, но все по работе. Еще она прислала короткое сообщение о его карих глазах, но не ждала ответа до утра.

Он все еще работал в офисе. На крупные руководящие посты назначения уже были сделаны, но потребуется еще несколько недель для просмотра резюме, и у него на сегодня было назначено три собеседования с конструкторами выкроек, тремя специалистами по раскрою и менеджером по производству. Затем он, должно быть, отправился на фабрику «NewSunny» проконтролировать все исправления, раздать указания и — да, любимая вещь Руби — показать власть. Просто показать власть. Она улыбнулась в подушку. Это было настолько детским, точным и необходимым желанием сейчас для нее. Потому что она знала, что это было одной из тех вещей, которые заставляли ее чувствовать себя в безопасности рядом с ним, когда беспокойство, которое преследовало ее в течение многих лет, перестало стягивать ее грудь. Она давила на нее столько, сколько она помнила, возможно, с того дня, когда ушел ее отец, настоящего дня, а не придуманного. Возможно, она родилась в состоянии постоянного беспокойства. Но не с Джереми. Подобно отключению двигателя или выключению кондиционера, чувство прекратилось, оставив только покой. Она прислушалась к этому чувству безопасности, успокоив стук в грудной клетке, и, наконец, уснула.

Глава 7

Лора не умела плавать. Не сделала ни одного гребка за всю свою жизнь. Когда они с Руби были детьми, мама водила их на Манхэттен — Бич, и вода приводила Лору в ужас. Руби так плескалась, что однажды потеряла плавки в море, но Лоре хватало игры на песке. Однажды мама подкупила ее яблочными конфетами, сказав, что даст их, если Лора нырнет. Чувство надвигающейся гибели, коснувшееся каждого сантиметра ее кожи, вызвало у нее приступ паники, и она вышла, съела леденец и поклялась никогда не возвращаться. Но Лора могла находиться в воде. Ненавидела это, но могла.

Именно такое чувство Лора испытала на следующий день в офисе. Она держала голову над водой, принимала решения и инструктировала свой персонал, что делать и в каком порядке. Она провела полдня на 40–й улице, переставляя швейные машины и чистя канализацию, чтобы освободить место для коллекции жилетов Джереми, заказанных в последний момент. Притащила с собой помощников по дизайну, чтобы научить их проектировать коллекции, а у нее случилась паническая атака из — за туалета, забитого шерстяными волокнами.

А потом наступило семь часов.

Она выскочила, едва попрощавшись, и побежала обратно на 38–ю улицу.

***

Джереми уже был на экране видеоконференции в их офисе, позади него виднелся интерьер гостиничного номера. Когда Лора, задыхаясь и пыхтя, вбежала в комнату, он пил горсть таблеток. У него было только еще 7:10 утра следующего дня.

— Полегче, тигр, — сказал он.

— Я боялась соскучиться по тебе. Ходила на 40–ю, а на пятом этаже еще не сделали складские помещения…

— Дыши.

— У тебя огромная голова.

— Я слышал это раньше.

— Я имею в виду, что экран такой большой.

Он отодвинул свой стул.

— Лучше?

— Конечно.

— У меня около четырехсот писем, похоже, ты обо всем позаботилась. Что будешь делать с Хайди?

— Если мы уволим ее, ее отправят обратно в Румынию.

— И?

— И…нет.

— Посади ее на стойку регистрации.

— Может, прекратишь? Она в порядке. Это была просто ошибка.

— Серия ошибок. Это была не единственная этикетка происхождения на боковом шве.

Она скрестила руки. Он скрестил руки. Некоторое время они просто уставились друг на друга, разделенные несколькими тысячами миль. Затем она улыбнулась. И он улыбнулся.

Джереми нарушил молчание:

— Если ты спасаешь чью — то жизнь, то несешь за это ответственность.

— По рукам.

— Ты ночевала у меня?

— Да. Размышляла обо всех твоих вещах. У тебя есть какие — нибудь секреты, о которых ты хочешь рассказать мне, прежде чем я найду их в ящиках?

— Я не храню их в ящиках. — Выражение лица при этом было многообещающим. — Платье? Есть что — нибудь, о чем мне следует знать?

— Ничего.

— В самом деле?

Она пожала плечами.

— Все сложно. А у меня действительно мало информации.

Он наклонился вперед, оперся локтем о стол и подпер щекой ладонь.

— В офисе я должен быть не раньше девяти, так что валяй.

Она села на стол, так что тоже заняла весь экран.

— Я встречалась со Стью и …

— А ты не теряла время.

Она проигнорировала его замечание.

— Помнишь парня, с которым сбежал папа? Его звали Сэмюэль Инвей. Он был певцом из Брунико. Он записал альбом за тот месяц, пока был здесь в составе свиты. В Интернете мало что можно найти, но Стью достанет мне пластинку.

— И ты расскажешь ему историю.

— Какой ты проницательный!

— Вот что мне в тебе нравится, так это вера добросердечность людей… и определенно то, что у тебя в голове.

— А мое тело?

— Шея и прочие другие части. И, кстати, скучаю по ним.

— Они отзывают о тебе с большой любовью.

— Правда? Но этого недостаточно, чтобы заставить меня опоздать.

— Вчера вечером я видела Барри и Дина. Они передают привет. Но Барри сказал мне, что не видел, как разгружали платье, пока был на подготовке выставки. Знаешь, как будто он отвернулся на минутку, а оно уже стояло на постаменте. Говорит, что его привезли в простом белом грузовике. Так что, в любом случае, также … Я собиралась тебе кое — что сказать, но я не хочу, чтобы ты злился. — Она запнулась.

Он по — прежнему опирался на стол с располагающей улыбкой, этакий утренний Джереми, каким она видела его в течение пяти лет в первые несколько часов дня, прежде чем он напускал на себя властный вид. Лора глубоко вздохнула и выдала:

— Он предложил мне работу.

— Он всегда предлагает тебе работу. Он меня так дразнит.

— Он озвучил сумму.

Джереми поднял голову.

— Сколько?

— Много. И двухлетний контракт. — Ее руки похолодели, как и лицо Джереми тоже стало холодным. Секунду назад его поза оставалась расслабленной и умиротворенной, а сейчас он выглядел так, как будто хотел что — то сломать. — Видишь? Ты злишься.

Он закрыл лицо руками и потер глаза. Ему не нужно было говорить ни слова. Ее откровение было равносильно словам, что его лучший друг залез ей под юбку.

— Джереми?

— Скажи мне, что ты пошутила. — Его голос был приглушен из — за рук.

Она решила, что с таким же успехом могла бы рассказать ему обо всем, не только о руке под юбкой, но и о нежных ласках и шепчущих обещаниях.

— Он говорит, что я уже знаю все, чему могла научиться здесь, и нам с тобой не по пути, с чем я в корне не согласна. Но он предложил мне должность управляющего всего дизайнерского отдела его производства, управление лучшими из лучших, и налаживание производства на всех его зарубежных объектах. Но я не сильно люблю путешествовать, поэтому не знаю, о чем он думает.

Джереми убрал руки. Его глаза покраснели от пальцев.

— Он прав, переманивая тебя. Ты хочешь создавать продукцию на местном производстве, а по всей стране таких осталось не больше семнадцати. — Он потер мозоль на указательном пальце — признак того, что он очень расстроен.

— Я не могу покинуть «Портняжек» и бегать по всему миру, настраивая модульные системы.

— Милая, я действительно не могу говорить.