"И все же нельзя пойти на это, - чувствовала Алиса. - В сущности неизвестно, почему... И нужно слушать от того, кто стоит там, наверху, что он хочет стать отцом. В довершение всего я ему отказываю в наследнике! Неужели мой долг быть еще несчастнее?"
Она глубоко вздохнула.
Почему она вздыхает? С Толлебеном не легко жить. И вдруг:
- Правда, что у него есть ребенок? - Совсем другой тон, брови нахмурены. - У вас нет никакого основания держать меня в неведении. У него сын?
- Дочь, - ответил Терра.
- Значит, тоже не наследник. - Она рассмеялась. Затем тихо и строго: Как это возможно, что у вас сын от той же женщины? - После чего она снова прошла в глубь зеленой галереи. Он стоял как громом пораженный. Она знает! Конечно, знает давно. Но знает не все. Он пошел вслед за ней.
- Вы ошибаетесь, глубокоуважаемая графиня. - Мнимая дочь господина фон Толлебена отнюдь не его дочь.
- Как? Княгиня Лили... - Она поправилась: - Так называемая княгиня Лили обманывает его?
- Это ее призвание на земле, - сказал Терра.
- Вас это все-таки не оправдывает. От кого же дочь у так называемой княгини?
Ее тону нельзя было противиться. "Понятно, что вы вертите супругом как хотите", - подумал он.
- Честь принадлежит моему другу Мангольфу, - сказал он вслух.
- Я так и думала, с ним вы делитесь даже любовницей.
- Мне было двадцать лет, когда я ее любил, - возразил он с жаром. - К тому же это прошло скорее, чем нам с вами понадобилось, чтобы быть несправедливо заподозренными и стать угрозой для жизни нескольких непричастных к делу людей. - Когда она, задетая за живое, опустила голову, он прибавил еще тверже: - Поверьте, сударыня, что из всех жизненных благ единственное неомраченное благо - чувственное наслаждение.
Она слышала, как он тяжело дышит от ярости. Только когда он совсем успокоился, она сказала очень кротко:
- Вы, вероятно, безгранично любите сына.
Он просиял, он воскликнул пылко:
- Вы бы посмотрели на него!.. Конечно, я не смею и думать об этом, пролепетал он, всем своим видом прося о прощении.
- А почему, собственно, это невозможно? - просто ответила она. - Я давно об этом мечтаю. Хотите - у вашей сестры Леи?
- Вы это серьезно?
- Я знакома с вашей сестрой. Недавно встретилась с ней у графини Альтгот. Какая бы она была прославленная актриса, если бы Альтгот не пригласила ее на чашку чая? На днях я заеду к вашей сестре.
- Вы встретите там большое общество мужчин, - предупредил он.
- Я приеду с Беллой Мангольф. А вы приходите со своим мальчиком. Как его зовут?
- Клаудиус.
- Клаудиус, - повторила она у самых его губ.
Они стояли уже вне крытой аллеи, вероятно муж видел их теперь. Он мог даже слышать, о чем они так громко говорят. Все равно Алиса спросила:
- Вы проводите меня наверх, в министерство иностранных дел? Губиц уже, наверно, дошел до апогея. - Но он услышал: "Я не отрекаюсь от тебя, мы пойдем ему навстречу".
Они вошли в дом. Комнаты одна за другой открывались перед ними, и они вспоминали: здесь вот, здесь они впервые по-настоящему увидели друг друга. Обстановка другая; они искали место на полу, где стояли их ноги, когда вырвалось то слово, когда сверкнул тот незабываемый взгляд.
Вон в той комнате, в пустом теперь кабинете, они некогда, еще в начале всех путей, обедали рядом... Вдруг Терра испугался: неподалеку от него из большого вольтеровского кресла высунулся и мгновенно снова скрылся старческий профиль с крючковатым носом и подбородком. Губиц! На том же месте, что и тогда, словно он с тех пор так и не вставал. И сейчас он умудрился сесть так, что его тело погрузилось в кресло и составляло одно целое со своей тенью. Послышался шипящий голос:
- Дьявольские мысли, Толлебен! Но я их уже разгадал. Они окружают меня со всех сторон! - Шипенье такое громкое, что в ушах звенело; напрасно Толлебен не отрывался от окна. Он стоял спиной, он подглядывал, он прислушивался. Для него Алиса и Терра все еще прогуливались по саду.
- Они окружают меня, - шипел Губиц, его дрожащий профиль высунулся и вновь отпрянул назад. - Я не прекращаю слежки, я десятилетиями принимаю свои меры. Я открыл их тайные ходы, я воздвиг перед ними неприступные скалы. Я работал, как циклоп, как крот. Больше не могу!
Тут он так подскочил, что полы черного сюртука, свисавшего с худых старческих ребер, взметнулись над креслом; седую страдальческую голову охватили скрюченные руки.
- Один мозг против целого мира! Вы слышите меня, Толлебен?
Но Толлебен был во власти собственного безумия.
- Я в самом центре всего, - шипел старик, сползая все ниже. - Противник охватывает меня концентрическими кругами. Сначала наши границы блокируются периферией, а дальше континентами и морями. Я, центр, не могу прорваться сквозь них. Воздуха! - Он вскочил.
В тени носового бугра глаза без ресниц померкли от бесцветных быстрых видений. Тех, что вошли и смотрели на него, он не видел. В сюртуке, гладко выбритый, с ровным пробором, и при этом словно впивается в воздух пророческими руками. "Припадок", - прошептала Алиса. "Состояние ухудшилось", - прошептал Терра.
- Дайте мне метательный снаряд, чтобы пробить их круги. Изобрети же его ты, действительный тайный! - хрипел действительный тайный советник. - Что ты видишь?
Он что-то увидел, что-то засветилось вокруг него, чего он, как ни старался, не мог охватить.
- Синее море! На нем белый корабль! Мой огнедышащий истукан с орлом на каске. Вы еще посмотрите! - И старик поднял окостенелую ногу, словно приготовился к танцу дервишей. - Он замер. - Пальба! - пронзительно зашипел он. - Толлебен, вы слышите пальбу?
Толлебен оставался глух; сгорбленный Губиц проковылял к нему и повернул его к себе лицом.
- Вы ничего не слышите в саду? - спросил Толлебен.
- Вы слышите пальбу? - спросил Губиц. - Я выпускаю мину, как же не быть пальбе?
Они глядели друг на друга, и один не понимал другого... Алиса кивнула Терра, и оба поспешно скрылись. Она тихо притворила за собой дверь.
- Вы поняли? - спросила она строго, даже взволнованно.
- Что я мог понять? Ведь это безумие.
- Мировая сенсация.
- Будь я проклят...
- Пожалуйста, без комедий! - сказала она нетерпеливо. - Мы узнали сейчас средство уладить дела в Марокко. Кто знает, что знаем мы, тот ведет бег.
