Юи порылась в пакете на соседнем сиденье, достала и развернула один онигири (она купила их на выезде из Токио, вместе с шоколадкой и кофе в жестяной банке) и принялась жевать, изучая пейзаж вокруг. За окнами машины была безымянная деревушка: невысокие здания, двухэтажные домики с традиционными синими крышами и большими садами, обработанные поля, несколько курятников. Справа море, плавный изгиб спускавшегося вниз холма. Позади недвижимые горы.
От этого вида Юи расслабилась. Здесь не было ни машин, ни магазинов. И напрасно она боялась толпы вокруг будки. После нескольких часов дождя и туч небо вдруг вспыхнуло разом тысячами лучей. Теперь Юи заметила, что в саду, под козырьком крыши, сушится подвешенная нитями хурма. В зеркало заднего вида она наблюдала, как из дома вышел мужчина, приставил лестницу к ветвистому дереву, залез наверх с ножницами в руках и приготовился обрезать его.
Она хотела было спросить у него, как пройти к дому Судзуки-сана: «Телефон ветра… „Белл-Гардиа“, знаете, где это?» Но потом подумала, что этим вопросом выдаст незнакомцу свое горе, и не решилась. Она терпеть не могла эту резкую перемену в поведении собеседника, жалость, которая заставляла его нервно улыбаться, сковывала движения. Затем она увидела сквозь боковое стекло автомобиля другого мужчину, лицо у него было молодое, а волосы уже седые. Юи сразу поняла, что он такой же, как она. Выживший.
Юи не могла объяснить толком, но в выражении его лица она заметила едва уловимую мрачность, такая была где-то внутри нее – она сама не знала где. В этом затаенном уголке души те, кто выжил, прятали любые эмоции, в том числе и радость, чтобы не чувствовать боли за других.
Шапка съехала, в руках развернутая карта – она хлопала его по груди на ветру. Мужчина оглядывался по сторонам, искал. В последующие годы Юи познакомится с ним ближе, будет всматриваться в сгорбленную над Телефоном ветра спину, прижатую к уху трубку, его тело за стеклянными стенами будки, разбитое на прямоугольники деревянными перегородками. Он каждый раз будет приносить, бережно держа пакет в руках, чтобы не помялись, два особых эклера с банановым кремом, которые так любила его жена и которые, по новой традиции, они будут съедать вместе, вдвоем, – Юи и Фудзита-сан – на скамейке в «Белл-Гардиа».
Им станет легче смотреть на море: Юи специально переехала в Токио, подальше от моря, но теперь, через полтора года разлуки, вернулась и ощутила ностальгию. Так было со многими, ей рассказывали: сначала море ненавидишь, а потом снова начинаешь любить, той мучительной любовью, которую испытывают родители к детям-убийцам и от которой, несмотря ни на что, невозможно отречься.
«Воспоминания о тех, кого мы любили, не стареют со временем. Стареем только мы сами», – часто будет повторять мужчина, который в тот день растерянно вертел в руках карту, пока ветер трепал его волосы.
Когда Юи вышла из машины, ей показалось, что воздух буквально наполнен солью. Вроде бы ничего удивительного: море рядом, но Юи поразила концентрация соли. Она поспешила повернуть ключ, чтобы не давать себе времени на раздумья. Юи пошла следом за тем мужчиной: он как раз только что перешел дорогу и приготовился подниматься по пологому склону. Море оставалось позади, он смотрел вверх.
Юи чувствовала спиной порывы ветра, и ей казалось, ветер подталкивает ее. Как будто чья-то рука слегка похлопывала по спине, вела ее следом за мужчиной по тропинке, мягко поднимавшейся вверх по склону горы Кудзира – Китовой горы. «Извините!» – крикнула она ему вслед, ускоряя шаг. Голос растворился в воздухе. «Sumimasen»[3], – повторила она, и на сей раз ветер подхватил ее слова и донес до него.
Мужчина обернулся, мятая карта прилипла к груди. Он улыбнулся. Мужчина с первого взгляда понял, что она такая же, как он, и что они оказались там по одной причине.
6
Другие фразы, которые часто будет повторять Фудзита-сан
«Сон все исцеляет».
«Чтобы познать себя, необходимо познать других» (цитата из книги Миямото Мусаси).
«Ключей никогда нет под рукой, когда пора выходить».
«Капучино намного вкуснее, если присыпать его сверху молотой корицей».
«Поверхностное знание страшнее неведения» (снова цитата из книги Миямото Мусаси).
Примечание: «Книга пяти колец» Миямото Мусаси, наряду с «Государем» Никколо Макиавелли, была любимой книгой Фудзиты-сана.
7
Около года Юи преследовал один и тот же сон. Каждую ночь ей снилось, что она снова зачала свою дочь. Что-то внутри подсказывало ей, что, раз однажды дочь появилась из ее чрева, можно начать все сначала, повторить в мельчайших подробностях и тогда девочка вернется.
В первый год после трагедии разум во сне уступал, сидел где-то в углу и молча наблюдал, считая себя не вправе вмешиваться. Но когда Юи просыпалась, он выбирался из своего укрытия и нашептывал ей, что это всего лишь игра воображения и что нужно найти в себе силы двигаться дальше.
Даже если она снова забеременеет и даже – каким-то чудом – от того же мужчины, девочка со шрамом посередине лба и веснушками, рассыпанными по носу и щекам, не вернется. И даже если смириться, что у нее не будет такого же прямого острого носика и того пронзительного крика, которым она требовала, чтобы все внимание уделяли ей одной, этого все равно мало: она не вернется – и точка.
Фудзита-сан (который теперь стоял напротив Юи и смущенно улыбался, сознавшись, что понятия не имеет, где это место, но знает, что оно точно где-то здесь, поблизости) тоже несколько месяцев подряд видел по ночам один и тот же сон.
Во сне он давал советы своей трехлетней дочери, которая была жива, но онемела. Онемела в тот день, когда потеряла мать. Он учил ее всему, что приходило в голову. Обхватывал ее ручки своими ладонями и, не переставая гладить их, рассказывал: еду нельзя накалывать на палочки, их нужно держать вот так; когда зеваешь, нужно прикрывать рот рукой; не забывай сказать «itadakimasu»[4] перед тем, как есть, – да, правильно; и опусти немного голову – вот так; всегда мой руки, когда приходишь домой; а главное – улыбайся сердцем, а не только губами.
«Воспитание. Воспитание важно», – повторяла его жена, когда была жива, и он верил в это. И поверил еще больше, когда ее не стало. Да, он бесконечно верил в эти слова, советы, заученные фразы, которые однажды заседают в голове и затем звучат на протяжении всей жизни материнским и отцовским голосами – и так до тех самых пор, пока не придет время озвучить их своим.
– Раньше все это говорила дочке жена. Я слышал эти фразы каждый день, но никогда не произносил их сам. Я доверял это ей. Может, даже считал в глубине души, что моя роль в воспитании дочери второстепенная. А теперь я подсматриваю за мамами на улицах, в парках и супермаркетах в надежде украсть их секреты: хочу понять, как убедить ребенка говорить, как научить быть счастливым и радоваться жизни.
– Но ведь этого никто не знает! – мгновенно ответила Юи в тот вечер, посмотрев на Фудзиту-сана.
Они долго бродили по склону горы Кудзира, поужинали в единственном в округе ресторане, потом Юи подбросила его до станции. Они просидели в машине добрых полчаса, в то время как закат разгорался и освещал все вокруг. А потом молча, в кромешной темноте, проехали бухту Оцути.
Когда Юи произнесла: «Но ведь этого никто не знает!» – Фудзита-сан посмотрел на нее в такой растерянности, что она не смогла сдержать смех. Тут-то ее и ждал сюрприз.
Дело было не в наивности этого мужчины. Юи ничего не знала об отцах – ни с позиции дочери, ни с позиции жены. Ей только казалось, что сложным вещам, таким как счастье, проще научиться на примере, чем на словах, и нужно самому обладать огромной радостью жизни, чтобы передать ее другому.