– Что ты заёрзал, как монашка под епископом? – удивился Сигиберт. – У тебя половина дружины старым богам жертвы приносят. Один бог – хорошо, а десяток – лучше. Кто-нибудь, да поможет.

– Не говори мне такого, брат, – перекрестился Гунтрамн. – Бог накажет. Кстати, у меня кувшин хорошего вина есть. Помянем нашего бестолкового братца? Мы же теперь его долю поделим, грех за такое не выпить.

– Само собой, – оживился Сигиберт. – Это дело надо отпраздновать. – Выпить он был не дурак, впрочем, как и все германцы.

***

Год 6068 от Сотворения Мира (560 год от Р.Х.), Клермон.

– Credo in Deum, Patrem omnipotentem, Creatorem caeli et terrae. Et in Iesum Christum, Filium eius unicum, Dominum nostrum: qui conceptus de Spiritu Sancto, natus ex Maria Virgine, passus sub Pontio Pilato, crucifixus, mortuus et sepultus: descendit ad inferos; tertia die resurrexit a mortuis: ascendit ad caelos; sedet ad dexteram Dei Patris omnipotentis: inde venturus est iudicare vivos et mortuos. Credo in Spiritum Sanctum, sanctam Ecclesiam catholicam, Sanctorum communionem, remissionem peccatorum, carnis resurrectionem, vitam aeternam. Amen! – Епископ клермонский Каутин взял ножницы в руки и срезал пряди волос с головы юноши Георгия, который с чувством повторял слова пастыря.

– Веруешь ли ты, Георгий, в господа нашего Иисуса Христа и святую троицу?

– Верую! – Георгий перекрестился.

– Отвергаешь ли ересь арианскую и иные с ними?

– Отвергаю!

– Отрекаешься ли ты, сын мой, от этого бренного мира?

– Отрекаюсь, – ответил юноша.

– Готов ли вручить тело и душу свою Господу нашему, Иисусу Христу?

– Готов, отче, – склонил голову Георгий.

– Готов ли ты отринуть самое имя свое, сын мой? – спросил его епископ.

– Готов.

– Нарекаю тебя братом Григорием, и да пребудет с тобой благодать господня, – торжественно сказал Каутин.

Новоиспеченный монах Григорий встал с колен, и перекрестился. На голове его сияла свежевыстриженная тонзура, а глаза налились слезами радости. Тщедушный паренек со слабым здоровьем, он чудом выжил несколько лет назад, когда слег в жестокой лихорадке. Только молитва святому Мартину уберегла его тогда от гибели, в этом он был абсолютно убежден. Георгий Флоренций, так звали его в миру, принадлежал к одному из знатнейших сенаторских родов Галлии. В его предках числился почитаемый церковью мученик Веттий Эпагит, а епископ Галл, причисленный позже к лику святых, приходился ему родным дядей. Старая римская аристократия прочно заняла высшие церковные должности, и множество его родственников становились дьяконами и епископами. Иного пути сохранить богатство и влияние семьи просто не было. Дикие, не знающие законов, короли и герцоги не ведали другой узды, кроме страха. Они боялись либо силы, либо божьего наказания. Галлы считали православных⁽⁵⁾ франков куда меньшим злом, чем готов-ариан, а потому страна покорилась им без боя. Но каждый король знал, что епископы в любой момент могли поднять людей на бунт, и потому признавали их власть. Франки были неграмотны почти поголовно, они были воинами, а потому епископские кафедры столетиями находились в руках одних и тех же семей. Впрочем, все меняется, и ходили слухи, что сын короля Хильперик сочиняет стихи на латыни, в корне отличаясь этим от своего звероподобного отца и деда. Хотя, по отзывам, рифма в этих стихах весьма хромала, и сам принц был не менее звероподобен, чем его родня, но и это уже было немало.

Сегодняшний день монах Григорий проведет в своей келье, и посвятит его молитвам. Господь услышал его и приблизил к себе. Он будет служить ему изо всех своих слабых сил. Деньги его не интересуют, у него их предостаточно. Да и суетно все это, деньги, власть… Он не станет уподобляться епископу Каутину. Тот не знал меры в стяжательстве. Он правдами и неправдами захватывал земли, прилегающие к его владениям, не слушая ни стонов, ни жалоб разоряемых им людей.

Григорий сегодняшний день проведет на хлебе и воде, да и ближайшую неделю тоже. Господь узрит его рвение. Ему предстоит служить чтецом в церкви, но он уверен, что чин дьякона не за горами. А если господь будет благосклонен к его усердию, то он станет епископом, как его дед, дядя и множество уважаемых предков. Его семья – одна из самых могущественных в Оверни ⁽⁶⁾, и одна из самых богатых.

Молитвы шли одна за другой, а Григорий вошел в то состояние, когда, казалось, он оторвался от грешной земли и вознесся в небеса. Он не видел каменных стен, не видел кусочка неба, что ярким пятном затянуло крошечное окошко под потолком. Он был не здесь. К Священному Писанию, что лежало перед ним, он даже не притронулся. Книга сейчас была не нужна ему. Григорий, обладавший удивительной памятью, знал ее почти наизусть. Так же, как знал труды блаженного Августина, Лактанция, Афанасия Александрийского и иных отцов церкви. Четки в тонких худых пальцах отщелкивали одну бусину за другой, один деревянный шарик за другим, молитва шла за молитвой. Еще на один шаг он становится ближе к Господу, и еще, и еще…

***

– Фредегонда! Да где эта ленивая потаскуха? – орала старая служанка Хенрике. Ее имя полностью соответствовало роду ее занятий ⁽⁷⁾.

Большой дом, в котором жил принц Хильперик со своей семьей, был сделан из бревен, обмазанных глиной. Четыре длинных строения стояли квадратом, образуя двор, по которому бегали куры и свиньи. В одном доме жил сам Хильперик с женой Аудоверой и детьми. В другом поселились два десятка его наложниц, вольных служанок и рабынь. В остальных домах располагались кладовые, хранилища зерна, конюшни и загоны для скота. Сзади были построены хижины слуг, представлявшие собой землянки со стенами из бревен, обмазанных глиной. Крыши были крыты соломой и имели дыру для выхода дыма. Хозяйство было огромным, и всю эту прорву народа нужно было регулярно кормить.

Тут, на севере, практически не было старых римских вилл, и не осталось почти никого, кто умел бы обрабатывать камень. Такие мастера еще были южнее Луары, и они строили только церкви. Повсеместная дикость, охватившая запад Империи, не обошла стороной и быт. Знатные сенаторские семьи жили в старинных зданиях, построенных далекими предками. Типичная римская вилла в центре имела большой кирпичный дом, крытый черепицей. Посередине его был перистиль, открытый двор с колоннадой и галереей. По периметру галереи располагались комнаты хозяев, залы и кухня. Слуги жили в деревянных флигелях сзади. Зачастую строения были соединены стенами или частоколом, а внешние окна делали крошечными. Впрочем, если в них не было особой надобности, то их закладывали совсем. Все-таки сейчас не благословенные времена императора Феодосия, когда можно было незамужнюю девушку из хорошей семьи отправить в соседний город с одной служанкой и крепким рабом. Франки, которые заселили земли, по большей части, севернее реки Сена, жили в это время так же, как их предки. Незамысловатые длинные дома с двухскатной крышей были заглублены в землю. Толстые колонны из бревен держали на себе коньковый брус, к которому крепили стропила. Крышу крыли соломой, а пол был земляным. Так жили и простые франки, и их вожди, отличаясь лишь размером домов и внутренним убранством. В домах побогаче стены были затянуты восточными коврами и гобеленами, мебель была резной и довольно изящной, а вместо одеял использовали драгоценные меха.

– Фреда, где ты? – надрывалась Хенрике. – Тебя госпожа зовет!

– Да тут я! – из кладовой выскочила прелестная девчонка с распущенными волосами, в холщовом платье ниже колен.

– Быстро к госпоже, ее нужно причесать! – фыркнула старуха, заметив румянец на щеках служанки. – Опять обжималась с конюхом? Вот я тебе задам!

– И ничего я не обжималась, – Фредегонда побежала к хозяйке, шлепая босыми пятками по утоптанному до каменного состояния полу.

– Где тебя носит? – недовольно спросила ее госпожа. Аудовере было чуть больше двадцати, ее выдали замуж еще ребенком, когда ей и десяти лет от роду не было. Она уже родила мужу двоих сыновей, и сейчас снова была беременна. Любвеобильный Хильперик не обделял ее вниманием несмотря на то, что десяток наложниц жил прямо тут, и в каждой подвластной деревне он знавал какую-нибудь разбитную бабенку. Кто же откажет самому королю?