Цвет этого сапфира подчеркивал синеву глаз, которые преследовали Дзирта До’Урдена во сне большую часть его жизни. Он знал, что взгляд этих глаз последует за ним в следующее существование, которое ждало его за могилой.
Сейчас он увидел на лице женщины выражение глубокой печали, и это причинило ему боль, несмотря на то что он знал правду, знал, что перед ним на самом деле стоит не Кэтти–бри.
Вид женщины буквально загипнотизировал его, и он даже не обратил внимания на Бренора.
— Иди и сделай все, что нужно сделать, эльф, — произнес дворф.
Дзирт посмотрел сверху вниз на Бренора, на его протянутую руку.
— Знай, что ты всегда можешь считать Гаунтлгрим своим домом, даже когда меня уже не будет в живых, — добавил Бренор дрожащим голосом. Дзирт взял его руку, Бренор притянул дроу к себе и крепко обнял. — Ты навеки останешься моим другом, — едва сумел прошептать дворф. Они стояли так долгое, долгое время, и Дзирт понял, что Бренор изо всех сил пытается взять себя в руки — но тщетно.
И в этот момент Дзирт понял истину. И понял, каким он был глупцом. Как он мог сомневаться в этом, сомневаться в ком–то из них? Не существовало никакого обмана Ллос. Перед ним был Бренор, просто Бренор. А рядом стояла Кэтти–бри, его единственная возлюбленная.
Как он мог быть таким безумцем, как мог думать иначе?
Он отстранил от себя Бренора и взглянул ему в глаза, широко улыбаясь.
Но затем нахмурился, сообразив, что его снова провели. Разве это не искорка адского пламени Бездны сверкнула сейчас в глазах Бренора?
Он сухо кивнул, развернулся и поспешил к дракону, и в памяти его запечатлелся этот последний образ Кэтти-бри: она стояла с каменным лицом, опустив руки, золотисто–рыжие волосы выбивались из–под шали, ветер играл ими, и ее глаза… эти глаза…
Дроу замер возле дракона, полный решимости не оглядываться, полный решимости не поддаваться напрасным, глупым надеждам, потому что надеяться на лучшее означало отдать победу Ллос, позволить злобной богине раздавить себя.
Он забрался в седло, но Кэтти–бри подошла к нему, и он не мог проигнорировать ее.
— Я знаю, что ты вернешься ко мне, — промолвила она.
Дзирт посмотрел на нее со спины Тазмикеллы, но затем закрыл глаза, пытаясь отогнать мысли о реальности, которая, как он знал, прячется там, за маской, за этими обманчиво прекрасными глазами. Это не Кэтти–бри, напомнил он себе. Это самое жестокое издевательство, самая страшная иллюзия, предназначенная для того, чтобы его полностью уничтожить.
Когда он снова открыл глаза, то обнаружил, что Кэтти–бри все еще смотрит на него, но теперь она протягивала ему знакомую статуэтку.
— Гвен принадлежит тебе, — негромко произнесла она. — Она пойдет с тобой.
Дзирт отпрянул и покачал головой. Происходящее казалось ему совершенно бессмысленным.
— Возьми ее! — попросила его Кэтти–бри. — Она твоя постоянная спутница, любовь моя, самая верная подруга из всех друзей, которые у тебя когда–либо были или будут. Возможно, она поможет тебе найти выход из лабиринта.
Несмотря на то что внутренний голос предупреждал его об опасности, дроу не нашел в себе сил отказаться. Он наклонился и взял фигурку из оникса. Но когда он снова выпрямился, ему пришло в голову, что он, возможно, ошибался насчет природы и ожидаемого исхода этой иллюзии. Возможно, в конце концов не Кэтти–бри окажется ложью, а Гвенвивар.
— О, это неглупо… — прошептал он, пытаясь осмыслить новую идею.
Но нет, здесь нет никакого смысла. Гвен была с ним с самого начала, всю его самостоятельную жизнь. Ложью же было воскрешение — женщина, дворф, Вульфгар и Реджис.
Или все началось еще раньше?
В таком случае, что же было реальностью?
— Джарлакс уже сказал тебе, чтобы ты не ждала меня? — холодно спросил он. — Мы прощаемся навсегда.
— Как я могу не ждать тебя? — Кэтти–бри печально улыбнулась, и от этой улыбки у Дзирта сжалось сердце. А потом, внезапно, ему показалось, что оно разорвалось на части. — У меня нет выбора.
— Нет… — начал Дзирт, но Кэтти–бри прервала его.
— Ты как никто другой должен это понимать, — сказала она. — Когда я умерла…
На это у Дзирта не нашлось ответа. В этот момент ясности сознания он захотел, чтобы она стала той самой Кэтти–бри, такой же, как прежде, какой он ее помнил. Кэтти–бри, той девочкой, которая стояла на склоне Пирамиды Кельвина, которая приветствовала его в Долине Ледяного Ветра; той молодой женщиной, которая была голосом его совести, его путеводной звездой, его другом все эти трудные годы, когда он пытался понять незнакомый мир, привыкнуть к новой жизни; той возлюбленной, которая помогла ему найти свой путь.
— Кто ты такая? — спросил он, но Кэтти–бри лишь в недоумении приподняла брови и прошептала в ответ:
— Ты ведь столько лет ждал меня.
Дзирт хотел возразить, но это напоминание словно пронзило его израненное сердце, вернуло в прошлое, на сто лет назад. Он вспомнил все путешествия, приключения и товарищей, которые у него были, и внутреннюю пустоту, царившую в его душе даже во время триумфа Бренора в Гаунтлгриме, даже во время его путешествий с Далией и другими.
Потому что ее, этой женщины, с ним тогда не было.
Он нахмурился и мысленно проклял тот миг, когда в сердце его зародилась любовь к Кэтти–бри. Чего стоила сама жизнь без нее? Какую радость мог найти Дзирт До’Урден? Что могло затмить для него сладость этой любви, счастье засыпать в ее объятиях, просыпаться рядом с ней, видеть ее ласковую улыбку, встречать любящий взгляд ее прекрасных глаз?
Дзирту потребовалось собрать все оставшиеся силы, чтобы не вытащить свой новый меч, то самое оружие, которое выковала и подарила ему эта самозванка, и не уничтожить иллюзию прямо здесь и сейчас.
Нет, сил у него не хватит, понял он, когда рука его потянулась к мечу, чтобы покончить со всем сразу. Но в этот момент Джарлакс окликнул его, и прежде чем Дзирт коснулся эфеса Видрината, его драконица подпрыгнула, взлетела и в мгновение ока очутилась высоко над землей, рядом со своей сестрой, на спине которой сидел Джарлакс.
— Может, мы встретим какого–нибудь идиота верхом на белом вирме, с которым можно будет сразиться, друг мой, — сказала Тазмикелла, когда они очутились среди облаков и драконица обернулась, чтобы посмотреть на «пассажира». — Ты приготовил свой лук?
Дзирт кивнул, даже ухитрился изобразить фальшивую улыбку. Но лишь для того, чтобы медный дракон отвернулся и оставил его в покое.
Откинувшись на спинку сиденья, он оглядел земли, расстилавшиеся вокруг. Лускан быстро исчезал из виду, далеко внизу темнели воды океана, омывавшего Побережье Мечей. Повернувшись на север, он увидел Хребет Мира, горную цепь, которую так хорошо знал, хотя в основном с другой стороны, с севера, где лежала Долина Ледяного Ветра, много лет служившая ему домом.
Это был его первый дом.
Мир тогда казался таким простым даже ему, дроу, бежавшему из Мензоберранзана в полные опасностей лабиринты Подземья. Даже тому юноше, который был охвачен горем и гневом после убийства Закнафейна, который видел, как друзья его погибли в бою, который стал другом Монтолио, а затем потерял его. События тогда имели смысл, даже если они причиняли ему сильную боль. Жизнь его была логична, он следовал по определенному пути, по которому его вела совесть: через все Подземье, в рощу Муши, потом на Пирамиду Кельвина, в Долину Ледяного Ветра.
К Кэтти–бри и Бренору.
И на берега озера Мер Дуалдон, к Реджису.
Он заметил на севере, за горным перевалом, серебристый отблеск и подумал, что это, наверное, одно из озер: Красные Воды, а может, Лак Диннешир.
И он вспомнил тот день, когда впервые встретил юного Вульфгара, которого Бренор пощадил на поле боя и вместо того, чтобы убить, взял в плен.
Перед мысленным взором Дзирта прошел весь его жизненный путь: путешествия в логово дракона, потом на родину Бренора, потом далеко на юг, где он вступил в жестокую схватку с Артемисом Энтрери. Он вспомнил все, заканчивая тем проклятым днем, когда расплелась Пряжа Мистры, когда на Кэтти–бри обрушилось синее пламя Магической чумы и когда все окружающее утратило смысл.
