«Доска доской останется, хоть тресни…» Доска доской останется, хоть тресни. И в талии она не так узка. В ней кайф лишь, а не шарм, Как сложишь песню, Когда и на горе она – доска. Прыжки на ней смелы, Опасны дуги И снежный шлейф за ней как помело, Когда на ней летит, раскинув руки, Та, чью судьбу вдруг боком повело. «Весна. И как в другие годы…» Весна. И как в другие годы, Природа рвется из оков. Кончается сезон охоты На горнолыжных мужиков. Уже, натружена ботинком, На отдых просится нога. Уже в остервененьи диком На бой начищены рога. Сдвигает некоторым крышу, Влечет всех пить, а, может, петь… Я света белого не вижу, Хоть ночью что-нибудь успеть. Своеобразная горняшка, И лыжи устают порой. Легко в кармане, в сердце тяжко От расставания с горой. Вот так бы жизнь по склону мчать нам, Босыми лыжами шурша, Где, измочаленная счастьем, К бессмертью тянется душа. Женщины «У женщины полно достоинств…» У женщины полно достоинств, Что и определяют стоимость, А недостатки, коих нету, Никак не понижают это. Достоинства у них снаружи, Их сразу вешают на уши. А недостатки – те, что после. Они – внутри, но нет их вовсе. Достоинства ж, что нам известны, Всегда в одном и том же месте, А недостатки, коих нету, Везде – и могут сжить со свету. Любимым женщинам Я с ними не люблю разлуки, Жизнь обретаю в них одних, И счастье все мое и муки Зависят все-таки от них. Даруют и отнимут гору, Но и вверяясь миражу, В них, ненадежных, лишь опору Душе и телу нахожу. Платным любимым Хотя за услуги оплата, Но способы все хороши Для восстановления лада И тела, и даже души. Пусть всплеск кратковремен восторга, Но счастье с ней наедине Во мне остается надолго, И после мила она мне. Несет она тяжкую ношу, Клюет ее все воронье, Но слова дурного не брошу Я в сторону даже ее. Даруя мгновения рая, Куда горловина узка, Она мне немного родная С тех пор, как на миг, но близка. «В тот самый час, что опадают платья…»
В тот самый час, что опадают платья И я валюсь, как сноп, в твои объятья, Во мне такое происходит разом — Душа поет и пропадает разум. И, значит, вот такое это счастье В бездумьи слепоты на крыльях мчаться И падать в тьму, не спрашивая рая, Воскресши в сотый раз и умирая. «Не знаю нашей в том вины…» Не знаю нашей в том вины, Что нам вот так они нужны Когда ж они приходят в дом, То все потом меняют в нем. И вот – везде мы ищем их, И ловим свой счастливый миг, И верим в суть, что не постиг, И сочиняем песнь и стих. Когда ж желанной ты достиг, Мир, разделенный на двоих, И мир твой, что уже не тот, Тебя же в оборот берет. И вот и ты бежишь уже И проклинаешь все в душе. И, боже мой, что делать с ней? Но без нее – еще страшней. «Я снова буду жаждать встречи…» Я снова буду жаждать встречи, И сердца слезы, как росу, Опять какой-то сумасшедшей Я на подносе поднесу. И ничего не будет надо Другого, – только позови… За сладость и отраву Взгляда, Твоей неволи И любви. «В этот твой волшебный час…» В этот твой волшебный час Пусть безумье свяжет нас, Озареньем одарив, Ярким, как на солнце взрыв. В этот миг любой из нас У любви – калиф на час. Без вины и без вина Все получит – все сполна. Этот час неповторим. Он потом уйдет, как дым, Канет в память, во вчера, Но сейчас – его пора. «Надежду могут звать…» Надежду могут звать Надеждой, Юлей, Викой… За ней – и вглубь, И в дальние края… Прекрасна сердцем И неясна ликом, Но без нее нельзя — Так понял я. В.К Встретимся мы снова в некий час мой У эпохи столбовой версты, Я тебе скажу негромко: «Здравствуй». И хочу, чтоб здравствовала ты. «Любовь и голод – это не до шуток…» Любовь и голод – это не до шуток. И знает ли порой судьба сама, Какие песни создает желудок В связи с изощренностью ума. |
