Постель еще хранила контуры мужниного тела, терпко пахло нашатырем – когда благоверный начал кончаться, Марьяна честно пыталась привести его в чувство. Савва, явно непривычный к местам, где побывала смерть, заробел совсем уж очевидно – смех, а не похоронный агент. Чтоб разогнать торжественную и гнетущую атмосферу, вдова плюхнулась в инвалидное кресло, щелкнула кнопкой пульта, врубила While my guitar gently weeps, объяснив:

– «Битлов» муженек любил.

– Встаньте, пожалуйста! – взмолился Савва.

– Почему?

– Плохая примета!

Она отмахнулась. Ловко подцепила ноготком панель, что покрывала подлокотник, объяснила:

– Ключ там лежит. Тот еще Гобсек был. Уже еле дышал, а богатства свои каждый день проверял. Поглядит на них – и будто сил прибавляется.

– Он же вроде парализованный был?

– Минимальная подвижность сохранялась. Руку мог приподнять, и два пальца работали, – поморщилась Марьяна. – Ими ключ и держал. А отпирала я, конечно.

Она всунула ладонь в узкое пространство, заворчала:

– Черт! Опять, видно, за обшивку завалился. Знаешь, какой однажды скандал устроил? И воровка я, и ограбила его. А ключик маленький, плоский, просто в щелку юркнул.

Марьяна продолжала безуспешно искать, Савва все больше хмурился. Наконец женщина с растерянным видом вытащила из полости руку и прошептала:

– Нету. Но как? Кто мог?

– Ваш муж, возможно, перепрятал?

– Э…

– Чисто физически у него такая возможность имелась?

– Ну… он своими крюками ключ всегда доставал… Но только ведь два пальца, и то с ограниченной подвижностью. Часто ронял, злился. Как спрятать-то мог?!

– Он оставался один в комнате?

Марьяна отозвалась со злобой:

– Когда он там оставался! Вертелась с ним круглые сутки! Ни на шаг от себя не отпускал. Если не дрых, даже в туалете меня контролировал!

– Но вы же иногда спали?

– Здесь. При нем. – Она злобно пнула еврораскладушку, что стояла подле постели. – От каждого кашля вскакивала, то одно ему подай, то другое!

– В какой-то промежуток времени вы, от усталости, могли заснуть крепко, – возразил Савва.

– На хрена ему от меня ключ прятать?! В чем смысл? Есть свидетельство о браке, завещание. Я все равно его наследница, основная. Дочке он только дом на Кипре отписал.

– Значит, тогда ключ не нужен. Можно просто вызвать специалиста и сейф вскрыть.

– Нет. Нельзя! – взвизгнула она.

– Почему?

– Да потому что! В завещании про сейф ни слова. Так я забрала – и все мое, шито-крыто. А эти слесари небось будут акт составлять и содержимое описывать. А по закону – дочка тоже наследница. С ней, что ли, делить?

Савва поглядел на нее брезгливо, и Марьяна совсем уж разозлилась:

– Думаешь, не заслужила? Легко мне было? Больше года бревном лежал! Ни поссать, ни посрать, ни перевернуться сам не мог!

– Можно, я осмотрю кресло? – кротко попросил Савва.

– Нет там ничего, – в отчаянии выкрикнула она. – Я все обшарила!

– Вы на взводе. После стресса, – сказал он участливо. – Позвольте я взгляну сам?

Савва присел на корточки, ощупал своими музыкальными пальцами подлокотник, достал телефон, включил фонарик, внимательно оглядел полость и вдруг попросил:

– Пилочка есть для ногтей? Ну, или ножик маленький?

– Нашли? – просияла Марьяна.

– Тут какой-то конверт. Приклеен на скотч.

– Да ладно! Где?

Она подскочила и аккуратничать не стала – схватила, рванула. Вытащила фотографию и охнула.

Савва бесцеремонно разглядывал снимок из-за ее спины. В расслабленном тропическом интерьере, на фоне океана и пальм, двое. Марьяна в облегающем платье и худощавый, черноволосый латинос в льняном белом пиджаке. Стоят рядышком, позируют.

– Кто это? – потребовал он ответа.

– Рауль, – прошептала Марьяна. – Саксофонист. С круизного лайнера… Муж… считал, что у нас с ним что-то было. Хотя мы оба просто любили танго. Познакомились на капитанском вечере… танцевали несколько раз. Потом здоровались, конечно. Несколько раз ужинали за одним столом. Супруг всегда присутствовал. Он и сфотографировал нас!

– А круиз долгий был? – невинным тоном поинтересовался похоронный агент.

– Две… две недели.

Она неожиданно разрыдалась. Савва не утешал. Подошел к окну. Осмотрел массивный дубовый шкаф. Заглянул в прилегающий к комнате туалет.

Марьяна, продолжая всхлипывать, в мелкие клочки разорвала фотографию, выкрикнула истерически:

– Скотина! Как он достал меня ревностью своей! Даже сейчас, уже дохлый, – и все равно напомнить надо, подгадить! Сука. Я вспомнила. Дня три назад жарко ему, видите ли, стало. Кондиционер, майка легкая – все не то. Потребовал окно открыть на полную, подкатился и дышал. А меня на кухню погнал за водой со льдом. Видно, и выкинул ключ в тот момент. Теперь все, не найдешь.

Савва нахмурился, нерешительно спросил:

– А ваш покойный супруг вообще склонен был к спонтанным поступкам?

– К спонтанным? – нервно выкрикнула она. – Издеваешься? У него все по полкам, органайзеры, планы.

– А во время своего недуга… он сохранял рациональность?

– Крыша у него, конечно, ехала, инсульт-то обширный. Но счета, скупердяй, по-прежнему проверял. Слюнями все зальет и блеет: «Как может пачка влажных салфеток стоить пятьсот рублей?»

– А она может? – простодушно спросил Савва.

– В «Азбуке вкуса» и за тысячу бывает! – запальчиво отозвалась Марьяна.

Но почему-то покраснела.

– Что вообще в сейфе? – перевел разговор похоронный агент.

– Его коллекция – он эксклюзивные охотничьи ножи собирал. Очень дорогая. Ну, и денег сколько-то. Миллионов пятнадцать, наверно.

– В завещание это не включено?

– Нет. Нотариусу я уже звонила – еще до того, как вы все явились. Последнюю волю муж не менял, распоряжения только про недвижимость. Про сейф – ни слова.

– Тогда зачем ему выкидывать на улицу ключ? – задумчиво спросил Савва.

– Мне досадить! Чтоб не наслаждалась, когда он сдохнет, а за деньги билась! Я-то с ним пусь-пусь, вась-вась, хотя могла б на сиделку скинуть, но такая сволочь разве будет благодарной? Обязательно хоть раз в неделю да скажет: «Что, ждешь не дождешься, когда я помру?» Или требовал еду его пробовать. Боялся, что отравлю.

– Он засек вас с Раулем?

– Ничего он не видел! – отозвалась она запальчиво. Запунцовелась, но твердо повторила: – Обычный корабельный флирт. Муженек тоже официанток щупал дай бог.

И вдруг напустилась на Савву:

– Что вы-то тут все разглядываете, щупаете?

– Мне кажется, – задумчиво произнес похоронный агент, – никуда ваш муж ключ не выкидывал. И в другое место в квартире перепрятать не мог. Даже если вы крепко заснули, коляска инвалидная в дверной проем все равно не пройдет.

– Да, точно…

– Значит, ключ здесь. В этой комнате.

– Но зачем ему надо это? – всплеснула руками Марьяна.

Савва взглянул внимательно:

– Он сколько, вы сказали, парализован был?

– Почти четырнадцать месяцев, но при чем здесь это?

– Вы наверняка устали за ним ухаживать. Покрикивали. Может быть, зло срывали.

– Ну… я старалась, конечно, себя в руках держать. Но иногда нервы сдавали. Это правда.

– А раньше – когда супруг был здоров – не имелось у вас привычки посмеиваться над ним?

– Да это он, наоборот, вечно до меня докапывался! Типа, сам элита, а я так, дворняжка. И книжки не те читаю, и фильмы неправильные смотрю. Не так одеваюсь, не так крашусь. Все не так!

Савва кивнул и снова зашагал по комнате. Он не спешил, останавливался, морщил задумчиво лоб. Марьяна больше не препятствовала – ждала, смотрела с надеждой.

На подоконнике похоронный агент обнаружил упаковку одноразовых перчаток и спросил:

– Это зачем?

– Мне ему задницу, что ли, голыми руками было вытирать?

Под кипой перчаток пестрел корешок книжной обложки. Савва заинтересовался:

– Чье?

– Мое. – Марьяна смутилась.

– Я взгляну?

– Ну, это я так, чисто время убить.