Она попробовала раздвинуть ветки остролиста.

— Дерьмо! — и рывком отдернула руку. Шип с листа проник под рукавицу, проткнул льняную перчатку, и показалась кровь: на ее глазах на ладонь стекала красная капля.

За пологом зеленых листьев так плотно сплетались черно-коричневые ветви, что животное ни за что не могло бы просочиться через них.

Сначала она решила привязать коня, прикрыть лицо руками в латных рукавицах и, понадеявшись на защиту доспеха, пройти сквозь завесу остролиста. Но отбросила эту мысль, не желая оставаться пешей; и повела коня в обход огромной заросли деревьев остролиста, в том направлении, которое казалось ей западным, но в чем теперь можно быть уверенной?

Меньше всего ее беспокоило, что весь провиант, все запасы воды ушли с отделениями ее отряда, предположительно к броду на западной реке.

«Христос, я должна быть там! Они войдут в лагерь даже без меня. Томас и Эвен не дадут им не выполнить приказ. Но они не успеют проникнуть в него настолько глубоко, чтобы суметь убить Фарис. И я это точно знаю!»

Дело было не в ее гордости, а в объективном знании: ее люди сражаются усерднее и дольше, если с ними Аш; и доверчиво принимают любое ее объяснение, почему победа необходима.

Подлесок стал не таким густым. Судя по почерневшим пням, тут поколение назад, видно, пылал пожар; лес состоял из ясеня и ольхи, причем высота деревьев не превышала пятнадцати футов. На больших пространствах росла бурая трава, без шипов.

Гнедой устало склонился к ее плечу, выбирая, куда ставить копыта рядом с ней на покрытые мохом камни. С неба лился молочный свет. Аш подняла голову к небу, высматривая хоть какой знак направления. Она моргала изо всех сил; смотрела в сторону, потом снова наверх, через голые искривленные сучья ольхи.

Ближе к горизонту на небе проступили белые точки. Они были слишком низко и их было не рассмотреть как следует, но чем-то они были ей знакомы. «Ну да, — подумала она. — Это же звезды».

На ночном небе замерцали августовские созвездия, они были бледными на бледном фоне.

Они, тем не менее, были видны при слабеющем свете солнца.

Аш зашептала:

— Христус регнит, Христус имперад.

Лес трещал вокруг нее.

Перед ней вдруг земля пошла вниз. Под откосом ничего не было видно, только голые вершины деревьев, среди темных глянцевых — вечнозеленые. Под ее башмаками, подошвами сапог была скользкая бурая почти мертвая трава. Она снова забралась в седло, у нее болел каждый мускул, и стала уговаривать гнедого идти вперед и вниз между деревьями.

Землю усеивали красные точки.

Из седла она увидела, чем покрыт откос: под копытами гнедого был шиповник. Бледнозеленый шиповник, мягкий и легко ломающийся. Запах сломанных стеблей витал вокруг нее. А лепестки цветов — красные и розовые — полетели по ветру в туче золотой пыльцы, разнося свой аромат.

Она подумала: вот последний осенний цветок, чудом сохранившийся.

Земля стала плоской, когда она подъехала к высоким валунам, торчащим среди деревьев. Валуны были покрыты мохом, яркой зеленью — цвета лимона и бутылочного стекла. Зелень была очень яркой, как будто солнце, повсюду бледное, светило на эти камни изо всех сил; но, взглянув на небо, она убедилась — оно молочно-белое, покрытое звездами. Гнедой остановился как вкопанный.

В заросших травой берегах бежал ручеек. Траву усеивали белые и красные цветы. Ручеек вытекал из спокойного темного пруда за валунами. Его темная поверхность покрылась рябью, и Аш ничуть не удивилась, увидев белого оленя. Он лакал воду, опустив морду в пруд. Золото короны было таким ярким, что больно резало глаза.

Издали обогнула валуны собака с лохматой шерстью.

Собака не обратила внимания на оленя. Аш видела, как она деловито обнюхала край пруда, в котором абсолютно четко отражались рожки оленя. Вторая собака из этой же своры присоединилась к первой. Они спокойно посуетились тут и ушли туда же, откуда появились.

Аш, когда они ушли, снова посмотрела на белого оленя, но он уже больше не пил из пруда.

За ней следил кот, уши его обросли пучками шерсти. Больше охотничьей собаки, размером почти с ее суку-мастиффа Брифо. Прямо в глаза ей смотрели блестящие черные, как камешки, глаза, не похожие на глаза животного; его черные губы раздвинулись, обнажив острые зубы, и он завопил.

— Кот-волк! note 55 — левую руку на ножны, правую — на рукоять меча; поводья обмотать вокруг бедра — тут кот отвернулся и затопал по усыпанной цветами траве, скрылся за валунами.

Она крепко хлопнула гнедого по шее — ей вовсе не хотелось видеть, как бока коня будут изодраны когтями, не важно, насколько кровожадного зверя, — и спешилась. Здесь на земле не было следов ни оленя, ни кота на упругой траве. Носом она все еще ощущала аромат диких роз, и этот запах вызывал ощущение давно ушедшего лета.

— Господи, избавь нас от.., — вслух проговорила она и удержалась, хоть и очень хотелось, не спросила: Годфри, помоги, что мне делать?

В той части разума, которой она воспринимала голоса, напряжение стало сильнее, и откуда-то издалека зазвучал триумфальный бесконечно тонкий голосок:

— СКОРО! ЧТОБЫ ИЗБАВИТЬСЯ ОТ ВАС…

— …ПОГАСИМ СОЛНЦЕ!

— …ДОБЕРИСЬ ДО НЕЕ: НАШ ВЫБОР, НАШЕ ДИТЯ…

…ПРИВЛЕЧЕМ ВСЕ НАШИ СИЛЫ…

Но теперь в ее душе примолкли даже голоса Диких Машин, стали слабыми и почти нематериальными.

Раздался звук горна.

— Эй, сюда!

Аш стояла, склонив голову набок, глаза почти закрыла. Женский голос — откуда он? Из-под откоса, из-под деревьев ольхи?

Мягкая белая морда гнедого вдавилась в ее нагрудник, сжимая сталь и подкладку.

— Уф-ф-ф! — пробормотала она и ухмыльнулась коню. Гнедой насторожил уши и поглядел вниз под откос.

— Ну… если ты так считаешь, — Аш тяжело впрыгнула в седло, оттолкнувшись от почерневшего пня дерева. Седло заскрипело, когда она приземлилась в него. Она повернула гнедого и осторожно поехала вниз по откосу, наклоняясь под низко нависшими ветвями ольхи, покрытыми свежими зелеными завитками листиков, как почками на сучках. — Харо! Лев!

— Сам Лев! — Флора дель Гиз, все еще верхом на тощем сером мерине, в сопровождении четырех собак и двух охотников, выехала из чащи. Женщина в мужской одежде ехала совершенно беззаботно, подпрыгивая в седле: Аш удивилась, как она еще усидела в нем. — Ну, видела его? Мы опять потеряли след!

— Видела ли я — что? Я за последний час много чего видела, — угрюмо сказала Аш. — Флориан, я половине из этого не верю — розы зимой, белые олени, золотые короны…

— О, олень несомненно белый, — Флора погнала своего коня к ней, оторвавшись от охотников. — Мы его видели. Он альбинос. Помнишь, Брифо принесла такого же щенка в Милане? — в ее довольной улыбке заметен был оттенок скептицизма. — Короны? И после этого ты будешь говорить мне, чтобы я отставила местное вино!

— Постой, я серьезно… — упрямо говорила Аш.

— Чушь собачья! — весело ответила Флора. — Это был просто олень. Просто не следовало охотиться, когда не сезон, — но куда денешься.

Аш уже не ощущала запаха роз, она подумала, собралась было заговорить, но вдруг осознала, что не знает, о чем собиралась сказать. Эта охота не имеет значения, но есть люди, которых я должна вести; людей, которых ты знаешь! Взгляни-ка на солнце!

Но при первом же взгляде на отрешенное озабоченное лицо Флоры у нее слова застряли во рту. Она даже не могла сказать: Я снова обращусь к Диким Машинам, я не могу удержаться…

— Охотничья команда растянулась на пять лиг! — Флора сбросила капюшон со своих соломенных волос и остро взглянула на Аш. Если Томас и Эвен не могут выбраться к визиготскому лагерю, это хорошо. Потому что если найдут его, все — они считай трупы.

— А если не найдут, тогда мы все — трупы. Надо было мне ухитриться остаться с ними!

Аш в досаде стукнула себя кулаком по бедру, рукавица царапнула по набедреннику; женщина с остриженными, как у раба, серебристыми волосами, в доспехе, верхом на грязной светлой лошади. Гнедой жалобно вздрогнул. Аш подняла глаза, взглянула через голые по-зимнему ветви ольхи, но небо слишком мутно — нависли тучи или что-то вроде, и не видно невидимого солнца.