— А ты вообще зачем пришёл? — ведьма, конечно же, проигнорировала, что не удивило и не разозлило, он привык. Все её реакции были вызубрены наизусть.

— Хотел позвать тебя на обед.

— Я не хочу есть, — совершенно спокойно ответила блондинка, но Астарот заметил, что что-то не так.

— Надо, милая, ты очень худая, уже подержаться не за что, — сыронизировал демон.

— Вот и не держись, — слишком резко ответила девушка.

Он уже не мог это терпеть. Разумеется, демон не ждал от неё какого-то послушания и покорных любящих глаз, не в его стиле жить в иллюзиях, но то, как упорно она борется со всеми его попытками быть ближе, било не только по самолюбию, но и по сердцу. Это всё выглядело так, будто он стучится не то, что в закрытую дверь, а в чёртов айсберг толщиной с планету. Последние полгода ведьма не была столь враждебной, казалась дружелюбнее, но одно не менялось никогда — она позволяла себя любить, не больше. Никаких минимальных попыток, хотя бы в целях собственной выгоды, ответить, показать, что она видит его старания. Астарот был умён и давал своей маленькой заразке чувство того, что она здесь главная, называя её миниатюрным тигром, а Делия велась и строила из себя хозяйку, всё грубее раздавая указания слугам, чтобы те буквально ослушивались его приказов и делали то, что нужно ей самой. Сначала ему казалось это чертовски милым и смешным, потому что он понимал, что может щёлкнуть пальцем — и идеальная картинка рассыплется. Но сейчас как никогда хотелось знать, что он делает это всё не зря, что она хотя бы чуть-чуть прониклась их отношениями.

— Сядь, малыш, поговорить надо, — устало сказал демон, скрестив руки на груди.

— Что? Сейчас? Астарот, мне нужно всё здесь убрать, этот бардак и…

— Я сказал, сядь на кровать и поговори со мной! — с нажимом повторил красноглазый, и она цокнула, пройдя к постели. Уже даже не боится его грубого тона. Что же он натворил, что она с ним натворила. Мужчина подумал, что сейчас главное без резких движений, хотя очень хотелось вжать её в койку и высказать, что накипело. И хвала его выдержке и мудрости, он оставался с виду спокойным. Ведьма каким-то шестым чувством уловила недобрые флюиды, но опасности не почувствовала, зато с сожалением поняла, что будет какой-то нежелательный разговор. Мужчина сел напротив неё в паре сантиметров.

— О чём будем говорить? — поинтересовалась блондинка, всматриваясь в напряжённое лицо.

— О тебе, — он чуть улыбнулся, но быстро померк. — Корделия, скажи мне, — демон аккуратно накрыл её руку своей, — я изменился?

— О чём ты? — Верховная опустила взгляд на их руки, подмечая, какая большая и тёплая его ладонь. Ей было неловко.

— Ты попала ко мне полтора года назад. С тех пор моё поведение изменилось? Стало лучше?

— Ну, — ведьма замялась и попыталась разъединить их пальцы, но он не позволил, с надеждой на неё посмотрев. — Да, — выдохнула Делия и отвела взгляд. — Ты…мы стали меньше ссориться.

— Это всё, что ты можешь сказать? — разочарованно уточнил брюнет.

— А что ты хочешь услышать? — ей было проще сделать глупые глазки, чем ввязываться в откровенный диалог, перерастающий в ссору. Возможно, если она скосит под дурочку, он бросит эту затею.

— Не строй из себя дуру, — не получилось соскочить, Астарот быстро просёк её план. — Какой я сейчас для тебя?!

— Да нормальный ты, нормальный, Астарот! — не выдержала девушка и отняла руку, чуть отодвинувшись. — Я вижу, что ты стараешься, если ты об этом.

— Тогда почему ты ведёшь себя так, будто я тебя насилую, избиваю и пытаю? Бегаешь, как от прокажённого, Делия?! Ты ни на миллиметр к себе не подпускаешь, — крикнул демон и встал, расхаживая вдоль кровати и облокачиваясь на дверь в ванную.

— А что, по-твоему, я должна делать? Трахаться с тобой?! — раздражённо выпалила она.

— Да почему сразу трахаться?! Знаешь, сейчас озабоченным как раз выгляжу не я. Корделия, чёрт тебя дери, я разве похож на монстра? Я делаю всё, что в моих силах, чтобы тебе было комфортно. Скажи, для тебя хоть один человек делал столько, сколько делаю я?

— Да что ты такого делаешь, ответь? — она вскочила и всплеснула руками, завелась даже больше, чем он, потому что брюнет всё ещё сохранял относительное спокойствие. — Думаешь, цветами и светлым ковром можно загладить свою вину? Этого мало, Астарот, ты пытаешься меня купить, но я не продаюсь.

— Ах вот как? Цветы и светлый ковёр? А как же: «Астарот, пожалуйста, пусти Мисти ко мне завтра, если она придёт, я нашла нужное заклинание для её лягушек?». Пожалуйста. «Астарот, можно убрать картины из моей комнаты, мне страшно спать с ними?» Без проблем. «Астарот, а помоги чуть-чуть с Оциусом, у меня почти получилось восстановить ему глаза», — он копировал её жалобный тон, — сию минуту, милая. Астарот то, Астарот это. Не прикасаться к тебе, не прикасаюсь, тонны зелёного чая и трав, которых здесь отродясь не было, принёс, светлые ковры постелил, пирожные уже чуть ли не сам готовлю, потому что у слуг не вкусно, полностью отдал тебе библиотеку, слежу за твоим здоровьем, уже слово поперёк боюсь сказать, прошу прощения, если грубо шучу, всегда признаю свою вину. Да я тебе внушаю, что ты чёртова королева, стараюсь, чтобы наконец, в себя поверила, игнорирую все твои вольности, которые позволяешь в мой адрес и выделываешь в моих владениях. А сейчас ты говоришь, что я тебя покупаю? Корделия, да я в жизни так не старался! Ты ведь всю жизнь жила для других, неужели не помнишь, как паршиво чувство, когда это обесценивают? — мужчина подошёл к ней вплотную и внимательно заглянул в суженные от досады глаза. Он тяжело дышал, а в горле пересохло, он впервые так сильно кричал на неё.

— Да что ты понимаешь вообще? Тебе полезно делать что-то для другого человека, хватит и того, что я тут против своей воли. Может, ты и лезешь сейчас из кожи вон, но это не отменяет того, что ты также лез вон из кожи, пытаясь меня сюда заманить. Нет, я вижу, я всё вижу, Астарот, и мне нравится то, что я вижу, честно, — девушка чуть ли не трясла его за плечи, — но мне нужно время, можешь ты это понять? У тебя целая вечность, так почему бы не потерпеть ещё?

А она изменилась. Стала больше думать о себе, стала менее обходительной, более хитрой, стервозной, эгоистичной. Непробиваемой. Брюнет захотел побиться головой о стену, всё ж эффективнее, чем спорить с Верховной. Ещё захотелось швырнуть её на кровать и хорошенько выебать, чтоб неповадно было, но теперь он был вполне себе влюблённым, что накладывалось на никуда не исчезнувшее уважение к ней и приправлялось интеллектом

вперемешку с эмпатией. Он понимал её частично, но не понимал одного: почему она так слепа?

— Знаешь, — успокоившись, начал мужчина, опустив ладони на её лицо, — ты стала сильнее, и я действительно рад этому. В тебе многое поменялось, Делия, кроме одного, что, похоже никогда не измениться: я был и останусь чудовищем в твоих глазах. И я демон, мне не привыкать. Вот только быть демоном, пытать людей, решать, кому какой силы давать пытки, иногда вклиниваться в жизнь живых и помогать Сатане — моя работа. Я не выхожу за рамки и даже пытаюсь вести себя как обычный человек рядом с тобой. Я устал извиняться за те ошибки, что совершил в твои первые два месяца здесь, и мне стоит титанических усилий иногда не срываться на тебя. А ты всё никак не можешь меня не то, что просить, даже понять. Не пытаешься узнать меня поближе, ничего. Я знаю тебя до мелочей, вплоть до цвета помады, которую ты любишь. А ещё ты любишь Майкла. Майкла, который мечтал увидеть, как ты подыхаешь, который уничтожил целую планету, который бил тебя и который последними словами тебя обзывал, когда вы расстались. Майкла, который устраивает тебе эмоциональные качели и бухает как сука. И наконец, Майкла, для которого признать свои ошибки всё равно что умереть. А меня ненавидишь. Что же, твоё право. Мне не хочется тебя попрекать, я прекрасно знаю, в чём виноват, но если тебе противны мои попытки что-то изменить, хорошо. У меня не хватит сил забрать все свои старания обратно, вести себя с тобой, как с рабыней или начать насиловать тебя, ты для меня давно не игрушка и сомневаюсь, что когда-либо ею была. Однако и лезть со своими переменами и чувствами я тоже больше не буду. Я эгоист, и не найду запала позволить тебе вернуться на поверхность, прости. Так что будем просто соседями. А сейчас иди поешь, пожалуйста.