«Братик?» – прозвучал в голове у Леля родной голос.

Он задрожал всем телом, сжался в комок и заплакал.

9

Птица, что родилась из пламени

Лель прожил с чернокнижниками год. Оказалось, что такая деревня в Инежских горах не единственная. Лель узнал ещё о трёх, куда можно было добраться за день или два, но Ингар сказал, что есть ещё поселения – они разбросаны по всей горной гряде, а ещё похожие деревни прячутся в лесах на юге и на севере, там, куда редко добираются гвардейцы.

Раз в месяц Ингар и Лель обходили ближайшие поселения, чтобы помочь больным. Ингар приносил отвары и травы, а Лель использовал умения Журавля. Применять чары для лечения чернокнижники не умели, да и не все в поселениях вообще владели чарами. Жили здесь и простые люди: возлюбленные чернокнижников, их братья и сёстры, старики и дети, которые не получили при рождении благой поцелуй магии, но выбрали последовать за Чернобогом или за теми, кого считали своей семьёй. Им в первую очередь способности Леля и пришлись очень кстати.

В один из таких обходов Лель впервые принял роды и даже спас роженицу от смерти, сумев остановить открывшееся кровотечение. Счастливый муж и отец новорождённых близнецов напоил измотанного и порядком напуганного Леля брагой до такой степени, что Ингару пришлось тащить его домой на себе.

– Это было так жутко, Ингар, – бормотал Лель, вися на плече друга и пуская слюни на его рубаху. – Они сначала десять часов не лезли, а потом ка-а-ак полезли. Огромные! Как только женщины это выносят… это же… поразительно. И очень страшно.

Ингар добродушно рассмеялся:

– Ничего, раза с третьего пообвыкнешься!

– Больше никогда! – запротестовал Лель и тут же грустно вздохнул: – Новая жизнь даётся нам в таких муках, почему в итоге мы её не ценим?

– Не знаю. – Ингар закряхтел и перехватил Леля поудобнее. – Должно быть, память у нас короткая.

– А длинная, думаешь, уберегла бы?

Ингар задумался, неспешно подходя к пещере, что вела в их деревню.

– Не знаю, сынок. Ой, не знаю. В стае нас учили хранить память об ужасах Первой резни кланов для того, чтобы она не повторилась. Чернокнижники хранят память о Великой Войне, чтобы сохранить осколки утерянной правды. А Совет Чародеев хранит память о победе в этой войне, чтобы не потерять власть. Но знаешь, после Первой резни случилась вторая, во время которой я и покинул Северные Земли. Память о правде Великой Войны не спасает чернокнижников от смерти. А слава о былой победе, думаю, однажды перестанет уберегать Совет от падения. Так что, сынок, нет у меня ответа на твой вопрос.

– Что же тогда делать? – протянул Лель, сонно шмыгая носом.

– Любить, сынок. Любить, пока можешь, и от всего сердца. Любить сейчас и, исходя из этой любви, принимать решения, совершать поступки и ради неё жить.

– И это всех нас спасёт?

– Некоторых из нас. Но ведь и это уже бесконечно много.

С тех пор Лель увидел появление новой жизни ещё пять раз. И, как и предсказывал Ингар, к четвёртым родам Лель пообвык и наловчился облегчать роженицам муки, с помощью чар притупляя боль и вовремя исцеляя повреждения. А ещё он научился общаться с животными. Когда можешь забраться в голову к зверю, помочь ему гораздо проще. А вот забираться в сознание к людям у Леля получалось гораздо хуже, даже в тех случаях, когда человек не имел ничего против и добровольно открывался Лелю. Он так в полной мере и не овладел этим умением. Да никогда и не стремился, Лелю хватало и того, что он мог разговаривать с Милой, заглядывать в душу к кому-то ещё он не видел надобности.

Со временем Лель почувствовал в себе желание покинуть деревню и продолжить своё путешествие, вместе с Милой обойти весь Первый Материк, а потом… он не знал, что будет потом. И, если честно, не хотел об этом задумываться. Он решил просто исполнить обещание, данное Белаве: помогать каждому, кто встретится на пути до тех пор, пока она его не позовёт. Лель начал собираться в путь.

Всё случилось тёплой весенней ночью, за несколько дней до запланированного Лелем отбытия. В их деревню пришёл раненый чернокнижник из соседнего поселения, тот самый отец близнецов, что едва насмерть не напоил Леля. Он не успел попросить о помощи, упал на выходе из пещеры и умер. Из его спины в небо смотрели две стрелы.

Ингар и Лель отправились в соседнее поселение незамедлительно. Каждый из них понимал, что уже не успеет предотвратить то, что там произошло, но оба надеялись, что смогут хотя бы кого-то спасти.

Деревня сгорела дотла. Дома ещё дымились, когда Лель с Ингаром вошли в поселение. Нападавшие не потрудились похоронить или сжечь трупы, и тела лежали ровно там, где их настигли меч или стрела. Казалось, что по деревне прошёл страшный, разрушительный шторм, который не оставил после себя ничего живого. Не пощадили даже скот: мёртвые овцы и свиньи лежали вперемешку с людьми. Небо затянуло чёрным дымом, земля пропиталась кровью, а воздух – запахом гари с омерзительно сладким привкусом.

Лель и Ингар брели по деревне, высматривая выживших, но никто не шевелился. Лель закрывал нос рукавом, пытаясь укрыться от ужасающего, отвратительного запаха смерти. А Ингар едва держал себя в руках: глаза его стали жёлтыми, плечи дрожали, на руках появились чёрные когти, а клыки изранили губы – он был в шаге от того, чтобы перекинуться в волка.

– Никого не осталось, – прорычал он, втягивая носом воздух. – Я не чувствую никого живого.

– Кто-то должен был остаться. Хоть кто-нибудь. – Лель заглядывал в каждый дом, судорожно вслушиваясь в могильную тишину. У одной из хижин он остановился – у дверей ничком лежала женщина, накрывая собой неподвижные тела близнецов. Спину её рассекала длинная рана от меча. Маленькая ручка одного из детей запуталась в прядях маминых волос. Лель задохнулся от ужаса, попятился, споткнулся о труп собаки, рухнул на землю и замер, не в силах отвести взгляд от этого чудовищного зрелища.

Леля замутило, а голова закружилась. Он с трудом заставил себя подняться на трясущиеся ноги. Колени так и норовили подогнуться, словно он продвигался вперёд через тягучий густой кисель, с трудом переставляя ноги. Дрожащей рукой Лель перевернул мать, надеясь, что хотя бы дети смогли уцелеть.

Все они были мертвы. И, похоже, уже тогда, когда мать укрывала их собой. Из тел мальчиков торчали обломки стрел. Лель в ужасе прижал ладонь ко рту.

Тут чуткий слух Ингара что-то уловил. Он повернул голову и кинулся к одному из домов. Крыша хижины обвалилась, на пороге из-под обломков выглядывала тоненькая девичья рука.

– Она жива! – крикнул Ингар. – Лель, скорее, помоги!

Вместе они принялись разгребать завал, стараясь не потревожить девушку под обломками. Она не шевелилась и не издавала звуков, но Ингар твердил, что слышит, как бьётся её сердце. Наконец они смогли её вытащить и уложить на траву. Девушка сильно обгорела, волос практически не осталось, кожа пузырилась, где-то и вовсе слезла, обнажая запёкшиеся мышцы, – удивительно, что она вообще ещё дышала. Не теряя времени, Лель положил одну ладонь на её лоб, а другую прижал к своей груди.

Резерва не хватило на то, чтобы исцелить её полностью – какие-то ожоги исчезли совсем, другие превратились в уродливые шрамы, но боль стихла и жизнь девушки была вне опасности. Она задышала ровно и сильно, а спустя несколько мгновений открыла глаза.

Ингар тяжело осел на землю, вытирая слёзы и размазывая по лицу сажу. Лель едва держался, собирая из резерва последние доступные капли магии, чтобы оставаться в сознании.

– Ты помнишь своё имя? – спросил он у девушки.

– Сорока, – хрипло ответила она, и Лель облегчённо выдохнул.

Атли сидел на полу, закутавшись в плащ, и во все глаза смотрел на Леля. Целитель же смотрел куда-то в сторону, в тёмный угол темницы, куда не доставал свет факела, туда, где прятались страшные воспоминания.