Итак, Аластор Грюм изо всех сил старается сделать жизнь Гарри как можно более не комфортной. Но худшее, что он сделал, это разорвал душевную связь и заставил Гарри смотреть и чувствовать, как его родственная душа распадается на части, пока он ничего не может сделать.
Аластор Грюм приходит в любое время дня, чтобы допросить Гарри. Однажды он даже даёт ему Веритасерум.
Вальбурге удается предупредить Гарри об этом, но он видит в происходящем скорее отличную возможность.
— Какую? Твой разум уже помутился от зелья? — спрашивает она резким, но тихим голосом.
Он шепчет в ответ:
— Нет. Когда всё это всплывет в Ордене, а это произойдет, вы же знаете, как они относятся к секретам, он будет считаться скотиной, не имеющей права подливать очевидно травмированному и только что спасенному ребенку Веритасерум. Это может быть моим шансом вбить клин между ними и бежать в возникшем хаосе.
Вальбурга по-прежнему сомневается и обещает остаться в комнате на всякий случай, но Гарри остаётся спокойным, пока ест салат со вкусом уксуса, сахара и обмана.
На всякий случай он даже потренировался.
— Тебя зовут Гарри Поттер? — ворчит на него Грюм.
Он отвечает ясным «да».
— Кто твои родители?
Он пытается бороться с искушением выпалить ответ. Ему становится легче это делать, когда он понимает, что на самом деле не знает, кто его родители. Люди, которые его породили, Джеймс и Лили Поттер? Люди, с которыми он вырос, Вернон и Петуния Дурсли? Обе пары мертвы, так что, теоретически, они больше не его родители. Кто тогда остается? Кто его вырастил? Насилие и жестокость? Домовые эльфы, портреты и призраки Хогвартса? Он сам?
И в этом оказывается секрет Веритасерум. Это делает вас неспособным лгать. Это не мешает вам говорить неправду.
— Джеймс и Лили Поттер, — говорит Гарри, как будто он только что не нашёл выход. Таким образом, он не сделает Аластора Грюма еще более подозрительным, и, возможно, ему даже удастся скормить ему какую-то ложную информацию, которая заставит его оставить его в покое.
— Мальчик, я хочу знать, кто твоя родственная душа.
Гарри встречает взгляд глаз, пристально смотрящих на него — один карий внимательный, другой искусственный голубой, — не показывая никаких чувств. Ему дали достаточно зелья, чтобы он не мог проявлять никаких эмоций. Но Аластор Грюм — хитрый старый лис — он распознает лжеца, когда видит его, и это его способ проверить, действительно ли Гарри так не в себе, как кажется. Под воздействием Веритасерума можно отвечать только на прямые вопросы, о чем многие мошенники забывают.
Гарри нет.
Он остается совершенно неподвижным, совершенно тихим, совершенно безмятежным, каким может быть только человек под зельем. Что ж, он действительно выпил зелье, но Аластор Грюм не должен знать, что его барьеры окклюменции уже изо всех сил уничтожают зелье, сковывающее его разум. И это единственный вопрос, в котором Аластор Грюм действительно потерпел неудачу: он не проверил, является ли Гарри окклюменом. Мастеров этой магии, как известно, сложно держать под действием любого изменяющего сознание зелья, поскольку их разум, обученный защищаться, автоматически стремится полностью разрушить любое влияние на него.
Не то чтобы Гарри полностью зависел от своих щитов. Никогда не идите в опасную ситуацию, не имея по крайней мере двух запасных планов.
Он может заставить барьеры окклюменции прорваться сквозь цепи, удерживающие его разум, если уделит этому достаточно времени и усилий.
Он может разобрать вопрос и ответить на него вводящим в заблуждение или ложным образом.
Он может отвечать так тихо, что никто не сможет услышать, что он сказал.
Он может попросить Вальбургу привести Сириуса, который поднимет ад и весь дом, когда увидит, что здесь происходит.
Он может попытаться нокаутировать Аластора Грюма с помощью беспалочковой магии, которую ему удавалось использовать раз или два.
Он может кричать и вести себя так, как будто зелье причиняет ему боль, вызывая еще большую жалость, когда домочадцы соберутся, чтобы увидеть ошибку Грюма, которую он совершает прямо сейчас.
Он может взять нож, принесенный с ужином, и прикончить Аластора Грюма, но в таком случае ему придется иметь дело со всеми остальными, считающими его сумасшедшим убийцей или одержимым.
Нет, Гарри будет пытаться отвлечь от себя внимание, будучи лучшим заключенным, которого они могут себе представить, пока они не ошибутся, и он не сможет нанести удар. Всего один маленький сочувствующий человек, которому можно поплакаться о том, что его не кормят, или о Веритасеруме, и он освободится от Аластора Грюма. Так ему будет намного легче сбежать.
Кстати о Грюме: его голос возвращает Гарри обратно в настоящее, когда он требует, теперь задавая реальный вопрос:
— С кем ты провел эти каникулы?
Гарри даже не нужно думать.
— С Насти, которую переименовали в Лавли.
Этот ответ явно застал Аластора Грюма врасплох.
— С кем?
Гарри повторяет свой ответ. Его снова спрашивают: «С кем еще?», повторяя этот вопрос еще несколько раз, с каждым разом всё больше злясь. Гарри повторяет имена домашних эльфов Ворлоста и старается не думать о том, как сильно по ним скучает.
Наконец, Аластор Грюм задает правильный вопрос:
— С кем из людей ты провел свои каникулы?
Что ж… Он ведь уточнил, о каких каникулах спрашивает, не так ли? Итак, Гарри вспоминает все свои каникулы. С кем он когда-либо проводил каникулы? Очевидно, с Дурслями, которые были мертвы или поцелованы дементорами. Со старой миссис Фигг, которая, вероятно, состоит в Ордене или связана с ним. С кем-то из самого Ордена либо из-за их слежки за ним, либо из-за того лета, проведенного здесь. И, очевидно, он проводил целую кучу своих каникул в Хогвартсе — подождите, вот оно!
Гарри называет имя одного мальчика, на несколько лет старше него, который, как он хорошо помнит, провел рождественские каникулы в Хогвартсе, оплакивая свою судьбу так отвратительно, что все учителя забрали хотя бы по несколько баллов за такое поведение. В те же каникулы Гарри тоже был в замке. Преимущество именно этого мальчика — или теперь уже молодого человека — в том, что он настолько малоизвестен, что Аластор Грюм не сразу поймет, что это ложь, и в то же время это имя учителя смогут вспомнить. Поскольку его Семья, столь же малоизвестная, как и сам молодой человек, и более знакома самому Гарри только потому, что призрак, когда-то принадлежавший именно к этой Семье, жаловался на их полный упадок, нейтральна, хотя и граничит с поддержкой Ворлоста, крайне маловероятно, что этот человек является частью Ордена, особенно учитывая кое-что из того, что он рассказывал во время тех самых каникул.
Гарри произносит имя и пытается изобразить смутную панику, держась за изнашивающиеся цепи Виратесерума, удерживая все свои окклюментные щиты, чтобы не потерять характерный блеск в глазах. Судя по всему, он выглядит точно так же, как волшебник под действием зелья, который только что раскрыл компрометирующую информацию против своей воли и здравого смысла, поскольку Аластор Грюм вздохнул с облегчением.
— Ты мог бы и просто так рассказать это, — ворчит он. Гарри игнорирует его — Где он живет?
Легкий ответ. Гарри едва помнит лицо молодого человека, откуда ему знать о нем больше?
— Я не знаю.
Двойной взгляд Аластор Грюма в ответ на это почти комичен.
— Как ты можешь не знать, где провел все эти каникулы?!
Хорошо, даже с указанными каникулами Гарри может легко ответить.
— Меня аппарировали туда.
— И ты никогда не пытался узнать, где находится этот дом?
— Нет — поскольку Гарри знает это из своих снов, и ему все равно. В конце концов, он как бы доверяет Ворлосту.
Аластор Грюм некоторое время проклинает его «глупость», прежде чем рявкнуть:
— И как ты оказался с Сам-Знаешь-Кем?
О, и разве этот вопрос не смешон. Сам-Знаешь-Кто, внушающий страх Темный Лорд, или Сам-Знаешь-Кто, выбранный Гарри человек, для которого он использует это прозвище? Что касается Невилла — он игнорирует укол боли при мысли о своем бывшем лучшем друге — они иногда использовали именно эти слова для описания профессора Снейпа. С Дурслями он сам был Сам-Знаете-Кем или, чаще, Сами-Знаете-Чем в этих разговорах шепотом, которые Гарри никогда не должен был услышать. Поскольку он не может точно ответить, как он оказался с самим собой, Гарри вместо этого думает о профессоре Снейпе.
