Брюнет опомнился, увидев проскользнувшее отвращение в лице напротив.
— Вот как, — ни о чём хорошем это его заключение не говорило, особенно, если учесть, каким вдруг холодным стал его тон. — Я настолько противен тебе, Делия?
Она много чего хотела высказать, включая очевидное, но лишь опустила глаза. Он выглядел злым и огорчённым. Неужели ему всерьёз так обидно? Девушка ощутила, как брюнет обманчиво нежно зарылся рукой в её волосах, поглаживая их, перебирая в руках. Корделия вся напряглась: вот-вот ведь схватит.
— Ответь мне, милая. Ответь мне, чёрт возьми, пока я не попытался тебя придушить, — выдавил мужчина и сам вдохновившись своей мысли провёл костяшками по розовой щёчке, переходя на шею. Насколько же ничтожно хрупкой она себя почувствовала, когда мужская рука угрожающе сжала её шею. Припугивая, давая понять: «Если я надавлю хоть чуть-чуть — ты задохнёшься».
— Птичка в клетке, — с лёгкой грустью подытожил брюнет, накручивая на кулак её волосы. Астарот потянул пряди вниз, и ей пришлось задрать голову, чтобы не испытать боли. Он подался вперёд, прошёлся носом по её шее, с упоением вдыхая чудесный аромат, вызвав мурашки у девушки. От страха, разумеется, но всё равно приятно знать, что эта колючка не может себя контролировать. Его губы оказались на мочке уха, обжигая. — Какого это, знать, что от тебя уже ничего не зависит, Делия? Что конченный выродок Астарот может взять тебя в любую минуту? А может, от тебя никогда ничего не зависело? — демон опустил ладонь ей на затылок и надавил, как бы приказывая вернуться в прежнее положение и с вызовом заглядывая в миндальные глаза. «Блять, кажется, я схожу с ума», — пронеслось в его голове, когда полу вставший член затвердел окончательно. То, как вздымалась её грудь, от того, что она пытается подавить гнев, то, как её дыхание приятно обдаёт его лицо — всё это пробуждало в нём первобытные инстинкты, и даже нежность испарилась, оставив место только нечеловеческому голоду.
— Это не так, — совсем беспомощно огрызнулась девушка, стараясь не отвести взгляд. Делия сейчас была вся насторожена, готовая кричать и умолять, лишь бы остаться неприкосновенной. Хотя даже ей было понятно, что эта мразь не в себе, и любое её движение сейчас расценивается как провокация.
— Как же не так? Такая проницательная Корди, читающая маленьких девочек и маленьких антихристов, щёлкающая их мысли, как орешки, не может прочитать саму себя? Не находишь это забавным?
— Ты не прав, — блондинка попыталась тихонько встать, но теперь вообще оказалась прижата к нему вплотную. Его грёбаный стояк упирался в неё, доставляя дискомфорт, пугая и вызывая лёгкий приступ тошноты и озноб.
— Возможно. Вот только…ты можешь обмануть меня, котёнок, но себя ведь не обманешь. Вот здесь, — красноглазый положил руку между её грудей, наслаждаясь бешеным ритмом сердца. — Болит. У тебя там пустота. Тебе больно, потому что ты так и не выросла. Ты держишься железно, никому не позволяешь увидеть себя слабой и раздаёшь себя, черпаешь последние ресурсы, чтобы отдать другим, лишь бы временно заглушить эту боль и внушить самой себе, что всё хорошо. Твой шабаш, твои девочки — всё это — сублимация, иллюзия. Ты никогда не чувствовала себя нужной там. Директор «Академии мисс Робишо для одарённых юных дам», — он презрительно усмехнулся, — директор, который всю жизнь хотел сбежать оттуда. Та маленькая Делия, которая не понимает, зачем её привели туда и почему бросили. Ты бы сбежала, с удовольствием. Но вдруг неожиданно поняла, что можешь приносить пользу и заслуживать любовь, верно, дорогая? Любовь Миртл, любовь наивных девочек, будучи доброй рассудительной учительницей. Это не та любовь, что была нужна всю жизнь, не любовь матери, но всё же компенсация. И гадкий утёнок вырос в великолепного лебедя. Но так и не избавился от зависимости быть нужным хоть кому-нибудь, быть любимым. Ты не самодостаточна, Корделия. У тебя большое доброе сердце, но ты так одинока, — Астарот аккуратно вытер предательские слёзы с её щёк большим пальцем. Надо сказать, что эти слёзы отрезвили и его самого, и он понял, что сильно задел малышку, но останавливаться не собирался. Корделия оттолкнула его руку, взявшись за запястье, которое при всём желании не могла полностью обхватить.
— Отпусти, — злобно рыкнула ведьма, прожигая его полным отчаяния и ненависти взглядом.
— Дай волю эмоциям.
— Отпусти! Я сама разберусь, когда мне давать волю моим эмоциям.
— Да что ты?! — нет, он всегда был выше и снисходительно относился к человеческой глупости, но глупость и упрямство Делии просто выводили из себя. — Да ты не позволила себе расслабиться даже в тот момент, когда стала доверять Лэнгдону, даже когда была счастлива с ним! Разве такой любви ты хотела? Ну вот, ты трахалась с ним, засыпала с ним и просыпалась, ты отдала жизнь за него, но так и не научилась быть слабой. Почему? Почему ты всегда показываешь только половину того, что происходит внутри тебя? Значит, ты не доверяешь ему. Боишься, что он забудет тебя, а раньше, на аванпосте, боялась, что найдёт помоложе, что просто поиграется. Верно? — он не меньше её скалился и повышал тон, пока вовсе не закричал. — Отвечай!
— Верно! — крикнула Верховная и всеми силами начала отбиваться от него. — Доволен? А теперь оставь меня в покое!
— Нет, — эта сволочь успокоилась так же быстро, как и завелась, мягко улыбаясь и накрывая её исхудавшее личико ладонями. — Успокойся. Здесь никого нет. Ни Майкла твоего, ни Миртл, ни Фионы, ни ведьм. Здесь не перед кем держать лицо. Пора отпустить то, что ты давишь внутри, что так долго сидит в тебе. Станет легче, Корделия. И никто не узнает. У тебя нет выхода отсюда, у тебя больше никого нет, только ублюдок Астарот. Так почему бы не выплакаться по-настоящему? Не позволяй этому сожрать тебя, Делия.
Он честно не хотел применять магию по отношению к ней, хотел, чтобы всё было искренне, но позволил себе хотя бы раз использовать силы в благих целях. Демон вскользь что-то шепнул, и она поняла, что больше не может сдерживаться. Судорожный вдох, резкий выдох, и девушка издала протяжный вой, тут же превратившийся в надрывный плач. Астарот притянул её к себе и почти насильно уткнул головой в свою грудь, зарываясь носом в её волосах и обнимая так крепко, будто она сейчас испарится.
Делия рыдала настолько громко и сильно, столько слёз проливала, словно не плакала ни разу в жизни. Перед глазами проносилась вся жизнь: неэмоциональная отстранённая мать, куча предательств, война с вуду, «любящий» муж, апокалипсис. И в каждом из воспоминаний она выглядела такой отвратительно-жалкой. Не испытавшая любви девочка, брошенный ребёнок, так и не доказавший того, что хотел. Он был прав, она не способна быть независимой, не способна любить себя сама. Его объятия совсем не успокаивали, лишь раздражали, и она вырывалась и дралась сквозь рыдания, пока через десять минут не охрипла и не успокоилась.
— Ну вот видишь, какая ты умничка? Легче же дышать после такого, — ласково шептал Астарот, не переставая гладить её голову и спину. К этому моменту Делия заканчивала, только грудь вздымалась, слышались тихие всхлипы. У неё абсолютно не было сил, она вообще вся была какая-то ватная. Девушка, не чувствуя сопротивления наконец, отстранилась от его туловища и поспешила встать, чтобы убежать и смыть с себя все эти эмоции, но не удержалась на ногах. Мужчина аккуратно подхватил её и поднял, направившись в её покои. — Ой, какая ты лёгонькая стала, совсем, как пушинка. Непорядок, котёнок, тебе надо больше кушать. — Демон улыбался, а самого трясло внутри. Её слёзы, её дрожь и сильные эмоции всколыхнули всё его нутро. Он никогда не думал, что ему может быть больно, когда больно другому. А Верховную хотелось утешить, успокоить. Потом ещё раз вывести, вывернуть ей душу, чтобы снова утешить и успокоить. «Звучит, как отличная идея. Да нет, Астарот, ты же не такой ушлёпок», — усмехнулся брюнет про себя. Мужчина обратил внимание на плечо ведьмы, где красовалось на половину зажившее клеймо. Да, раны оставленные Преисподней не так просто залечить, особенно, когда организм малышки стал отвергать тёмную магию. Этап перестройки тела, некоторых процессов, которые теперь протекали по-другому из-за её бессмертия. К слову, Астарот отправил того, кто пытал девушку, на уровень ниже, сделав такой выговор, что все, кто раньше хоть как-то мысленно покушался на Делию, резко забыли об этом. Хозяин просил припугнуть, а не изуродовать.
