Прохладное, прозрачное октябрьское утро осталось снаружи, а Макс, удобно устроившись в салоне такси, коротко махнул рукой, прежде чем автомобиль сорвался с места.

Они оба стояли у большого окна в гостиной. Напряженный, хмурый Ханно, с задранным подбородком и скрещенными на груди руками; закатанные рукава позволяли рассмотреть, как четко обрисовываются мышцы на его предплечиях. И рядом Брайан, белая майка без рукавов не оставляет простора воображению, легкая улыбка на губах, руки в карманах, — сама безмятежность.

Такие разные, но одинаково влекущие к себе. Макс заставил себя отвернуться и смотреть в сторону. Должно быть, когда он вернется, листья уже опадут. Золотое, алое, оранжевое великолепие, что сейчас окружало деревья, подобно разноцветным облакам, устелет землю, почернеет и исчезнет. Таков ход вещей, но сейчас эта мысль навевала грусть.

Природа меняется, и по возвращению он уже не увидит этой прекрасной картины — золотого октября. А что Макс застанет дома, можно было только догадываться. Уезжать сейчас было ошибкой, но не уехать он не мог.

Скажи ему кто-нибудь лет десять назад, что он влюбится в мужчину, он бы разбил шутнику морду. Тем более, влюбится в того, с кем знаком так давно, в своего хорошего друга и коллегу. Макс и Ханно познакомлись на съемках социальной драмы «Кометы города Халле», в далеком 2004 году*. Ходили заниматься кикбоксингом в один зал, сдружились, знали и уважали работы друг друга. Съемки «Иностранного легиона» в 2011 году сплотили их еще сильнее**. А годом позже случилось «Свободное падение»***.

Макс не понял, как это произошло. Он действительно упал — потерял точку опоры, забыл обо всем, что любил раньше, заблудился во времени и пространстве. Новые, незнакомые чувства, в которых страшно было признаться даже себе: оглушили, ослепили и сбили с ног.

А ведь Ханно ничего для этого не делал. Просто спросил. Они тогда вместе читали сценарий в номере Макса. Сегодня никак не получалось снять важную сцену — режиссеру все их попытки казались неестественными и натянутыми, и Штефан попросил, еще раз прочесть ее и подумать.

«Что Кай увидел в Марке?», спросил тогда Ханно, пристально глядя на Макса. «Я имею в виду, он же не красавчик из журнала, а обычный. Что твой Кай в нем нашел?»

Макс посмотрел на него и вдруг понял, что у Ханно красивые глаза. Темно-голубые, глубокие, они будто смотрели прямо в душу.

«Что-то ведь заставило Кая быть таким настойчивым. Он же быстро узнал, что у Марка есть подруга, к тому же беременная. Знал, что связывается со стопроцентным, почти женатым натуралом, но все равно не отступил», продолжал рассуждать тот. «Ты должен показать зрителю, что именно он в нем нашел, и тебе должны поверить».

На следующий день они снова взялись за трудную сцену. Штефан, помня о вчерашнем фиаско, сжалился над ними и разбил ее на две части. Макс всю ночь провел, пытаясь успокоиться и как-то классифицировать то, что чувствует. На площадке он оставил свое собственное «Я» со всеми сомнениями и колебаниями позади. Он стал Каем.

Кай бежал за Марком во время обычной тренировки, то и дело подкалывая его. Такой спокойный, рассудительный, такой… нормальный — Марк казался воплощением идеального отца, мужа и сослуживца. Мужчина с большой буквы, каким его видит общество. Каким он должен быть. Но «должен» и «хочет» — разные вещи.

Марк разглядывал Кая, когда думал, что тот не замечает. Смущался от случайных прикосновений, хотя чему тут смущаться, коли они оба парни? Напряжение так и витало в воздухе, стоило им подойти друг к другу поближе.

И что-то в самой глубине голубых глаз подсказывало Каю, что стоит попробовать.

Марк натянул капюшон худи почти до самого носа, отгородившись от всего мира и в том числе от Кая. Но от себя Марк спрятаться не смог. В два счета догнав, Кай встал у него на пути.

Обнял за шею, потянул на себя, чувствуя упирающиеся в грудь руки — но и только. Взгляд Марка стал испуганным, потерянным, но он не сделал и не сказал ничего против, когда Кай, наклонившись к нему, припал к губам. Сначала быстро, тут же отпрянув, будто пробуя, давая шанс оттолкнуть.

Марк шансом не воспользовался. Кай сдернул с него капюшон, заглянул в глаза — и поразился. Такая ранимость при внешней брутальности, мягкая сердцевина в жесткой оболочке. «Хочу» — полностью по власти «должен». Сколько Марк еще будет обманывать себя, если Кай не сделает первый шаг? Должно быть, вечность. Кай снова приник губами к губам Марка, поражаясь их нежности, гладил шею, щеки и короткие растрепанные волосы, и не мог остановиться…

— Стоп, снято! Прекрасно, великолепно! — до них донесся голос Штефана и звук апплодисментов. — Перерыв пять минут!

Режиссер резко повернулся к ним, так что взметнулись длинные темные волосы:

— Верю! Вот теперь — верю! Только не потеряйте этот настрой! — а в следующую секунду уже обращался к кому-то из ассистентов:

— Во второй половине дня снимаем сцену под дождем. Дождевальную машину уже подвезли? Что значит «в пути»?!

Уже не Марк, а Ханно, отстранился от Макса, уже не Кая и смотрел, все с той же уязвимостью во взгляде. А Макс вдруг осознал, что именно Кай нашел в Марке.

И с этим знанием он должен был сыграть продолжение сцены. Макс помнил тот день, словно это было вчера. И те чувства, что охватили его после поцелуя: трепет, неловкость, и жажда — новых поцелуев и прикосновений.

Но как, черт побери? Уже довольно известный и востребованный, несмотря на молодой возраст — всего двадцать девять лет, сероглазый красавец Макс пользовался огромным успехом у женщин. Не сказать, что их было очень много, но достаточно. Одна из случайных подруг даже забеременела от него несколько лет назад и родила дочь. И время от времени Римельт подумывал, что было бы неплохо создать семью, как у всех.

После этого поцелуя, глядя в растерянные голубые глаза, он понял — семьи с той женщиной у него точно не будет.

Перерыв закончился. Снова «камера, мотор, дубль такой-то», нежные губы и сбившееся дыхание, и руки, только что упирающиеся в грудь, а теперь гладящие спину. Макс вновь передал управление Каю, и Кай скользул рукой под резинку штанов своего коллеги, потому что тяга к Марку стала нестерпимой.

Марк — снова Марк, застонал, вцепляясь в плечи Кая.

А в следующуя секунду их обоих, под негодующий возглас Штефана, словно отбросило друг от друга.

Макса трясло, он быстро одернул тонкую куртку с капюшоном, прикрывая пах. Короткие спортивные шорты были слишком узки, чтобы что-то скрыть. Сердце бешено колотилось, пульс отдавался между ног при каждом ударе.

У него встало на мужчину. Причем не просто мужчину, а друга. Но намного больше Макса изумило то, что, прикоснувшись к Ханно, он почувствовал то же самое — твердый, как камень, стояк.

И в голубых глазах Ханно сейчас отражались те же чувства, что обрушились на Макса.

Это стало началом их сближения — осторожно, медленно, маленькими шагами. Они оба учились — любить, чувствовать, принимать свои чувства. Ведь все, абсолютно все, было ново, и немного страшно — но все равно прекрасно. Словно бы, заново пережили первую любовь, открыли для себя новый мир.

С Брайаном было иначе. «Искра, буря, безумие» — это не просто штамп или глупая шутка. Именно это и произошло между ними, стоило им увидеть друг друга в первый раз. Макс видел отражение своей безумной жажды в серо-голубых глазах Брайана, изнывал от желания поддаться ей, но не мог забыть о Ханно.

За два года встреч он узнал Брая лучше и подружился с ним. Во время съёмок «Восьмого чувства» в Штатах Макс жил у Брайана, ходил на его спектакли в Нью-Йорке. И понял, что на первый взгляд поверхностный красавчик — намного глубже, чем кажется или хочет казаться. Брайан был страстен не только в постели, но и на сцене. Макс редко видел актёров, настолько отдающихся своему призванию и не мог оторвать от него завороженного взгляда.

Можно сказать, история их любви была зеркальным отражением истории Макса и Ханно: с Браем они сначала стали любовниками, и только потом друзьями, в то время как с Ханно они начали именно с дружбы.