К слову, — он положил руку на живот, где во внутреннем кармане лежала фляга со взрывчатой. Если уйдут люди — то охранники останутся. Никому из них не хочется умирать.

А придется — если две фляги рванут, тут не то что от зала — от половины этажа камня на камне не останется. Да, тысячелетние мраморные стены — заговоренные. Но никакие заговоры не оградят их от мощного взрыва. Он в коридоре оставил лишь несколько капель — а сколько капель в каждой из двух фляг?! И жрец тоже останется — собственно, он единственный был нужен Охитеке из всех присутствующих. Без остальных было бы тише. И спокойнее.

— Ты! — нэси поймал отчаянный взгляд женщины, чью малышку поднял с пола у покоев Токэлы. — Подойди.

Та, жалобно моргая, подползла. Дочка, поскуливая, висла на матери.

— Моя малышка, — всхлипнула мать, замерев перед ним. — У нее никого больше нет…

Тьфу ты! Умирать она собралась.

— Выйдешь сейчас наружу, — приказал нэси. — Вместе с дочкой, — он помолчал. — Спускайтесь в метро, садитесь на поезд и уезжайте. Не жди ничего, не оставайся здесь. Бери дочь и убирайся. Бегом!

Она испуганно взглянула на него, и он скорчил зверскую физиономию. Роутэг отвел взгляд, делая вид, что не обращает внимания. Женщина в испуге хватанула ртом воздух. Подхватила малышку и, то и дело оглядываясь, кинулась опрометью прочь.

— Эй! А нас когда отпустят? — вопросил плотный парень, сидевший в паре шагов от нэси. — Чего этих отпустили, а мы сидим? Эй! — он возмущенно подскочил.

Вокруг загалдели, загомонили. А не так-то эти заложники и напуганы! Или вспыхнувшая надежда заставила их осмелеть? Роутэг рявкнул зло, встряхивая оружием в руке. Это заставило недовольный гвалт притихнуть, но не погасило его окончательно.

— Эй! Он ведь прав, — подал голос еще один. — Чего этих отпустили, а мы сидим?! Где справедливость?!

Охитека подошел, ткнул от души кулаком в челюсть. Зубы клацнули и крикун притих, схватившись за щеку.

— Справедливость у стражей мира, — процедил нэси, оглядываясь. — А мы — террористы! Разницу все поняли?! — рявкнул он с раздражением.

Гомон смолк. Заложники стихли, сжавшись и с ненавистью глядя на него. Он вернулся на свое место у стены, уселся.

Глава 35

Снаружи стихло. Похоже, обывателей не осталось. Только бойцы рассредоточились по залу, заняли позиции. Оттуда слышались мягкие приглушенные шаги, отрывистые команды, шорох и бряцанье амуниции.

Хорошо бы и от остальных заложников избавиться. А то вон, глядят бешеными койотами — как бы не бросились скопом. Тут они с Роутэгом ничего поделать не смогут.

Пока их сдерживал страх. И тень надежды.

Но ведь паника может вспыхнуть в любой момент. Люди и так нынешним часом довольно перенервничали.

А отпускать заложников просто так, не выдвигая никаких требований — глупо. Но жрец молчал, и охрана снаружи тоже молчала. Что им готовят?

Терпение. Сейчас все зависит от их хладнокровия.

Только время для Роутэга утекает вместе с кровью из раны. Тот явно держался из последних сил. Да и Охитека ощутил накатывающую слабость. Слишком много беготни. Слишком много треволнений. И голова начинала вновь гудеть, напоминая о взрыве, накрывшем в самом начале.

— Женщина — ваша сообщница? — проговорил жрец.

— Что? — удивился Охитека.

И тут же мысленно хлопнул себя по лбу. Ну конечно! Ее одну отпустил. И это она окликнула Токэлу. Как пить дать, заметут беднягу. А он-то расщедрился — решил дать ей шанс убраться из Колизея до того, как здесь станет совсем скверно.

— Не спас, — проговорил хрипло Роутэг.

— На все воля Спящего, — откликнулся Охитека. — Токэла! — окликнул он жреца — на церемонии не осталось сил. — Что там творит ваша доблестная охрана? Они понимают, что здесь осталось почти два десятка человек? Или им наплевать? Вам тоже?

— А вы ждете, что я спрошу — в чем же заключаются ваши требования, — заметил тот. — Но я не стану вести переговоров с террористом, который ставит под удар ни в чем не повинных людей.

— А я не могу отпустить людей, — Охитека пожал плечами. — Нас же сразу прихлопнут!

— Я останусь, — жрец внимательно глядел на него. — Если там, — он кивнул наружу, — решатся поступиться моей жизнью — то жизни простых людей им и подавно…

— Я понял, — резко перебил Охитека. — Тогда позовите их! Скажите, что мы сейчас начнем отпускать заложников. И что вы останетесь. А то как бы они не забыли о вас, — он криво усмехнулся. — Подстрелят здесь заодно с нами.

Перевел взгляд на Роутэга. Дело дрянь.

Он дождался, чтобы снаружи отозвались — ждут заложников. И принялся по очереди — по одному-двое — выгонять перепуганных людей. Женщины всхлипывали. Кто-то благодарил, уходя. Половина благодарностей досталась жрецу, половина — нэси. Роутэг глумливо щерился, наблюдая за уходящими обывателями.

— Перейдите-ка к боковой стене, отче, — Охитека указал стволом на противоположную стену. — Передай мне свои фляги, — прибавил он, обращаясь к Роутэгу, когда последний заложник подошел к выходу.

Напарник перебросил ему оружие, неловко расстегнул комбез, принялся шарить в карманах. Вот в сторону Охитеки поехала одна фляга, другая, третья.

Жрец наблюдал за манипуляциями. На лице медленно проступало понимание. А сам нэси вдруг отчетливо понял, что вести с ним переговоры глава общины не станет и теперь. Этого не запугаешь.

Роутэг, избавившись от фляг и оружия, улегся набок. Выбился из сил окончательно. Кровь растекалась вокруг ноги по полу, успела пропитать штанину.

Уголовник не попытался ни застегнуть комбез, ни перевязать рану. Прижался к стене ниши и лежал теперь, прикрыв глаза и тяжело дыша. Скверно, все складывается не так, как они планировали!

Охитека не представлял, что теперь делать, как повлиять на жреца. А скоро силы кончатся и у него — голова снова начинала кружиться.

— Смотри сюда, Токэла, — зло процедил он. — И учти — вздумаешь орать этим псам, предупреждать их о том, что увидел, все это немедленно взлетит на воздух! — выложил из карманов фляги со взрывчаткой и ртутью. — Нам уже без разницы, если взрывать, то все! — он отвернул со взрывчатки крышки.

— Что это? — глаза жреца расширились, хотя лицо оставалось непроницаемым.

— Взрывчатка. Та, которой кормят некоторые драконов, — злорадно поведал нэси. — Та самая, которая и взорвалась под сапогами доблестной охраны — а они вам наплели, что это была бомба. Бомб у нас при себе не было. А это — ртуть, — прибавил он, указывая на фляги с алыми этикетками. — Фейерверк будет знатный! Если кто сюда сунется — разлетится все. Как считаете, накроет только этот этаж, или разнесет дальше? — прибавил он ехидно.

Да, вентиляции в зале нет. Но взрыв разломает стены — так что разнесет пары далеко. Львиную долю выдавит в коридор, а там — и в вентиляционные шахты, и разнесет далеко от места взрыва. Перетравит уйму народу и в метро, и ниже — не говоря уж об этом уровне. Заложников-то увели, а вот в зале полно охраны.

Охитека сложил четыре фляги, перемежая взрывчатку с ртутью. Свернул крышки со взрывчатки. Прижал ствол импульсника к верхней емкости.

— Удобно сделали, — проговорил он задумчиво. — Заряд импульсника гаснет, если выстрелить. Но прожечь фляги он сумеет.

— Зачем? — прошептал побелевший Токэла.

— А затем. Если кто-то сюда сунется — я успею нажать спуск. Так что сидите смирно, почтенный господин толстобрюх, — он зло ощерился. — Убежать не успеете.

Н-да, о помощи он жреца просить собирался. А сам… впрочем, чего теперь-то церемониться! Заложники ушли — остался один Токэла. И обсуждать что-либо он не станет. Навряд ли присутствие фундаменталиста остановит преследователей. Ну, хлопнут ненароком одного главу общины — на его место поставят другого. А этого объявят мучеником и святым.

Мысль, что все закончено, и он проиграл, оказалась неожиданно яркой. Это не просто проигрыш — это смерть! В груди сжался комок.

И тут же разжался. Он слишком устал. От беготни, от тревоги, от потери крови, от гомона и стрельбы.