День 2433

Нас осталось трое – я, сержант Хрущ и пулеметчик Миха.

Пуля дура, штык молодец – истину эту миротворцы вспомнили слишком поздно.

Сержант ранен, но тащит три самородка – как и все мы.

Идем к Фонтанам Ада – я в авангарде, затем Хрущ, Миха – замыкающий.

День 2434

Равноденствие. Фонтаны Ада работают в полную силу – и всё равно больше двух самородков никому взять не удалось. Не хватило тяги.

А идти в обход к Брюсовой Жиле нет ни сил, ни времени, да и вурдалаки не дадут.

Получается, вся экспедиция принесла шесть самородков осмия, потеряв при этом шесть человек.

Интересно, что скажет Нафочка?

День 2436

Официальная версия такова: вурдалаки напали на сиротский приют. Отделение миротворцев, случайно оказавшееся поблизости, пришло на помощь. Ценой собственной жизни они спасли детей. Имена павших высекут на специальной мемориальной доске. Сержант Хрущ станет старшим сержантом, пулеметчик Миха – сержантом. Библиотекарю И., который первый заметил вурдалаков и позвал на помощь, вручены именные солнечные часы и портрет Нафочки с собственнокопытной надписью: «Успехов и процветания, дорогой И.!»

Сорок два килограмма осмия, полученных в качестве трофея, поступают в распоряжение фонда Мира Ктулху.

Неофициально же Нафочка собственными копытцами подал каждому по чарке Мавзолейной Гмызи и сказал:

– Выпить и все забыть.

Забыть нужно и то, что осмия мы принесли шестьдесят восемь килограммов.

Говорят, Мавзолейная Гмызь вытворяет с памятью странные штуки.

Просплюсь – увидим.

День 2437

Память прояснилась изумительно. Помню, как миротворцы обороняли сиротский приют, как, волна за волной, рвались на штыки вурдалаки, как с кличем: «Слава Ктулху» гибли наши доблестные войны …

Я плакал – и не стыдился своих слез.

Потом пошарил в сидоре. В баклажке еще оставалась гмызь, правда немного.

Но я уже упоминал: кукина гмызь крепка.

Да еще на старые дрожжи… Все в голове перепуталось: то мы с миротворцами обороняем сиротский приют, то ищем в Саду Камней вход в пещеру Бен-Ладина, где спрятаны самородки осмия.

Сходил к миротворцам. И Хруща, и Миху перевели в далекий гарнизон, где-то под Чавесовкой.

Сходил, посмотрел на детский приют. Стоит целехонький, никаких следов оборонительных и наступательных боев я не нашел. И потом, где могилы погибших миротвоцев?

Никто не знает.

Вернулся домой, раскрыл томик любимого поэта:

«Нужно, братцы, жить скромней

Не дразнить зеленых змей

И не думать по ночам

О возмездьи сволочам»

Умели же писать прежде! Но увы, сейчас мало кто помнит гремевшего на весь мир Б.Р.

Ясно одно: с гмызью пора завязывать.

День 2441

Солнце пошло на убыль. Каждый день от западного края кто-то острым ножом отрезает ломтик. И похолодало.

Пришло предписание: украсить дома лозунгами высокой гражданственности в связи с выходом книги Ктулху «Моя Голова Думает За Вас». Кто её прочитает три раза, познает нирвану. Но читать трудно – Ктулху пишет на древнешумерском.

Народ ходит, мучается. Я – нет. Я быстренько написал белым по синему: «Учение Ктулху всесильно, потому что оно верно»

Удостоился одобрительного хрюканья Нафочки.

Люди повалили толпой. Просят слов. Мне не жалко.

«Наша цель – победа свинячества-поросячества во всей Вселенной!», «Всё во имя Ктулху, всё на благо Ктулху», «Экономика должна быть экономной!» (это особенно кстати в связи с отменой льгот для ветеранов), «Ктулху сказал – Надо, Гвазда ответила – Есть!» – только часть из них.

От гмызи отказываюсь, беру салом, картошкой, сушеными грибами, чесноком. Вот она, польза от чтения, весомая, вкусная польза.

День 2442

Слишком хорошо – тоже нехорошо. Лозунг, который я отдал учителю словесности за два фунта сала и полфунта сушеных боровиков очень понравился Нафочке, и это хорошо. Но вот то, что воплощать лозунг в жизнь придется мне – печалит.

Лозунг таков:

«Я древнешумерский учил бы за то, что на нём пишет Ктулху Великий».

Вот мне и поручено организовать и вести кружок по изучению древнешумерского языка. Так сказать, инициатива снизу поддержана верхами.

День 2444

Небеса наполнились торжественным гудом. Это с севера потянулись мухи, летящие на зиму в жаркие страны. Мухи сбиваются в такие густые тучи, что меркнет солнечный серп.

Получил депешу из канцелярии Соратников Ктулху: «Приветствуем полезное начинание ждите граммофон пластинками древнешумерского»

Депешу я поместил в рамочку и повесил на красном месте.

Теперь с изучением языка можно не торопиться: в депеше ясно написано – ждите.

Ждём.

День 2445

Из Гваздевского Попечительского Управления пришла бумага, в которой предлагалось незамедлительно ответить на насущнейший вопрос: кто есть ум, честь и совесть земли нашей? Выбрать полагалось из Краткого Списка Достойных Мужей (ни одна Жена в Краткий Список не попала), дозволялось упомянуть три имени.

Я задумался на одно лишь мгновение. Знал – неправильно отвечу, и библиотека в Гвазде закроется надолго. По слухам, первенствовали в списке Боян, Вован и Таракан, но я на слухи не падок.

Потому написал: Ктулху, только Ктулху и никого, кроме Ктулху.

И так мне захотелось гмызи!

Однако перетерпел.

День 2447

Ходил по Заболотной поляне, звал Вована. Но – не показался мне Вован. Наверное, потому, что я пришёл без подарка. Или обиделся: не его я назвал Наидостойнейшим.

Над болотом зависли два серпа – старого Солнца и молодой Луны.

Осенняя жатва.

Меня потянуло на лирику:

«Мухи улетели,

На болотах – слизь,

И крестьяне с горя

Пьют в трактире гмызь!»

День 2449

Солнечный серп стал узким и острым. Скоро совсем исчезнет.

В библиотеку пришел заводтела поэзии главной и единственной гваздевской газеты «За изобилие!»

Просил стихов к наступлению Гваздевской Ночи, но чтобы непременно бодрых и оптимистичных.

Я дал. Жалко, что ли. Сказал, что это перевод с жабонского.

«Кому нужно солнце,

Когда есть в мире Ктулху?

Природа мудра!»

День 2451

Пришел вечером в библиотеку арап, в смысле негр, то есть афроафриканец.

Старенький, седой, но еще бодрый.

– Добро пожаловать, – говорю.

Он мне:

– Нихт ферштейн, – и листок сует.

На листке ужасным почерком Вована написано:

«Тов. И.! Организуйте подателю сего блата всемерную помощь в изучении русского языка! Дело архиважное! Вован Симбирский (Марусин)»

Я пригляделся к негру, и оторопел:

– Маяковский, вы ли это?

Негр уловил слово и залепетал:

– Йа, йа, их бин Маяковский, натюрлих, – после чего заплакал.

Да уж. Воистину, каждому воздастся по его вере.

День 2454

Сколь не узок был солнечный серп в последние дни, однако ж он разгонял тьму. Сегодня Солнце окончательно повернулось к Гвазде своей тёмной стороной, и наступили месяцы Тьмы.

Перед домом поместного поросенка Нафочки зажёгся Вечный Огонь. Остальным горожанам приходится пробавляться холодным светом гнилушек.

Я еще в долгие летние дни наготовил лучины, однако пользоваться ею нужно осторожно: указ о прекращении огня никто не отменял.

День 2457

Сажаю зимнюю картошку. Под лопату. Земля еще мягкая, хотя и стылая, но не сегодня, так завтра придут морозы. Нужно поспеть – огород у меня большой, но запущенный.