— Три попытки. — я поразился насколько вышел из себя. — Если не будет ответа после «один», я вышибаю тебе мозги, а затем сбрасываю на всю твою страну грёбаные бомбы. И ты знаешь, что на такое мы способны. Ты всё слышал. — и тут я улыбнулся.
— Три.
— Я думал, ты старше. — вдруг сказал с акцентом серб, смотря на меня исподлобья. — Джеймс Мориарти.
Я выгнул бровь. Думал что я старше?.. Что? А! Я понял. Догадка заставила меня улыбнуться ещё сильнее и ещё страшнее. Что ж, пора вытащить туз. Я впервые за время допроса поднял глаза на Мориарти. Его глаза были черны, а улыбка ослепляла. Он меня понял без слов.
— Ты ошибся с именем.
Серба это заявление озадачило. Мориарти подкрался к нему сзади и резко положил руки на плечи пленника. Тот вздрогнул так, что чуть из верёвок не выскочил.
— Познакомься, с моим племянником. — каждое слово — ядовитый сок, стекающий прямо на шпиона.
Теперь лицо серба исказил долгожданный страх, вызванный замешательством.
— Имя. — настаивал я. Джим, как демон, стоял над пленником, готовясь забрать его душу. — Два.
Я выстрелил сербу в ногу и снёс пол колена. Тот завыл, наклонив корпус максимально в мою сторону, насколько позволяли руки за спиной. Я мог задеть Джима, но на его ботинки упали лишь несколько капель сербской крови. Мориарти поднял на меня глаза. А вот тебе ещё одна маленькая месть, Джим. За то, что я чуть не обделался и чуть не умер сегодня.
— Один. — вторая коленная чашечка была так же выбита.
Затем дуло метнулось выше, и я прицелился в голову.
— А-а-а-а! — заорал серб. — Стойте! — он пытался отдышаться, но, кажется, до сердечного приступа было не далеко. — Джордже. Это Джордже Брегович! А-а-а!
Я сглотнул и начал приходить в себя. Серб уже скорчился, ожидая скорой гибели. Меня вдруг затошнило. Я кинул пистолет тому, кто его мне дал и, вылетев из зала, кинулся к выходу.
На улице жарко. Везде жарко и мало воздуха. Я присел на ступени. Мои руки почему-то тряслись. Вот это я заигрался.
Я не хотел возвращаться в здание, поэтому продолжал сидеть и смотреть, как проезжают мимо машины. Я так психанул из-за мыслей о Майкрофте! Я чувствую вину, и она убивает меня. Почему?! Почему я вообще должен что-то кому-то?! Это мама засунула меня в МИ6, это Майкрофт говорил, что я стану агентом!
Но у меня появилась альтернатива. Я поднял голову, которую последнюю минуту держал опущенной. А, действительно. Плевать, теперь я на другой стороне. Я встал, выпрямляясь и улыбаясь. В этот момент вышел и Джим.
— Ты как? — спросил он, щурясь от солнца.
Я кивнул.
— В порядке, дядя.
Мориарти расплылся в улыбке передо мной, как кот перед молоком.
— Ты разобрался с ним? — поинтересовался я. Мы стали возвращаться к машине.
— Да, — он первым исчез в салоне. — ну, не лично я. Не люблю пачкать руки.
— Классическая фраза. — просто так отметил я.
Джим фыркнул, но тут же улыбнулся.
— Иногда классика незаменима. Как твои методы, например.
Я насупился.
— МИ6.
Снова фырканье. Я на секунду залип на этом вполне обычном человеческом выражении лица. Джим не постоянно ведёт себя странно. Но я бы не смог с ним проделать тоже самое, что с этим сербом. Я запутаюсь в его эмоциях, он слишком переменчив. И чем бы я стал ему угрожать? Чем он дорожит? Эти вопросы разогрели во мне новую порцию интереса к персоне, сидящей рядом. Не думаю, что Мориарти поддастся, как любой другой.
— Люди такие незащищённые. — поделился своими мыслями я. Джим был рад началу такой беседы. — Если им есть что терять, то это упрощает манипуляцию в миллионы раз.
— Конечно. — согласно кивнул преступник. — Особенно когда общество толпо-элитарно.
— Выходит, что слабостью может быть что угодно. — мне не понравилось, как это прозвучало. Весь мир тогда обречён. Его держит только количество населения.
— Этим миром правят манипуляторы, Эдвард. — серьёзно сказал Мориарти. — Они могут получить и власть, и деньги, и даже чувства и эмоции других людей. Последнее особенно для них ценно. — я снова испытал странное отчаяние. — Что взять с человека, если его любовь может перетечь в ненависть.
— А ненависть в любовь может? — почему-то спросил я, смотря на Мориарти.
Тот ухмыльнулся, заставляя меня покраснеть.
— Любовь и ненависть — сильные эмоции и вызывают сильные реакции в организме на химическом уровне. Но ненависть может скрыто означать симпатию, искажённую из-за каких-то обстоятельств. Но есть и чистая ненависть. Она — самое интересное.
Не знал, что Джим вот так рассуждает. Я стал смотреть в окно на сменяющие друг друга улицы.
— Если это такие сильные эмоции, то, значит, человек должен приложить больше усилий, чтобы их контролировать. Он становится уязвим, когда испытывает их. Можно было бы вызывать их в нём, когда нужно, управляя его химическими реакциями.
Джим глядел на меня, снова улыбаясь. Он молчал, но я слышал, как смеются его довольные глаза. Я отвернулся, смущаясь.
Мы вернулись в дом Мориарти.
— Разве ты не говорил про какую-то ещё встречу? — спросил я, идя за Джимом по каменной дорожке.
— Да, но это вечером. Сейчас обед.
Я пожал плечами. Первая половина дня у меня выдалась довольно насыщенная. Я был на волоске от смерти, а потом впервые в своей жизни стрелял в человека. Твою ж мать… Я даже не задумывался. Этот факт немного пугает.
Обедали мы только вдвоём, в тишине. Как сказал Мориарти, Моран ещё не вернулся с задания, которым являлось, конечно, чьё-то убийство. Было немного неловко, но уже не так, как утром.
— Мне нужна тренировка. — вдруг заявил я, час спустя, когда мы сидели в гостиной и смотрели телевизор.
Я был заворожён этим процессом, а точнее мне было чертовски интересно наблюдать за Мориарти. Телевизор — обыденная простая вещь, и Джим — ночной кошмар британского правительства. Он почти заскучал, но мои слова его развеселили.
— Что, соскучился по беготне по базе МИ6?
Я пожал плечами.
— Просто нужно весь стресс выгнать.
— Стресс? — Джим спросил это, настолько поразившись, как будто я был Себастьяном, который наверное каждый день по пять пуль в живые тела вгонял.
Я вздохнул.
— Кончено, ты можешь делать всё, что угодно в зале Себастьяна. И я могу составить тебе компанию. — блеснул глазками Мориарти.
Я удивлённо захлопал ресницами. Оке-е-е-й.
— Позаниматься со своим племянником физическими нагрузками мне только в радость. — сказал Мориарти и, схватив меня за руку, повёл в зал.
Я успел покраснеть в очередной раз. Чуть ли не выкинув меня в зал, он захлопнул с силой дверь.
— Так. Ты иди и переодевайся! — приказал Джим и указал в сторону раздевалки.
Я пожал плечами и поплёлся в сторону двери. Найдя там целый комплект из шорт и футболки моего размера, я изумился, но не сильно. Натянув их, я вышел. Никого не было. Я сел на скамейку. Через три минуты скрипнула дверь и из соседней раздевалки вышел Джим. Он шёл с серьёзным видом, в майке и в шортах. Я чуть рот не открыл от удивления. Мориарти был вполне себе такой обычный в этой одежде. Он вышагивал ко мне и словно говорил: «Ну что, видишь какой я крутой?». А я всего лишь проронил еле слышное «О боже». Джим подошёл ко мне, а я, как идиот, осмотрел его с головы до ног. Его тело блестело, как будто он намазался чем-то жирным.
— Часто пользуешься маслом? — спросил я, дабы отхватить кусок от пирога остроумия.
— Только если становится узко. — ответил с ухмылкой Джим, забирая у меня весь оставшийся пирог.
Мне оставалось лишь подняться и оглядеться.
— Полный вперёд. — прозвучал голос Мориарти, а сам он указал на тренажёры.
Я почесал затылок. Не то. Мне больше бег поможет. Но здесь нет для этого должного места, кроме беговых дорожек, которые меня всегда чем-то бесили. Так что придётся обойтись силовыми.
Мне, признаться, было немного неуютно отжиматься, подтягиваться, вытягиваться при Джиме. И всему виной его пристальный взгляд. Что он так уставился, я не понимал. Причём он будто следил, чтобы я не сделал чего-то не того. Тяжесть последних событий из мыслей не уходила. Надо попробовать ещё что-нибудь.