– Самогонище! Свекольный первач!.. На, дядя, хлебай свои виски!

Гельмут придвинул к себе два стакана, плеснул в них на сантиметр и протянул граненый мне.

– Твое здоровье, Стас! – сказал он, поднимая свой стакан и приглашая меня выпить.

Все-таки, молодец этот старый хрыч!

Глушков, всеми забытый, никому не нужный и не интересный, сидел в стороне, отщипывал от куска хлеба крошки и отправлял их в рот. Пуховик, который я ему дал в вагоне, лежал на кровати рядом с черной курткой. На Глушкове остался легкомысленный зеленый свитер с красными ромбиками, из-под заштопанных рукавов которого выглядывали рукава старой, застиранной фланелевой рубашки. Часы на кожаном ремешке, с мутным, выцветшим циферблатом, он снял и положил на стол перед собой. Я вспомнил, как этот странный парень упал на колени перед Тенгизом, умоляя взять вместо Маши его. Бывают же люди!

Выпив, Гельмут стал активно и с аппетитом есть, словно хотел показать, что не обращает внимания на бандитов, не боится их и действует так, как привык. Мэд вяло тыкала вилкой в тарелки, думая о чем-то своем, и нередко подносила ко рту пустую вилку. Я расслабился, мысленно плюнув на весь преступный мир, и последовал примеру Гельмута. Мы выпили еще по глотку виски, хотя это прославленное пойло я ненавидел и с большим удовольствием выпил бы водки, но надо было продемонстрировать солидарность с Гельмутом.

Когда мы закончили свою полуночную трапезу, Бэл, глядя на меня, сказал:

– Все насытились? Теперь поговорим о деле. Скажи бабе, пусть уберет со стола.

Мэд не надо было ничего говорить. Она поняла, что от нее требуется, собрала грязную посуду, свернула скатерку и под конвоем Тенгиза вынесла все во второй отсек.

– Сядь ближе, – сказал мне Бэл и расстелил на столе карту. Я глянул на шапку: "Центральный и Восточный Кавказ. Восточное Приэльбрусье."

Бэл подождал, когда я снова подниму глаза, и спросил:

– Тебе знаком этот район?

– В каком смысле?

Он терпеливо объяснил:

– Ты бывал в этих местах?

– Где бывал, а где – нет.

Вернулась Мэд. Я сидел на ее месте. Она опустилась на кровать рядом со мной и стала коситься на карту.

– По Главному хребту до перевала Местиа маршрут тебе знаком?

Все ясно. Со мной разговаривал полный дилетант в высотном альпинизме.

– Маршрут? – переспросил я. – Ты уверен, что по хребту проложен маршрут?

– Ну что там есть? Тропа…

– Шоссейная дорога, – в открытую поиздевался я. – И прокладывают метро.

Бэл поморщился. Наверное, я напрасно так вел себя, но интуитивно я понял: они нуждаются в моих услугах, а значит, можно торговаться, набивать себе цену и даже ставить условия.

– Значит, до перевала пройти нельзя? – пока еще сдержанно уточнил он.

– Можно, – честно ответил я. – В альпинизме это называется траверсом: штурмуешь все вершины подряд, не спускаясь вниз. Высшая категория сложности, шестая "А". За подобные подвиги раньше награждали орденами и денежными премиями.

– Бэл, он хамит, – вставил Тенгиз.

– И мы тебя наградим, – не обратив внимание на реплику коллеги, сказал Бэл. – Если проведешь нас до перевала.

– Интересно, чем это вы меня наградите?

– Сто тысяч долларов устроит?

Я усмехнулся и откинулся на подушку.

– Нет, ребята. Жизнь дороже.

На лице Бэла появилось недоумение.

– Дороже? Ошибаешься, приятель. Твоя жизнь стоит намного меньше. Я бы сказал, что сейчас она вообще ничего не стоит.

– Это вопрос, конечно, спорный… – начал было я, но Бэл несильно, предупреждая, двинул меня кулаком в голову.

– Я тебя убедил, что никакого спорного вопроса не существует? – поинтересовался он, когда гул в моей голове утих и я обрел возможность нормально слышать.

– Подожди, – сказал я, потирая ладонью висок. – Если ты будешь таким способом убеждать, то вам придется искать себе другого проводника.

– Я бы этого не хотел, – искренне ответил Бэл. – А потому предлагаю тебе нормальную, джентльменскую сделку.

Я глянул на Мэд. Она, покусывая губы, смотрела на карту. Понимала ли немка, о чем сейчас идет речь? Глушков слился со стулом, и из-за очков нельзя было сказать наверняка, спит он или пялится на нас. Гельмут демонстративно читал Гейне и, возможно, даже не прислушивался к нашему разговору.

– Это безумие, ребята, – сказал я. – Нас нагонят омоновцы и насадят голыми задницами на пик Ленинского комсомола.

– А разве среди омоновцев много высотных альпинистов? – поинтересовался Бэл.

– Не знаю. Но если мало, то нас расстреляют с боевых вертолетов.

– А мы, приятель, поднимемся выше вертолетов.

Он загонял меня в угол. Я искал аргументы, хотя понимал, что ничего не смогу доказать этим тупицам, которые совершенно не знали гор, но были уверены, что мешок с долларами каким-то чудодейственным способом поможет им перейти через Главный хребет.

– Вы хотите идти по пятитысячникам, не имея даже элементарных навыков?

– А ты нам поможешь освоить эти навыки.

– По-твоему, я должен тащить вас на себе?

– А как ты, спасатель, снимал с вершин и тащил обмороженных и поломанных?

Мне нечем было крыть.

– Если я откажусь? – спросил я, хотя ответ мне был известен.

– Тогда мы тебя зарежем, – ответил Тенгиз и деланно зевнул.

– А эти? – Я кивнул на немцев и Глушкова. – Вы собираетесь взять их с собой?

– А как же! – ответил Бэл. – Без прикрытия, приятель, нас в самом деле могут закидать бомбами.

– Бред! Бред сивой кобылы!! – зло рассмеялся я. – Неопытную девчонку, дряхлого старика и этого… – я не подобрал более удачного слова и добавил: – и этого героя вы хотите провести через Главный хребет?.. Если я скажу, что это возможно хотя бы на один процент, то о меня, как об альпиниста, можно вытирать ноги.

– Я сейчас сделаю это даже без процентов! – Тенгиз нашел повод сострить.

– Во-первых, – с завидной выдержкой стал объяснять Бэл, – девчонка не такая уж неопытная. Насколько мне известно, ты несколько раз водил ее на Эльбрус.

– Эльбрус, парень, это не Ушба, и даже не Донгузорун. Третья категория сложности, всего лишь третья!

– … Дряхлый старик, как ты выразился, – не обращая внимания на мои доводы, продолжал Бэл, – имеет завидное здоровье и больше полусотни лет ползает по горам. Разве не так, фатер? – обратился он к немцу и похлопал его по плечу.

– Я не понимаю, что вы говоришь, – отозвался из-за книги Гельмут.

– Это ничего, – усмехнулся Бэл. – Скоро поймешь. Вот будет миссия примирения! Весь мир ахнет!

– Это точно! – согласился Гельмут, по-прежнему не опуская книгу и вдруг с нескрываемой злостью и раздражением добавил: – Мир придет в печаль, когда станет знать про ваш подвиг! Пока есть вы, пока делаете такой терроризм, Россия не будет идти в сивилизованный мир, и совет Ойропы покажет вам, какой есть кюкишь, и Россия будет стоять по нос в терьмо, и все вы будет жить как русская свыня…

Старика занесло. Он явно перегнул. Такого сочного фольклорного набора я не слышал от него ни разу.

– Э-э, батяня! – вспылил Тенгиз. – Ты что себе, фриц недобитый, позволяешь?! Ты где находишься, курва?! Да я тебе, обанный бабай, сейчас напомню Берлин сорок пятого… Ты у меня, эдельвейснер траханый, сейчас мордой в сортир заглянешь…

Он, сжав кулаки, двинулся на старика, но Бэл схватил Тенгиза за руку и оттолкнул в сторону.

– Стоять!! – приказал он.

Мэд побледнела. Она прижалась щекой к плечу деда, исподлобья глядя на Тенгиза.

– Вот видишь, – сказал мне Бэл. – старикан полон сил и энергии и готов хоть сейчас взять в руки оружие. А что касается этого мямлика, – кивнул он на Глушкова, – то, видит Бог, я не гнал его сюда силой. Он сам напросился… Правильно, малыш? – ласковым голосом сказал Бэл покрывшемуся красными пятнами Глушкову. – В жизни всегда есть место подвигу!

Я молчал. Мне нечего было говорить, настолько дикую, несуразную идею выдвигал Бэл.

– Ну что? – подвел итог Бэл. – Будем считать, что мы заключили взаимовыгодный договор. Сейчас всем бай-бай, а завтра рано утром выходим в путь.