Лаори выбрали так тривиально, что впору было ужасаться и смеяться одновременно. Сколько было подготовки, сколько суеты, сколько бесполезных и пустых нравоучений… А прибывшие старшие служители просто ткнули пальцем в его место в шеренге претендентов безо всяких церемоний и приличествующих случаю испытаний. Посадили в очередную повозку, отличающуюся от предыдущих лишь количеством позолоты и личными знаками жреца Ашти. Повозка ехала от обители к обители, и на каждой остановке в нее сажали одного юношу. Они занимали свои места, забивались в углы, как Лаори, смотрели друг на друга и не спешили знакомиться. Они понимали все и так. Это было последнее испытание.
За эти однообразные дни Лаори познал и тоску, и утрату надежд, теперь настало время познать страх. Это было правильно. Перед концом, каким бы он ни был, всегда страшно. И страха этого не стоило стыдиться.
Были и те, кто считал по-другому. Он был горожанин, этот юноша. Его звали Криан. Он первый начал спрашивать имена собратьев по несчастью, узнавать, кто они и откуда. В отличие от всех мягкотелых неприспособленных к испытаниям горожан, которых Лаори видел до этого, Криан, напротив, был жестче и смелее. Он не боялся идти и просить у служителей то, что ему было нужно, и все остальные претенденты молчаливо согласились с тем, что он взял ответственность за них всех. Лаори было не привыкать – в их доме всегда был кто-то старше него. Криан, может, и не был старше, но он как будто лучше знал. Он и впрямь знал лучше всех, как им себя вести, что делать, а чего нет. Иногда говорил такое, чего не говорили на занятиях даже служители. Лаори не пытался спрашивать, откуда бы Криану это знать. Он впервые почувствовал себя тем, кем и был – неотесанным деревенщиной с высоких гор, для которого культ Ашти был великой загадкой.
Так и повелось, что Криан стал первым из круга. Он взял на себя роль их проводника по тропам в непроходимых лесах условностей и жестоких правил Ашти. Их снова строили и муштровали служители культа, только теперь с чувством особой важности миссии – претендентам надлежало занять место подле жреца, быть его развлечением и пищей для его магии.
В тот день, когда раз в год собирались все паломники на центральной площади Аштирима, чтобы быть свидетелями принятия новой годичной жертвы, весь будущий круг привели на балкон центрального храма Ашти. Пространство между опорами балкона было забрано узорчатыми решетками, и оттуда юноши могли, как из центральной ложи, со всеми удобствами наблюдать за ходом церемонии до тех пор, пока не наступит их черед.
– Смотрите, – сказал Криан им всем, – это единственный раз, когда вы сможете рассмотреть жреца Ашти во всем великолепии. Больше вам не поднять глаз выше его пупка, иначе казнят нас всех.
Это был один из самых ужасающих законов для Лаори, законов, которые он отказывался понимать так же наотрез, как и глупых бесхребетных горожан. Как могут служители культа, которые собственными руками вытаскивают из-за грани смертельно больных и ставят их на ноги, творить такие зверства? В круге было так: если ошибку совершил кто-то один, наказывали всех без исключения. Если ошибка эта была серьезной, казнили весь круг, их жертва отвергалась, и набирался новый круг. А казнили так, что даже у невпечатлительного всезнайки Криана попросился наружу завтрак. Сады Смерти жреца Ашти были так же разнообразны и обширны, как его зеленые сады, полные воды, деревьев и цветов. Ашти казнили редко, но уж если казнили, то жалости в них не было.
Толпа на площади Аштирима ревела и буйствовала. Наверняка сегодня многие погибнут в давке. Лаори смотрел на них с тоской. Сердце сжималось. Все они пришли сюда за помощью, но получат ее единицы… Всех страждущих не утешить. Лаори это знал. Знал и то, что нуждающихся в помощи никогда не станет меньше, но он не понимал, почему они прекратили пытаться – служители Ашти?.. Почему они даже не стараются, принимая только тех, кто смог пробиться сквозь многочисленные преграды и испытания?.. Как много несчастных погибает на пути к храмам Аштирима, будто сгорающие в пламени мотыльки, и лишь некоторые из них получают то, за чем пришли.
На помост под многотысячный гул выдвинулась величественная фигура в облачениях, которые одни весили столько же, сколько и тот, кто нес их на себе. Лаори с замиранием сердца следил, как на толпу накатывает тишина. Начиная с первых рядов, будто волны от брошенного камня, все опустились на колени. Жрец Ашти стоял, воздев руки, и ждал.
Служители подходили к нему со спины, не отрывая глаз от собственных ног, и снимали одно за другим сложные церемониальные одеяния, пока жрец не остался в струящемся схенти, украшенном поясом с нитями золота и драгоценных камней. Осенняя прохлада, кажется, не смущала жреца Ашти. Он сошел с помоста в толпу, которая раздалась перед ним как земля перед плугом пахаря. Задние ряды давили на передние, пытаясь прорваться ближе к жрецу, но сам он остался неприкосновенным. Никто не касался его. Между ним и толпой всегда оставался достаточный зазор, и для этого стража ему была не нужна. Его босые ноги не производили ни малейшего шума, только шуршала дорогая ярко-голубая ткань схенти, да звенел стеклярус и бусины из самоцветов, свисающие с пояса… Лаори не надо было быть там, чтобы слышать это. Он как будто шел следом за жрецом через толпу и чувствовал ее многотысячное благоговейное дыхание, словно стон гигантского морского нарвала. Длинные черные волосы жреца Ашти тяжело струились ниже пояса, и за его спиной люди тайком протягивали руки, чтобы, когда пряди качнет ветром, они скользнули по чужим пальцам краденым благословением.
Лаори не верил, что такое касание поможет, но разве станет он мешать им заблуждаться? Он смотрел на жреца. Высокий и статный, тот коснулся рукой кого-то в толпе и даже отсюда было слышно, как люди взвыли от смеси восторга и разочарования: от того, что он кого-то коснулся, от того, что он коснулся не их. За жрецом спешили служители, они сразу же уводили счастливчиков – жрец займется ими сам, лично, когда церемония будет завершена. Он коснулся еще кого-то, и еще… Десять жизней за те десять, что сегодня станут его прислужниками на год. Может быть…
Когда увели последнего избранного, настал черед будущего круга идти на помост, пред очи толпы. Возможно, там, в ее тысячах глаз – звезд на небосклоне и то меньше – есть те, которые знают кого-то из кандидатов. Они вышли – сначала Криан, потом все остальные – и опустились на колени, низко склонив головы, расстелив по помосту новые красивые одежды. Криан прав, они не поднимут взгляда от земли целый год. Руки, сложенные пригоршней, вытянулись вперед, предлагая…
Служители культа шли перед жрецом с ножами, чтобы можно было дать подношение в ладонях. Кровь, которую юноши круга отдавали добровольно – это их жертва, плата за спасение других, за то, чтобы служители Ашти вышли из Аштирима и отправились туда, где они нужны.
Руки совсем еще мальчика, стоящего слева от Лаори, дрожали так, что служителю пришлось крепко держать тонкие трясущиеся запястья. А потом босые ноги, прикрытые ярко-голубым схенти, остановились прямо перед Лаори. Быстрая боль… Палец коснулся его рук, почти невесомо. Лаори не видел, как жрец Ашти подносил к губам каплю предложенной крови… Но уже через секунду жрец пошел дальше, а потом, пройдя мимо каждого из них, познав через кровь все их чаяния и мысли, все их прошлое и, говорили, даже будущее, он снова встал на помосте, выдающемся вперед как нос корабля. За спиной каждого из круга теперь возвышался служитель с длинным кинжалом. А они так и стояли, коленопреклоненные, покорные судьбе, будто бы готовые к казни преступники. Но они не были преступниками! Они пришли попросить помощи!.. Лаори чувствовал колкий кончик ножа в выемке между позвонками.
Он не сомневался, что служители, так тонко знавшие тело и все его секреты, не ошибутся и легко перережут то, что скрепляет его тело и дух в единое целое. Идеальные лекари, идеальные убийцы – две противоположности, точно дополняющие друг друга. И Лаори, отведав их искусства, упадет на помост тряпичной куклой без ниточек – мертвой непринятой жертвой с окровавленными ладонями. И его ям останется без надежды… Все останутся без надежды. Если жрец будет недоволен предложенным.
