00:38.

Увиденное отвлекло меня от хаотичного блуждания неподобающих мыслей.

— Где вы живёте?

Мужчина замер и опустил руку с платком.

— Прошу прощения, какое это имеет значение?

— Практически никакого, если вам не нужно делать пересадку. Метро скоро закроется.

Проследив за направлением моего взгляда, собеседник озадаченно посмотрел на часы. От осознания собственного промаха его влажные щёки растянулись в широкой улыбке.

— Кажется, мне и правда придётся заказать такси, — его пальцы были готовы скользнуть по ручке дверцы, но я повторил свой вопрос.

— Где вы живёте?

Названный населённый пункт находился за городом, причём в абсолютно противоположной стороне от нашего нынешнего места пребывания.

— Мне никогда не нравилась жизнь в многоквартирных домах, — пояснил мужчина. — Специально искал для себя что-то подальше от города, но с возможностью добраться до центра в случае необходимости. Однако иногда случаются подобные курьёзы. Всё ещё не могу привыкнуть, поскольку только недавно уволил своего шофёра.

— А сами не водите?

— Нет.

Спрашивать о том, в чём тогда был смысл увольнять своего водителя или по крайней мере почему он не нанял при таком раскладе нового, я не стал, уже отлично понимая, что мой попутчик — человек с причудами. Однако подобная нелогичность и, даже можно было сказать, иррациональность, придавали его персоне свой особый шарм. В сочетании с природным обаянием необычный ход мыслей и, вероятно, образ жизни в целом делали мужчину не безынтересным для меня персонажем. Я поймал себя на том, что испытываю непривычное для себя желание задержаться в компании незнакомца подольше.

— Вы пьёте виски?

— Вполне себе. Хотите пригласить меня выпить?

— А вы, кажется, хотели узнать мой адрес. Только, боюсь, вам всё же придётся смириться с моей четырёхугольной городской коробкой.

— Это ничего… Пока дождь не утихнет.

Я кивнул.

— Пока дождь не утихнет.

Рассекая по асфальту мутные ручьи, я выехал со стоянки и в свете кардинально изменившегося хода вечера предпочёл окончательно избавиться от оков официальности:

— Предлагаю перейти на ты. Меня зовут Михаэль Гесс, можно просто Михаэль, рад знакомству, Винтер …?

— Моё имя — Фрай, рад встрече.

***

Спустя менее получаса мы вошли в мою квартиру. Спорить с Фраем оказалось занятием бесполезным, потому что он напрочь отказался оставлять картину в машине и заверил меня, что заберёт её, когда покинет мой дом. Я ему не верил, но ничего не мог поделать с его харизматичной манерой убеждать, а точнее — навыком уверенно поступать по-своему.

Пытаясь не думать о злополучных холсте и тубусе, поставленных в прихожей, я старался вспомнить, не было ли что-либо в моей квартире при уходе оставлено не на своём месте. Я бы соврал, если бы сказал, что меня в целом не беспокоило появление в моём по многим параметрам скромном и минималистичном жилище человека, который мог позволить себе жизнь в собственном загородном доме. Я не сомневался в том, что его пристанище определённо ни в какое сравнение не могло идти с моей хоть и добротной, но крайне аскетичной квартирой.

Мысленно убедившись, что всё в порядке, я показал мужчине своё обиталище, обозначив, что мы можем посидеть на кухне или же в гостиной. Заприметив полки, которыми целиком была уставлена одна из стен гостиной, Фрай без долгих раздумий выбрал её. Очевидно, общая обстановка интересовала его куда больше того, будем ли мы проводить время за удобным обеденным столом или же на небольшом тканевом диване перед низким кофейным столиком.

Освежившись в ванной холодной водой, мой гость принялся знакомиться с рядами книг, выстроенных на стеллаже, пока я доставал из бара наполовину опустошённую бутылку «Jack Daniel’s» и ставил на столешницу стаканы, наполненные кристальными кубиками из ледогенератора. Сам пил я на этом месте редко, предпочитая сидеть по вечерам на балконе, но сегодняшняя ночь была прохладной, а Фрай уже успел скинуть пиджак и жилетку, оставшись в одной рубашке. Лишившись своего защитного чёрного покрова, в белом он выглядел ещё более филигранно, но растрёпанные от умывания пряди волос придавали ему более домашний вид.

Отвлекая меня от бесстыжего разглядывания своей наружности, мужчина спросил:

— Михаэль, а куда ты хотел повесить картину?

— В спальню.

— Хм, интересный выбор. Не знаю, смог ли бы каждый день смотреть на подобное, всё же полотно крайне специфичное. Чем тебе оно так полюбилось, если не секрет?

— Секрет, — отозвался я, протягивая мужчине бокал виски и не желая произносить вслух при этом человеке мысль о том, что холст идеально изображает то, как я вижу собственный внутренний мир. Слишком возвышенным и недосягаемым казался мне мой гость, чтобы открыто сказать ему о подобном и в самом деле низвести себя до статуса мусора в его глазах.

Мужчину моё нежелание говорить нисколько не смутило. Мало-мальски развитое умение понимать ход чужих мыслей подсказывало мне, что он, вероятно, считал абсолютно нормальным факт того, что человек не обязан делиться причинами того, почему его зацепила та или иная вещь, особенно, если это касалось предметов искусства, эмоции по отношению к которым нередко были продиктованы чем-то глубоко личным, если вовсе не интимным. Он как ни в чем ни бывало сделал глоток и с бокалом в руке, позабыв о книгах, подошёл к одной из пизанских башен моей музыкальной коллекции. С интересом постукивая указательным пальцем по корешкам коробок с пластинками, он задумчиво вчитывался в названия.

— Если хочешь что-нибудь послушать, я принесу проигрыватель из спальни.

— Не просто коллекционируешь? — продолжая рассматривать стопки, спросил Фрай. — Понятно, почему они не убраны в полки.

Подобная ремарка, сказанная с иной интонацией, могла бы прозвучать как замечание в отношении моей привычки пусть и не без подчинённого некоторой логике порядка сваливать вещи на пол. Однако в его мягком голосе звучало одобрение.

— Они все распечатанные, слушаю по вечерам. Не вижу смысла коллекционировать что-либо чисто накопительства ради.

— Похвально, особенно если учесть, что пластинок тут прилично, — кивнул мужчина. Подцепив толстый край коробки, он аккуратно выудил сборник Элтона Джона «To Be Continued…» 1990 года, состоявший из четырёх двусторонних пластинок. Положив коробку на столик рядом с бутылкой, он занял одну из диванных подушек и по привычке, как мне уже довелось сегодня видеть, закинул ногу на ногу.

— Поставь любую часть, — он залпом осушил напиток, и из комнаты я удалился под характерный плеск вновь наполняемого бокала.

Принеся небольшой переносной проигрыватель, я установил его на специальную подставку возле дивана и включил излюбленную пластинку № 2. Комнату наполнило мелодичное звучание «Рокетмэна».

— 71 минута и 23 секунды Элтона Джона, как заказывали. С паузой в 10 секунд, чтобы перевернуть пластинку.

Мужчина с улыбкой поинтересовался:

— А чего стоит ждать после этих 71 минуты и 33 секунд, если дождь не прекратится?

— Не беспокойся, — я сел рядом и, взяв свой бокал, чокнулся с мужчиной. — Я не собираюсь тебя выгонять. Можешь переночевать здесь на диване, а утром, если дождь не утихнет, одолжу свой запасной зонт и подкину до здешней станции метро.

Окинув бутылку оценивающим взглядом, Фрай усмехнулся и сказал, что предпочтёт дойти пешком, поскольку не уверен, что я успею протрезветь к утру, если мы уговорим оставшееся содержимое до конца.

— Можем посчитать, если сомневаешься в моей трезвости. Скажем, возьмём точку отсчёта в 9:30 утра, по воскресеньям у меня обычно стоит будильник на это время. Сейчас 1:24, соответственно, если прибавить время окончания пластинки, что одновременно является гипотетическим временем того, когда мы перестанем пить, и учесть оставшийся объём алкоголя, распитый на нас двоих, а также его градус…

— Я поверю тебе на слово, — с улыбкой прервал меня собеседник. — Даже если так, я бы хотел прогуляться. Раньше не был в этом районе.