— Его звали Самуил, но я его никогда не замечала. Твой отец часто отсутствовал. Он практически стал частью свиты, пока те были в Нью — Йорке. Приходил домой, когда хотел. Милая, он заботился о вас, когда это было нужно, но как только был свободен, он исчезал. Он мог бы стать спортсменом — занимался теннисом в Корнелле — но он часто забрасывал занятия, у него был такой отсутствующий взгляд. Однажды вечером после ужина он вытирал посуду и разбил одну из чашек из бабушкиного сервиза. И я взорвалась. Сказала: «Джозеф! Кто он? Просто скажи. Ты ведешь себя как школьник!» Он так расстроился. Может быть, потому что я назвала его школьником. Я до сих пор не знаю. Но он вышел, не попрощавшись с вами, девочки, и я не видел его до следующего утра на работе.

Мама вздохнула и закрыла альбом, как будто не хотела, чтобы лица с фотографий смотрели на нее, когда она будет заканчивать рассказ.

— Он сказал, что я права. Он влюблен и возвращается на остров, когда все будет готово. Он сказал мне, что это Самуил, и думаю, я расплакалась. Я была счастлива за него, но мне было так одиноко. Я не понимала, как мне будет одиноко, пока он не сказал мне, что влюбился, и это так меня ошарашило. Я такая эгоистка, потому что знаешь … как будто он действительно ушел. Это была не просто шутка или фраза. Я действительно осталась в прошлом. Наговорила гадостей. Обзывала его так, как никого никогда не называла. А потом он ушел на работу, и я его больше не видела. — Мама шмыгнула носом, и слезы покатились по ее лицу.

— Мама, пожалуйста, не плачь, — сказала Лора, роясь в ящиках в поисках салфетки.

— Я не могу отделаться от мысли, что оставила вас без отца, потому что чувствовала себя брошенной и мне просто нужно было оскорбить его.

— Что можно сказать такого, что могло бы удержать отца от его детей? — Не найдя салфеток, Лора пошла в ванную и развернула букет туалетной бумаги. — На самом деле, мама, если все, что требовалось для его ухода, это чтобы ты высказалась в сердцах, он не любил нас

— Он любил тебя, — настаивала мама.

Лора наклонилась и, глядя маме в глаза, сказала.

— Нет. Он не любил ни Руби. ни меня. Он никогда не любил. Ты любила нас за двоих. И точка.

Мама покачала головой и посмотрела на свою смятую туалетную бумагу.

— Ты не права.

— Я много ошибаюсь. Но я знаю, каково это быть любимой, и я знаю, кто меня любит.

Мама покачала головой, шмыгнула носом и взяла себя в руки.

— Я не могу указывать тебе во что верить, Лора. Когда вы будешь готова услышать правду, я буду здесь, чтобы рассказать тебе.

— Мама..

— Пойдем спать. — Мама обняла Лору, поцеловала ее в лоб и выскользнула за дверь. После того как дверь закрылась, в комнате воцарилась мертвая тишина.

Лора снова жутко захотелось поехать в лофт Джереми и лечь в постель рядом с ним. Если бы её хватило сил встать с постели и одеться, она бы проснулась рядом с ним, ощущая взгляд его карих глаз.

Глава 5

С тех пор как Лоре напомнили о пяти забытых годах жизни, её стали посещать расплывчатые воспоминания, как будто кто — то позади нее держал пульт от телевизора и включал шоу на середине эфира. Ей не всегда удавалось уловить больше, чем голос или цветной образ. Волосы на лице папы. Он стоит рядом с мамой, сушит посуду, которую мыл. Кто — то гладит ее по голове, пока она смотрела телевизор. Иногда Лора обнаруживала, что предметы терялись в памяти, как не до конца созревшие плоды, сформировавшиеся и яркие, но не пригодные в пищу, как будто кто — то потряс дерево и уронил их к её ногам.

Воспоминания о бусинах были совершенно другими. Когда Лора разрезала шов на куртке «Syracuse», задев нитку и разбрызгав бусины по полу, пульт переключился и у нее перед глазами возник мамин стол в съемной квартире. Лора держит тарелку с бисером в левой руке и иглу в правой. Видение началось, как другие разбуженные воспоминая, накатывая, словно брызги убегающей волны на ее лодыжках. Остальные воспоминания ушли в море. Но сейчас вода становилась все выше и ярче от запаха чего — то, что готовила мама, и вот Лора нанизывает шарики, шафрановые, апельсиновые, маленькими как у куклы пальцами. Мама сидела напротив нее, молниеносно пронизывая нить и откладывая в сторону ряды оранжевых кристаллов, которые нужно пришить к платью. Нить, нить, нить. Бусинка, бусинка, бусинка. Прилив воспоминаний пришел с запахом посуды в забитой раковине и звуком открывающейся двери, когда папа, наконец, вернулся домой, и Лора захлебывалась от счастья и любви, нанизав хотя бы пять, шесть, семь оранжевых бусинок.

— Ой! — Келли отскочила, схватившись за плечо.

— Лора! — крикнула Руби.

— Мне так жаль! — Лора почувствовала себя ужасно. Уколола идеально подходящую модель, и та теперь пожимала свою руку. Она никого никогда не колола во время примерок. — Ты в порядке?

Келли сняла пиджак «White Plains». Укол не кровоточил.

— Можете колоть следующую модель сколько хотите. — Она посмотрела на Лору огромными глазами. Келли была не жирафом как большинство, а стройной моделью с эталонными параметрами. Она упорно трудилась, чтобы сохранить это состояние, часами стояла на высоких каблуках, улыбаясь людям, разрезающим и прикалывающим на ней одежду, и сохраняла фантастическое отношение, и в то же время изучала бухгалтерский учет.

— У нас нет следующей модели, Келли. Хватит беспокоиться о сканировании.

— Это просто … я плачу за курсы, и если мне не заплатят… — Она снова подошла, и надела куртку. На следующий день у нее была назначена встреча для замеров параметров тела лазерами. Компьютер измерял ее размеры, а фабрика лекал использовала компьютерную модель, чтобы создать идеальный манекен для идеальных изделий. На бедре у этой компьютерной модели будет выбито «Джереми Сент — Джеймс, Инк», а ниже под этой надписью ее имя «КЕЛЛИ». Она будет вечно юная, с эксклюзивными размерами и лекалами. Сканирование вселяло ужас в юных моделей с хорошей подготовкой. Опытные — просто брали дополнительную плату и убегали.

— Это только для китайского офиса, — сказала Лора.

— У нас такие были «T&C», — добавила Руби. — А все равно нам приходилась дважды в год летать туда с моделями, так что даже не беспокойся.

Келли успокоилась, и Лора без всяких происшествий доколола окат рукава.

— Хорошо, — сказала Лора. — Можешь надеть шорты «Baltimore»? И я оставлю твои плечи в покое на несколько минут.

Келли ушла в раздевалку. Лора вручила Хайди пиджак и отправила обратно к столу.

— Что, черт возьми, с тобой? — спросила Руби. — Ты опоздала, выглядишь так, словно тебя кто — то переехал, а теперь ты тыкаешь булавки в Келли.

— Это платье меня беспокоит.

— О, это платье, а? — Руби скрестила руки. — Просто признайся, что хочешь увидеть папу.

— Нет, не знаю. Он бросил маму ради какого — то рыжеволосого парня по имени Сэмюэль из Брунико. Папу, вероятно, бросили или депортировали, и теперь угадай что? Он вернулся. Невероятно паршиво.

— Рыжий, а?

— Симпатичный тоже. Не офигительный, но сойдет. Курильщик. — Она сморщила нос.

Келли вышла в шортах «Балтимор», дергая их за талию и промежность, и Лора на минуту забыла о папе, подшивая неподшитое и подгоняя неподходящее.

***

Лора кинула вещи на стол и вздохнула.

Джереми что — то стучал на клавиатуре своего компьютера.

— Где ты будешь жить, пока меня не будет? — спросил он, все еще продолжая щелкать по клавиатуре.

— Дома?

— У тебя будет много работы. Будет тяжело ездить туда — сюда.

— Я не могу сейчас заниматься поиском жилья, Джей — Джей.

Раздался звон металла, и она поймала ключи в воздухе. Это были два новых серебристых ключа от дома, от его дома.

— Только не отключай систему очистки воздуха, — сказал он.

— Джереми?

— Да?

— Разве мы не спешим с этим?

— А у нас график? Ничего не видел в календаре.