18 июня 1773 года Екатерина II, получив это письмо Фридриха Великого из рук ландграфини Дармштадтской, писала в ответ, что она и ее дети предназначены к тому, чтобы скрепить узы, уже соединяющие их государства: «Мой сын решился предложить свою руку принцессе Вильгельмине».

3 августа того же года Фридрих Великий вновь написал письмо Екатерине II, уверяя ее в полной преданности и надежде, что брак будет «столько же выгодным, сколько счастливым для вас, для великого князя и для России».

А до этого четыре года барон Ассебург, русский дипломат, посещает княжеские и герцогские дома с поручениями императрицы и одновременно приглядывается к семьям того или иного герцога или князя. И о каждом посещении барон подробно сообщал императрице. И не только ей, но и прусскому королю Фридриху II, и графу Никите Панину, воспитателю великого князя. Это привычная дипломатия вообще, того времени – в особенности. За эти четыре года барон посетил множество германских владений, написал множество отчетов заинтересованным лицам, которые в свою очередь высказывали свои сомнения, пожелания, предложения. По совету Фридриха II барон Ассебург остановился на двух семействах – на принцессах гессен-дармштадтского двора и принцессах вюртембергского двора и дал подробнейший отчет своим повелителям. Фридрих II указал обратить внимание на ландграфиню Каролину Гессен-Дармштадтскую с ее тремя принцессами, у него были свои мотивы: Каролина – его родственница, а главное – он любил порядок в германских владениях, мечтал об их объединении в великую империю и намерен был возглавить ее со временем лично или передать наследникам. К тому же у Каролины три дочери, одна лучше другой. И барон не раз бывал в Дармштадте, тонкий и деликатный наблюдатель и психолог дал объективную характеристику принцесс. И четыре года тому назад, и сейчас, когда пришло совершеннолетие великого князя и выбор невесты стал неотложен.

А принцесс Вюртембергских отвергли сразу потому, что отец их, как младший, не имел звания герцога, но имел большое семейство, жившее на скудное содержание. Это сразу остановило Екатерину, такое семейство не могло породниться с императорским домом России, хотя барон Ассебург среди принцесс выделял обаятельную принцессу Софью-Доротею, но ей было чуть больше девяти. Так что и прусский король, и граф Панин, и русская императрица остановили свой выбор на Вильгельмине. Но, чтобы не сковывать выбор великого князя, императрица решила пригласить и ландграфиню Каролину с тремя принцессами в Петербург на смотрины и принятие решения о невесте. Получив все документальные данные о Вильгельмине, императрица оказалась в сложном положении, с одной стороны, была довольна и, одновременно, весьма недовольна ее характеристиками. «Принцессу Дармштадтскую мне описывают, – писала она Ассебургу, – особенно со стороны доброты ее сердца, как совершенство природы, но помимо того, что совершенства, как мне известно, в мире не существует, вы говорите, что у нее опрометчивый ум, склонный к раздору. Это в соединении с умом ее сударя-батюшки и с большим количеством сестер и братьев, частью уже пристроенных, а частью еще дожидающих, чтобы их пристроили, побуждает меня в этом отношении к осторожности…»

Для встречи гостей Екатерина II поручила барону Александру Ивановичу Черкасову, «человеку большого ума, с обширными сведениями, но нравом странным, вспыльчивым, даже грубым… он был добр, праводушен, преисполнен честности и усердия» (Вейдемейер) отправиться 16 мая 1773 года в Ревель.

Много беспокойства и неясности было у барона Александра Черкасова, который встречал ландграфиню Гессен-Дармштадтскую с ее тремя дочерями-принцессами и свитой, прибывших из Любека в Ревель на судах российской флотилии под командой кавалера Краузе (ранее в Любек отправился для сопровождения ландграфини и принцесс генерал-майор Ребиндер, а одним из судов командовал обаятельный капитан-лейтенант Андрей Разумовский).

А перед бароном Черкасовым неожиданно встало множество проблем. Конечно, он встретит гостей на пристани со всеми почестями, отправит в замок Екатеринендаль, генерал-губернатор принц Гольштейн-Бекский сделал все необходимые приготовления. Понятно и то, что барон будет прислушиваться к тому, что будет ему советовать генерал Ребиндер, он уже познакомился с ландграфиней, с ее дочерьми и свитой, ее величество сообщила ему, что генерал – умный человек, ему не надо дважды повторять поручение, его права кончились в Ревеле, но он будет сопровождать гостей до Царского Села. Отдых гостям в Ревеле они сами определят, только согласуясь с ними, можно точно определить маршрут и доложить об этом императрице, которая еще не знает, где встретить гостей, в Красном Селе или в Гатчине. Барон помнит совет ее величества, чтобы он не поддерживал ландграфиню, когда она начинала обсуждать тонкие политические вопросы, сейчас дела домашние, тут не до политики. Но какова церемония встречи ландграфини и ее дочерей? Речь идет о делах первостепенной важности: нужно ли стрелять из пушек? Сколько выстрелов? Нужно ли поставить гарнизон в ружье? Какой выставить почетный караул? Целовать ли барону руку у ландграфини и принцесс? Барон был очень встревожен, не зная многих вещей, которые были приняты при европейских дворах. А ведь дело касалось императорского двора Российской империи.

Но все обошлось так, как надо: Екатерина II вспомнила, что при ее прибытии в Ригу стреляли из пушек, гарнизона не было в строю, никто не целовал рук германским принцессам, они не принадлежат к императорской фамилии. Так предупредительно и ласково встретил барон Черкасов германских принцесс и проводил их до Гатчины.

Уже в этот период разгорелись страсти вокруг влияния на ландграфиню, и об этом подробно написала Екатерина II, получив множество депеш от Ассебурга, барону Черкасову:

«Я посылаю вам, для личного вашего установления, извлечение из депеш, которые я видела, но есть одна, и ее-то граф Панин не счел мне нужным показать. Между прочим Ассебург уверяет в частном письме, что ландграфиня, стараниями его, Ассебурга, так хорошо вымуштрована, что будет следовать советам одного Панина и что она его будет слушать и во всем будет с ним заодно. С другой стороны, я получила в тот же день прилагаемый экстракт из послания короля прусского графу Сольмсу. Из подчеркнутых мною строк вы увидите, что и он предлагает графу наставлять ландграфиню.

Весь свет хочет вести эту женщину, и если дела пойдут таким образом, то они пойдут дурно. Ради Бога, предупредите ее очень серьезно, что если она хочет иметь ко мне доверенность и чтобы я верила ей, то ей следует удалить всех конкурентов, которые хотят заставить ее действовать по влиянию их собственных страстей. Признаюсь, что страсти и всякое страстное поведение мне в высшей степени не нравятся, а пристрастие повредит ландграфине, как в моем так и в общем мнении. И потому я желаю, чтобы она соединила, а не разделяла умы; вот ваша обязанность; сделайте возможно лучшее для успеха» (Лебедев П. Графы Никита и Петр Панины. СПб., 1863. С. 371–375).

Но барон Ассебург, зная о противостоянии и противоречиях графа Никиты Панина и императрицы, написал графу Панину, продолжавшему опекать великого князя, в апреле 1773 года тайное от императрицы подробнейшее письмо о принцессах Гессен-Дармштадтских, даже не подозревая, что письмо было скопировано.

Никита Иванович, прочитав письмо, тут же завел с Павлом Петровичем разговор о женитьбе. Он надеялся, что выполняет волю Фридриха II, вовсе не подозревая, что секреты Ассебурга давно раскрыты, Екатерина II уже была информирована – она тоже склонялась к этому выбору, других невест просто не было.

– Ваше высочество, поиски принцессы для вас почти закончились, объездили чуть ли не все германские владения, в одних принцессы слишком малы, в жены не годятся, а в других многие помолвлены и ждут не дождутся свадьбы. Только Каролина Гессен-Дармштадтская с ее тремя принцессами… они приглашены в Петербург на смотрины, приедут вроде бы в гости, чтобы скрыть от света наши истинные намерения, а на самом деле на смотрины. Так что, дорогой мой воспитанник и великий князь, наследник императорского престола, готовься к выбору.