Человек, которому было поручено управлять башней, был неряшливого вида, с растрепанной бородой, которая, как подозревал Луваен, служила удобным гнездом для блох. Он посмотрел на нее слезящимися глазами.

— Чего вы хотите?

— Освободить своего отца, — она протянула ему копию документа. — Долг оплачен за Мерсера Халлиса.

Он развернул бумагу, прочитал подписи, ковыряя в зубах грязными пальцами, и с ворчанием вернул ее ей.

— Присаживайтесь. Я позову его.

Он оставил ее в офисе волноваться и расхаживать по комнате. Прошло всего несколько минут, но показалось, что прошли часы, прежде чем дверь открылась, и Мерсер, шаркая, вошел в кабинет. Луваен вскочила и обняла отца.

— Папа!

— Луваен? — Мерсер обнял ее в ответ, прежде чем отступить назад и уставиться на нее. Его усталое лицо исказилось от смятения. — Моя дорогая девочка, ты не должна быть здесь.

Она ошеломленно моргнула. Из всех приветствий, которые она могла ожидать, это застало ее врасплох. Она взяла его за руку, отметив потрескавшуюся кожу и черную грязь, запекшуюся под ногтями.

— Не говори глупостей, папа. Где еще мне быть?

Мерсер закрыл глаза, и Луваен заметила следы, нанесенные возрастом и беспокойством на его лице — тонкие, как пергамент, веки, сморщенные, как побелка, запеченная годами на солнце, глубокие морщины, веером расходящиеся от уголков глаз к вискам и обрамляющие рот. Смерть двух любимых жен состарила его, но эта история с Джименином наложила на него отпечаток в виде десятилетий. Он выглядел измученным.

— Лучше бы ты не приходила, — сказал он.

Она положила руку ему на плечо и повела к двери.

— Ну ничего не поделаешь. Я здесь, и мы идем домой, — может быть, ванна, горячая еда и сон в его собственной постели сотрут эту странную и отчаянную меланхолию, заставляющую ее бояться за его разум.

Он оглянулся, вглядываясь в кабинет, словно в его тенях скрывалась неизвестная угроза.

— Где Цинния?

— Я пришла одна, папа, — его плечи поникли под ее хваткой, то ли от облегчения, то ли от отчаяния, она не знала. — Я расскажу тебе все, как только мы устроимся.

Не зная, примет ли Воробушек второго всадника, они решили идти домой пешком. Мерсер был угрюмым компаньоном, а Луваен была слишком сосредоточена на том, чтобы следить за каждым переулком, по которому они проходили, опасаясь, что мстительный Джименин натравит на них своих наемных головорезов.

Хотя ей не терпелось увидеть Балларда, и она тосковала по полуразрушенному комфорту его замка, вид дома, который она когда-то делила с Томасом, заставил ее улыбнуться. Скромный двухэтажный деревянный каркас с фасадом из камня и штукатурки. Дом принадлежал Томасу, а после его смерти — ей. Ряд кустов роз, без цветов, ощетинивался под передними окнами. Поздней весной и летом они распускались пышными желтыми и розовыми цветами. Она взяла себе на заметку вырвать их с корнем при первой же возможности и заменить на первоцвет и наперстянку.

Сад за домом был достаточно большим, чтобы вместить небольшую конюшню, курятник и горшки для трав и овощей. Луваен нравилась каждая щель и уголок в доме. Она надеялась, что ее будущим гостям из Кетах-Тор он тоже понравится, потому что он будет забит под завязку, пока они не найдут новое жилье.

Она дала Мерсеру ключ от дома и пообещала зажечь огонь в гостиной, как только расседлает и разместит Воробушка. Его мрачное выражение лица смутило ее. Его замечание о том, что он хотел бы, чтобы она не приходила, также потрясло ее.

— О чем он думает? — бормотала она себе под нос, ведя лошадь к конюшне. — Что я позволю ему гнить в тюрьме? — все это не имело никакого смысла, и она планировала допросить его, как только он достаточно отдохнет от своего испытания.

Солнечный свет лился сквозь оконные проемы, расположенные высоко на одной стороне конюшни. Два стойла были выметены в ее отсутствие. У Воробушка будет свое место. Плаутфут пока остался в Кетах-Тор. Образ лица Балларда возник перед ее мысленным взором, и она вздохнула.

Звук голосов остановил ее, когда она положила руку на заднюю дверь, чтобы войти в кухню. Она узнала голос Мерсера и, наконец, женский голос, говорящий с ним. Соседка. Нив, должно быть, заметила их прибытие и, не теряя времени, нанесла визит. Луваен нравилась Нив, и она была благодарна ей за заботу о Мерсере в то время, как его дочери практически исчезли далеко на севере. Пожилая женщина приветствовала ее объятиями, когда она вошла на кухню.

Невысокая и пухлая, с милым личиком и проницательными темными глазами, Нив Купер жила по соседству с тех пор, как Томас привел Луваен домой в качестве своей невесты. Она утешала Луваен после смерти Томаса — одна вдова другую — и делилась чаем, и смеялась над последними городскими сплетнями и выходками многочисленных женихов Циннии. Она вела успешный кардочесальный бизнес и пользовалась уважением в обществе. При всем том, что Мерсер принимал не самые разумные финансовые решения, он умел привлекать умных, способных женщин.

Нив сунула ей в руку чашку чая и помогла снять сумку с плеча.

— Слава богам, ты вернулась. Прошлой ночью я не спала всю ночь, думая, как освободить твоего отца, — она подтолкнула Луваен к одному из стульев за кухонным столом и заставила ее сесть, прежде чем отправиться к очагу и разжечь огонь. — Я вмешалась и вторглась в ваш дом. Просто выгони меня, когда будешь готова.

Уставшая от путешествия и все еще взбешенная тем, что ей пришлось выкупать своего отца из тюрьмы, Луваен была слишком рада помощи.

— Пожалуйста, останься, Нив. Ты завариваешь прекрасный чай, и я рада твоей компании так же, как и папа.

Мерсер сидел рядом со своей дочерью нехарактерно суровый:

— Ты не должна быть здесь, Лу.

Его стенания раздражали ее, и резкие слова замерли на ее губах до того, как Нив прервала ее. Она предостерегающе погрозила Мерсеру пальцем:

— Не будь дураком, старик. Конечно, она должна быть здесь. Она и Цинния — единственные, кто может вытащить тебя из башни, — она озадаченно посмотрела на Луваен. — Хотя я впечатлена превратностями судьбы. Ты вернулась домой, когда Торговый дом прислал судебных приставов за твоим отцом. Я думала, что для этого понадобится, по меньшей мере, неделя пути.

— Так и есть, но мне немного помог колдун де Совтера.

Настала очередь Мерсера выглядеть озадаченным:

— Тебе не нравится магия.

Сколько раз за последние несколько месяцев она делала подобное заявление, а затем проглатывала эти слова?

— Нет, не нравится. Но в этом есть своя польза. Я не покидала Кетах-Тор, пока не увидела тебя в тюремной камере, — две пары бровей поползли вверх от ее заявления, и она улыбнулась. — Почему бы тебе не присесть со своей чашкой, Нив. Это потребует долгого объяснения.

Она начала со своей обратной поездки в Кетах-Тор, после того как оплатила первый вексель Джименина. В ее истории были все задатки сказки. Проклятие, наложенное мстительной женщиной и едва сдерживаемое могущественным колдуном, который мог остановить старение на века, разрушающийся замок, волшебные зеркала и добрая, красивая девушка, которая влюбилась в мужчину, превратившегося в зверя.

Реальность была волшебной, но совсем не очаровательной. У Луваен развилась стойкая ненависть к розам. Ее добрая и красивая сестра ждала раннего вдовства. Мужчина, который женился на ней, умрет, как мужчина, и возродится существом прямо из кошмара, таким же, как отец, который пожертвовал собой, чтобы спасти его. Она опустила те места в своем рассказе, где она чуть не утонула в пруду, а Гэвин пытался ее убить. Мерсер уже смотрел на нее широко раскрытыми глазами и был бледен.

— Эмброуз, колдун, дал мне еще одно заколдованное зеркало, прежде чем я ушла. Я могу призвать Циннию. Ты хотел бы ее увидеть?

Мерсер с готовностью кивнул в ответ на ее предложение. Она достала зеркало из сумки, размотала защитную ткань и протянула ему. Серебряная подложка сверкала на солнце, подчеркивая изящный орнамент в виде завитков, выгравированных мастером-серебряником столетия назад.