Он понял это в один из тяжелых съемочных дней. Они с Брайаном снимали дубль за дублем, но что-то постоянно получалось не так. Измотанные, они отдыхали рядом в креслах, потягивая остывающий кофе, когда откуда-то издалека послышался громкий детский визг. Брайан с досадой поморщился, когда визг повторился. А затем мимо них, крича во все горло, пронеслось двое детей, играя в какую-то свою игру.

— Прям не съемочная, а детская площадка, — нахмурился Брай. — Опять гримерша привела своих спиногрызов. Голова раскалывается от их криков!

Макс тогда с недоумением и беспокойством посмотрел на партнера по съемкам. Сам-то к детским крикам давно привык — хоть он был и воскресным, но все же папой. Бросив на Брая внимательный взгляд, Макс осторожно поинтересовался:

— Ты не любишь детей?

— Нет, терпеть не могу. Мне больше по душе собаки, — тот иронично улыбнулся:

— А ты любишь? Или, может, собираешься завести?

Макс сглотнул. Он так и не признался пока, что у него есть дочь, постоянно было не до того. А уж после такого признания тем более не знал, как об этом рассказать и не оттолкнуть Брайана. Поэтому он решил сменить тему на более безопасную.

— Может быть когда-нибудь…

Ханно же был самым терпеливым и любящим отцом, которого Максу когда-либо доводилось видеть. Говорил ли он по скайпу со старшей, живущей с матерью в Штатах - Лили, или таскал на плечах крошку Айно, все в его поведении — тон голоса, взгляды, жесты, указывало на то, что обе девочки обожаемы и любимы.

С появлением на свет Айно была связана их самая большая размолвка, чуть было не рассорившая Макса и Ханно навсегда.

Они поссорились, никто уже не помнил, из-за чего — до криков, взаимных упреков и битой посуды. Макс покидал свои вещи в рюкзак и уехал. Через три дня, когда оба остыли, помирились снова. А спустя два месяца абсолютно убитый Ханни стоял перед Максом с опущенной головой и вымаливал прощение. «Мия… две полоски… вечеринка… одна пьяная ночь, между нами ничего нет», слова били каждое точно в цель.

Мия Майер, молодая, пробивная и амбициозная женщина-режиссер, называющая Ханно своей музой, взяла его с собой на вечеринку по случаю совместной премьеры фильма. На следующий день после ссоры с Максом.

Слишком много алкоголя, горе, и такой же пьяный и сочувствующий человек рядом — этого оказалось достаточно, чтобы сделать ребенка.

Макс был в ярости, но, глядя в любимые голубые глаза, блестящие непролитыми слезами, не мог не простить. А позже, увидев Мию воочию, окончательно уверился, что вины Ханно здесь нет. Не он спал с ней, а она с ним.

Каких-то матримониальных планов у Мии не было, но часики тикали. Поэтому порешили на том, что для общественности Ханно и Мия будут изображать пару — это было удобно обоим, и вместе воспитывать ребенка.

Оба отлично подходили друг к другу, как родители. Они составили хорошую команду. Но каких-то нежных чувств между ними не было. Вся любовь Ханно принадлежала лишь Максу.

И тем хуже Макс себя чувствовал, обманывая его.

Пусть Ханно далеко не всегда дожидался Макса со съемок — он тоже был популярным и востребованным в Германии актером и много снимался. Но в доме все дышало им. Все вещи они выбирали вместе. Обеденный стол, уютные кресла, их кровать, тысячи знакомых бытовых мелочей напоминали о Ханно. А уж если он сам был дома, душа Макса просто рвалась в лоскуты.

— Загоняли тебя эти Вачовски, — Ханно коротко обернулся и послал Максу ослепительную улыбку, сразу же вернувшись к прерванному занятию — обжарке стейков. — Выглядишь усталым.

— Скоро у меня будет пара свободных дней, — тот подошел, обнимая сзади и целуя в затылок. — Смогу наконец отоспаться.

— Только отоспаться? — Ханно с усмешкой подался назад, прижимаясь задом и ощущая стояк Макса через плотные джинсы. — А впрочем, сначала поешь. Силы тебе еще понадобятся.

Он с удовольствием наблюдал, как голодный Макс набросился на еду. Готовить Ханно любил, и у него это хорошо получалось. Стейк, пара маленьких картошин, красиво разложенные на тарелке вареные брокколи и фигурно порезанная морковь исчезли одно за другим. На то, как партнер ест, невозможно было смотреть без улыбки.

Пока Макс отмокал в душе, Ханно убрался на кухне. У них как-то сразу сложилось так, что Макс был тем, кто разбрасывает носки, а Ханно тем, кто собирает. В основном именно он взял на себя домашнюю работу, оставив своему партнеру только самое элементарное. Иногда это немного раздражало, но Ханно напоминал себе, что если припахать спонтанного и хаотичного Макса к той же готовке — прощай, идеальный порядок, когда можно не глядя протянуть руку и найти любую вещь на своем месте. Ханно с самого начала разложил и расставил все, как устраивало его; все-таки, готовил именно он. И не был готов пожертвовать любовно наведенным порядком ради какого-то там «равноправия».

— Ханни, полотенец нет! — послышалось из ванной комнаты. — Не принесешь мне одно?

— Уже, — он возник на пороге с большим белым полотенцем в руках и притворил дверь, чтобы не выпускать тепло. — Хотел их все поменять и забыл повесить новые.

— Просто забыл? Не похоже на тебя.

Макс смотрел на него с легкой насмешкой. Обнаженный, с капельками воды, усеявшими кожу и потемневшими мокрыми волосами, он был так чертовски красив, что Ханно бросило в жар, и совсем не от горячего пара.

— С кем не бывает, — он приложил краешек полотенца к груди Макса, начал осторожными движениями промокать, с удовольствием отметив, как участилось дыхание и расширились зрачки прекрасных серых глаз. — Рад, что я вдруг оказался безответственным?

— Угу… — тот лишь кивнул, когда Ханно, закончив в грудью и плечами, принялся такими же медленными движениями вытирать живот, то и дело вновь возвращаясь наверх.

Крепкие мускулы под светлой кожей напрягались, когда их касалось полотенце. Ханно пожирал глазами мускулистую грудь и бицепсы. Плоский живот пересекала тонкая «блядская дорожка»; он проследил взглядом ее путь и ухмыльнулся, смотря Максу в глаза.

Накинул полотенце ему на плечи и потянул за концы, пока не соприкоснулся с разгоряченным после душа нагим телом. Макс склонился к Ханно, обнимая за шею, зарываясь пальцами в торчащие темно-русые волосы, и прижался губами к его губам.

Полотенце сползло и упало на пол, влажные руки промочили рубашку, но это не имело никакого значения. Макс здесь, с ним. А все остальное пусть катится к чертовой матери. Ханно ответил на поцелуй, он мягко ласкал губы своего любовника, не подгоняя и ни на чем не настаивая. Ладони блуждали по телу, то ласково поглаживая, то едва касаясь кончиками пальцев. Они оба знали тела друг друга во всех подробностях, но ни знание, ни время не приглушили страсть. Ханно поглаживал широкую спину и плечи, целовал любимые губы и заросшие трехдневной щетиной щеки, и сам чувствовал на себе руки Макса, срывающие с него одежду.

Они обнялись еще теснее — теперь кожа к коже. Стояк Макса упирался Ханно в бедро, а ладони сползли с поясницы на задницу и тискали, впиваясь пальцами.

— Я не дойду до спальни, — прошептал он Ханно на ухо. Горячее дыхание щекотало мочку, оно словно посылало электрические разряды прямо вниз, к напрягшемуся члену.

— И не нужно, — тот не глядя протянул руку и достал из зеркального шкафчика полупустой тюбик.

Макс с проказливой улыбкой поцеловал его, чуть уколов небритой щекой, и развернулся спиной, опираясь на край ванны.

Ханно на мгновение прикрыл глаза, пытаясь успокоиться. Он мог кончить только от одного этого зрелища — широкая спина, чуть сужающаяся к талии, милые ямочки на пояснице, округлые светлые ягодицы, при одном взгляде на которые рот наполнялся слюной.

И взгляд серых глаз через плечо, жаждущий и приглашающий.

Взяв побольше геля, Ханно провел скользкими пальцами между ягодиц Макса, скользнул пальцем в тугое отверстие. Тот всхлипнул, выгибая спину, и потянулся к своему члену.

— Ханни, не тяни, — и вновь посмотрел через плечо. — Не сдерживайся, вся ночь впереди…