Несмотря на вопиющий случай – поимку настоящего шпиона, и не просто шпиона, а резидента разведывательных служб ФРГ, большого шума не случилось. В КГБ, где сразу приняли дело, вполне справедливо решили, что публичность только навредит, и следователи немедленно принялись разматывать весь клубок связей бывшего начальника лагеря.

А Зарница тем временем состоялась в плановые сроки, пионеры взяли штурмом укреплённую позицию, и, получив свою порцию адреналина, расползлись по палатам переживать и обсуждать войнушку вновь и вновь.

Виктор ко всему отнёсся спокойно. За чёткую отработку ситуации на радиостанции он получил благодарственное письмо от дирекции лагеря, которую теперь возглавил физрук Марат Сагитов.

С родителями происшествие не обсуждал, только отец сказал, что он им гордится, а мама попросила «больше не влипать во всякие истории».

Девочки в последний день совали ему записочки с адресами и телефонами, но Виктор, всё собрав в кучу, сжёг на пляже и смешал пепел с песком.

В июле он поехал с родителями на юг, в Гурзуф, где до одури купался и плавал в море, загорел до шоколадного цвета и таки ухватил женского внимания от студентки второго курса ленинградского Мединститута, скрыв свой возраст. Естественно, сразу возник вопрос финансового обеспечения любовного приключения, ибо красивые девушки требуют красивого ухаживания в красивом месте. Просить деньги у родителей Виктор посчитал пошлым и решил озаботиться решением проблемы самостоятельно.

Единственным доступным источником добычи финансов остался «робингудинг» криминала, что само по себе непросто и требует тщательной подготовки, дабы однажды не оказаться неопознанным телом в двухэтажной могиле.

Наблюдение за парочкой солидных господ в дорогих костюмах и с тяжёлыми золотыми перстнями на пальцах дало три потенциальных адреса в Ялте, один из которых оказался подпольным игорным домом.

Внутрь Виктор, естественно, не заходил, но, судя по машинам, что ждали у входа, в клубе тусовалась публика самого высокого уровня: директоры городских торгов, руководители министерских отделов и, конечно, секретари самой пролетарской в мире партии разного калибра.

Играли по-крупному, собирая за пару дней кучу денег, которые, упаковав в самый обычный с виду чемодан, неприметный человечек под охраной двух уголовников доставлял в местное хранилище общака. Отсюда деньги расходились по разным нуждам: на закупку товара, подкуп и вообще на обеспечение сытой и нескучной жизни этих жирных крыс.

В подвале здания на набережной Виктор устроил себе промежуточную базу, собрав туда, всё, что нужно для дела: набор для смены внешности и разные подручные средства. Самая напряжённая игра проходила в пятницу и субботу, так как многие специально прилетали в Ялту на выходные. Конечно, выгоднее было бы «робингудить» игровой банк где-нибудь в Сочи в бархатный сезон, когда туда собиралась высшая картёжная лига СССР, но не всё сразу.

Инкассаторов Виктор ждал у самой двери подпольного игорного дома, возясь для виду с телефонной коробкой, установленной на внешней стене здания.

Сначала вышел широкоплечий мужчина двухметрового роста в свободном светлом костюме, оглянулся и, сочтя монтёра деталью пейзажа, дал команду выходить остальным – ещё одному охраннику и невысокому мужчине в футболке, джинсах и сандалиях на босу ногу. Тот нёс небольшой чемоданчик, похожий на такой, какой обычно использовали ремонтники.

Когда здоровяк отошёл назад, давая дорогу остальным, Виктор метнулся вперёд и вырубил самого большого точным ударом гаечного ключа завернутого в тряпку. Мужчина сразу осел на асфальт, а следующий удар пришёлся в затылок того, что нёс чемодан, и только последний успел среагировать, начал разворачиваться и нырнул рукой куда-то подмышку, но, получив тем же ключом по лбу, потерял интерес к происходящему упав прямо на своих друзей.

Виктор спрятал орудие преступления в инструментальный ящик, и, подхватив чемоданчик с деньгами, спокойной походкой двинулся к выходу со двора.

Добравшись до базы, сменил внешность: стер краску с лица снял растительность и переоделся, преобразившись в модного пижона в огромных солнечных очках, ярко-жёлтой рубашке, сиреневых штанах – клёшах и модных ботинках на высоком каблуке. Весь этот «армянский шик» Виктор приобрёл оптом у торговца на Ялтинском рынке за шестьдесят рублей, не торгуясь. Вещи, сделанные из бросовых, бракованных материалов в подпольном цехе, могли прослужить самое большее пару недель, что, впрочем, устраивало отдыхающих.

Переложив деньги в сумку и подхватив тяжёлую, но такую приятную ношу, он вышел под палящее солнце Ялты.

Парень понимал, что искать его будут серьёзно, поэтому сменил внешность ещё два раза и вернулся в Гурзуф только под вечер.

В чемодане лежало полтора миллиона купюрами по сто, пятьдесят и двадцать пять рублей. Все деньги новые, причём несколько пачек – невскрытые банковские упаковки, и если четвертаки были на юге вполне законным средством платежа, то пятидесятирублёвые и сотенные купюры использовались очень редко, в основном при крупных покупках, и отследить их было проще простого.

Но Виктору было достаточно и четвертаков, коих лежало в чемодане аж на двести тысяч. Остальное он спрятал в технических потрохах старого бункера времён войны.

Благодаря своевременно проведённой экспроприации, роман Виктора с подтянутой и стройной студенткой получил дальнейшее развитие, и при расставании Елена даже чуть всплакнула. Терять щедрого и представительного кавалера ей категорически не хотелось, но, считая Виктора отпрыском одного из московских небожителей, она рассудила, что женить такого на себе простой студентке меда совершено невозможно.

На август, когда ему исполнялось шестнадцать, Виктор не планировал никаких поездок, потому что стоило наконец разобраться со школьными делами. Его предшественник не то чтобы совсем запустил учёбу, но очень сильно снизил обороты, и в результате оценки уверенно поехали вниз, иногда даже до тройки. Требовалось что-то пересдать, что-то подтянуть, написать рефераты и так далее.

В начале августа учителей уже можно было застать в школе, поэтому Виктор довольно просто пересдал нужные предметы, исправил оценку по английскому и даже договорился, что немецкий сдаст сразу за весь год, чтобы заранее получить оценку и не тратить время на посещение уроков.

Ещё следовало решить вопрос с совершенно ублюдочной школьной формой, которую стоило затолкать кое-куда создававшему этот «шедевр». Николай Борисович Шеин, портной от Бога, шил отличные костюмы в английском стиле, он и взялся за переделку «шедевра» в нечто, достойное носки, плюс скроил пару костюмов на выход, которых у Виктора просто не было. Профинансировал всю историю отец. Просто кивнул на просьбу выделить двести рублей, встал, достал из буфета вскрытую пачку трояков, и, не считая, вручил сыну.

– А что, вот пригласят тебя в Кремлёвский дворец на награждение, а пойти будет не в чем, – неловко пошутил Пётр Алексеевич.

Виктор мог и вовсе не брать деньги у отца, тем более что костюмы в ателье стоили значительно дороже двухсот рублей, но вопрос легализации доходов стоял остро. У школьника в СССР просто физически не могло быть крупных денег. Только от родителей, ну или выигрыш в лотерею. Кстати, билеты с большим выигрышем в СССР на чёрном рынке продавались как минимум на двадцать процентов дороже номинала, потому что позволяли легализовать доходы.

Николай Борисович справился на отлично. Школьная форма приобрела стиль и спокойную элегантность, а выходные костюмы оказались вообще выше всяких похвал. Один – тёмно-синего цвета, из натурального шёлка, спортивного кроя, сразу преобразил советского школьника в молодого интересного мужчину, а второй – из светло-серой шерсти, с шёлковой подкладкой и замшевым воротником, выглядел образцом британского стиля. Кроме того, модельер, знавший половину Москвы, помог Виктору приобрести несколько пар обуви, носки, платки и галстуки. Всё очень скромное по цветам, но отличного качества. При этом Виктор не выглядел на улицах Москвы чужеродным элементом – люди в столице к семидесятым годам уже приобрели вкус к красивым вещам, добывая их всеми правдами и неправдами.