Когда становится очевидно, что Гарри не знает, как сформулировать свои мысли, Ворлост поддерживает его целым списком.
— Собственничества? Жадности? Ревности?
—… Да. Я не то, чем ты владеешь. Я независимый человек, и у меня есть собственные чувства и мысли, — Ворлост выглядит готовым прервать его, поэтому Гарри поднимает руку, останавливая его. — Я знаю, что ты понимаешь это в теории. Но я не только единственный близкий тебе человек, который, насколько я знаю, у тебя когда-либо был, но я также твой крестраж. Все остальные твои крестражи — безделушки, судьба которых лежать без дела, или Нагайна, которая, при всём своём интеллекте, всё же животное. Ты контролируешь каждый аспект их существования — где они находятся, с кем взаимодействуют, кто их может видеть, а кто лишён такой чести. И ты держишь их под чрезмерной защитой — но всё это не относится ко мне.
С неохотой Ворлост принимает правду, стоящую за этим утверждением.
— Может быть, подсознательно эта ситуация действительно вызывает у меня замешательство и разочарование. Я буду стараться стать лучше, — он останавливается, выражение нерешительности сменяется решимостью, и он открывает рот. — Давай поговорим о твоей угрозе мне.
— Нет, не давай, — весело отвечает Гарри. Вопреки своему тону, он выпрямляется, избегая зрительного контакта, его пальцы ёрзают на коленях.
— Гарри, — говорит Ворлост, останавливается и начинает заново. — Родственная душа. — он ждёт, пока Гарри посмотрит на него, что занимает много минут, — Ты угрожал убить себя.
Взгляд Гарри падает на колени, напряжённо изучая то, как спадает по ним мантия, и как на ней появляются складки под его пальцами.
— Хотя сейчас я и признаю, что это, скорее всего, был лучший способ остановить меня, в твоей палочке было пугающее отсутствие колебаний, и страха в твоих глазах тоже не было, — Ворлост останавливается, и Гарри почти чувствует, как эти красные глаза впиваются в него. Он продолжает уже более мягким голосом: — Я разговаривал с Северусом.
Это не должно было стать сюрпризом, размышляет Гарри. В то время этот инцидент стал широко известен, и все знали о несчастном Мальчике-Который-Выжил, который так отчаянно не хотел быть на Слизерине, что пытался выбраться из него любым способом, или о незадачливом Мальчике-Который-Выжил, который, наконец, сделал то, на что они всё время надеялись, но ему помешали завершить начатое. И всё же, Гарри никогда не думал, что его родственная душа поднимет этот вопрос, или захочет поговорить об этом, или отругает его за эту попытку.
Аккуратно Ворлост продолжает этот разговор, но теперь ещё мягче.
— Я понимаю, почему ты направил на себя свою палочку. Но, Гарри, я не хочу, чтобы ты делал это снова.
Гарри… Гарри не может этого обещать. Потому что у него есть такой козырь, чтобы заставить в экстренном случае Ворлоста остановиться и передумать. Ведь что может быть лучшим аргументом, чем жизнь родственной души и сохранность крестража. И если случится худшее, и он будет заперт в золотой клетке, большинство его планов побега включают самоубийство.
— Я понимаю, что ты чувствуешь себя бессильным по сравнению со мной, — говорит Ворлост. — Я знаю, что ты чувствуешь, что единственное, что может остановить меня в худшем случае это угроза твоей жизни. Но, Гарри, ты гораздо ценнее для меня, чем ты думаешь. Просто пригрози мне потерей своей привязанности, и я почти гарантирую, что это произведет на меня такой же эффект.
На этих словах Гарри в шоке поднимает взгляд. Неужели Ворлост, пусть и косвенно, только что признался ему в любви? Нет, это смешно. Гораздо более вероятно, что он имеет в виду отдаление от своего крестражей. Или возможно, сказанное говорит о собственничестве, желании, чтобы весь мир Гарри сосредоточился на нём и только на нём.
Но действительно ли это имеет значение? Пока Ворлоста беспокоит его благополучие, Гарри этого достаточно. Он до боли ясно понимает, что всё ещё не верит, что Ворлост не запрет его однажды или что он действительно заботится о нём, как о чём-то большем, чем крестраже и родственной душе, но, по крайней мере, это шаг в правильном направлении. Верно?
Не обращая внимания на удивление Гарри, Ворлост снова начинает говорить.
— Возможно, ситуация улучшится, если мы узнаем друг друга получше, или, может быть, проведём вместе больше времени. Что бы ты сказал на то, чтобы провести пасхальные каникулы со мной, в моём поместье? Возможно, ты частично видел его в своих снах, но, конечно же, ты захочешь увидеть его своими глазами и исследовать его самостоятельно. Кроме того, я думаю, что пришло время поговорить о более серьёзных вещах, которым лучше было бы уделить больше времени, чем эти жалкие часы, прерываемые многочисленными перерывами, которые представляет собой Хогвартс. Что ты думаешь об этом?
Гарри смотрит в красные глаза, в них плавают надежда и страх быть отвергнутым, и думает об этом. Это будет первый раз, когда он покинет Хогвартс не на летние каникулы — по крайней мере, добровольно. Конечно, единственной другой возможностью было вернуться к Дурслям, и он достаточно страдал летом, чтобы не возвращаться туда раньше или чаще, чем необходимо. Во время каникул в замке, к счастью, нет других учеников, поэтому Гарри в основном прогуливается по пустым коридорам и сидит в незанятой библиотеке, быстро заканчивая домашнюю работу, а затем читая всё, что попадается ему под руку. Он проводит много времени на кухне с домашними эльфами, изучая новейшие заклинания для готовки и уборки, совершенствуясь под их руководством. Он много болтает с призраками и портретами, знакомится с интересными фактами о давно минувших временах и давно забытых заклинаниях. Он проводит время с теми немногими из его учеников, кто не покидает замок. Он бродит по территории и наслаждается одиночеством.
Но большую часть этого он мог бы сделать и в поместье Ворлоста. Там он не знает особенностей здания и его секретов. Он не знаком с каждым закоулком здания. Он не знает ни портретов, ни привидений, ни домашних эльфов, да и есть ли они там вообще. Он получит доступ к библиотеке, которая не была очищена от всего, что может представлять опасность для образа магии Света, который Дамблдор хотел сохранить.
Единственным недостатком было то, что он не сможет общаться со своими учениками в Хогвартсе. Но горькая правда такова, что ему, как семикурснику, придётся привыкать к этому.
В следующем году он уже не вернётся в Хогвартс. Или, по крайней мере, не вернётся туда долгие годы, и уже никогда не вернётся в качестве студента. Если всё пойдёт так, как он планирует, однажды он вернётся туда в качестве учителя, но он знает, что у него не будет знаний, авторитета и уверенности в себе ещё несколько лет после окончания обучения.
Может быть, ему будет полезно провести неделю или две, чтобы посмотреть, как ему удастся жить без привычной среды Хогвартса. Это будет первый раз, когда он будет жить где-то в незнакомом место со времен Дома Блэков, дома, пропитанного угрозой, которой является Орден Феникса и Дамблдор. Жизнь в том доме была испорчена разочарованием, потому что именно в нём он узнал об истинной личности своего отца и должен был принять, что ему бы совсем не понравился этот хулиган. Однако при всём при этом именно в том доме он нашёл союзников в лице Вальбурги, Кричера и, может быть, даже Сириуса.
Но это поместье, которое Ворлост называет своим, совсем другое, и пребывание в нём будет совсем другим. Он не будет проводить каждую секунду каждого дня под пристальным взглядом, пытающимся поймать его на чем-то неправильном. Ему не придётся беспокоиться о том, что его внезапно отправят обратно к Дурслям. Ему не придётся бояться голода, жестокого обращения и боли. Наконец-то он сможет насладиться отдыхом без страха, не следя за каждым своим шагом, не отводя настороженного взгляда.
Подумав об этом, Гарри понимает, что уже принял решение.
Поэтому он улыбается Ворлосту и говорит:
— Я с удовольствием приеду к тебе на каникулы.
