Сейчас Майкрофт вздохнёт и отвесит «комплимент» моей ответственности.

— Я найду тебе что-нибудь. — слышу я его уставший голос.

Мои глаза тут же взмываются к политику. Тот совсем не злится. Он спокоен. Я не нахожу, что сказать, кроме «Спасибо». Холмс кивает и оставляет меня одного.

Я снимаю грязную футболку и отправляю её к кипе таких же грязных вещей на полу. Включив душ, я встаю под горячу воду. Та жалит порезы и нежит напряжённые мышцы.

Примерно на середине моего отмывания от ужаса дня в ванной раздаётся голос Майкрофта. Я не вижу его из-за запотевшего стекла, но не думаю, что он зашёл внутрь.

— Я оставил одежду на стуле у двери. — сообщает он и дверь снова щёлкает.

Я преисполняюсь благодарностью и быстро заканчиваю смывать с себя гель.

Вытершись полотенцем, я приоткрываю дверь и замечаю стул, стоящий с другой стороны. Ага, вот и одежда. Это похоже на спальную одежду, в которой обычно спит Майкрофт. О, он дал мне свою одежду. Моё лицо сразу краснеет, а сердце ноет от какого-то жалостливого чувства.

Футболка мне приходится в пору, а вот клетчатые штаны длинноваты. Я неловко пытаюсь подвернуть их, но ткань слишком текучая и мягкая. Что ж.

Выйдя из ванны, а затем из комнаты, я тут же сталкиваюсь с Холмсом. Он оглядывает меня и на его лице появляется нечто вроде лёгкой ухмылки. Я же ощущаю, как горит лицо. Раньше меня бы это не смутило, но сейчас всё как-то странно по другому.

— Пошли в столовую. — говорит политик. — Скоро привезут поесть.

Я иду за ним. И вот снова большая комната со столом, доспехами и камином. Холмс указывает на одно из кресел, сам же садится в другое. Я рад оказаться ближе к огню. Озноб то и дело возвращается даже после душа, а вместе с ним и отзвуки того волнения. Я инстинктивно забираюсь с ногами в кресло и обхватываю их руками, утыкаясь носом между коленей. Дурацкое мешающее жужжание тревоги. Я слишком перенервничал.

Мы сидим в тишине. Холмс как и я глядит на огонь. Моё тело периодически содрогается.

— Выпей. — вдруг я слышу голос Майкрофта.

Я поворачиваю к нему голову и вижу, что политик протягивает мне стакан с небольшим количеством виски. Такой поворот меня удивляет.

— Ты же говорил, что нельзя. — вспоминаю я.

Холмс слегка улыбается:

— Небольшое количество поможет расслабиться и успокоит нервы.

— Это же миф. — замечаю я.

— Ну, — Майкрофт слегка пожимает плечами. — как бы то ни было, коллективное бессознательное бесспорно действует.

Я не нахожу аргументов против, поэтому беру стакан и принюхиваюсь. У Джима я пил виски, чтобы крутым показаться (знаю, я идиот), и подавлял лёгкое отвращение. Сейчас я просто понадеялся на слова политика, поэтому залпом вылил содержимое в рот. Горько, но терпимо. Стакан я возвращаю Майкрофту и начинаю часто сглатывать, чтобы промыть горло.

Снова воцаряется тишина. Я стараюсь думать о чём-то отвлечённом, но образ тонированного автомобиля и открытой задней двери словно специально насылается в мою голову. А хуже делает моё воображение, дорисовывая то, чего не произошло. Но могло бы произойти. Что, если бы сзади на меня набросился бы кто-то, надел на голову мешок и запихнул в машину? Что, если бы с меня сняли мешок и первое, что я увидел был бы дядя? Его глаза, его улыбка, его безумные флюиды. И тогда он бы сделал одно из двух: убил бы меня или завершил бы мой переход.

Я рвано вздохнул и поёжился, сильнее прижимая к себе колени. Нужно думать о хорошем. О том, что всё кончилось… Но вдруг это повторится? Что если он будет преследовать меня до конца света?

Я ощутил новые нотки паники от возможных предстоящих встреч подобного характера. Глаза медленно намокают. Отчаяние и усталость делают своё дело.

— Что тебя успокаивает? — неожиданно спрашивает Майкрофт.

— Ты. — тут же отвечаю я.

Поспешность моего ответа становится для меня очевидной и я ощущаю, как начинают гореть уши. Теперь мне стыдно не только потому, что у меня лицо всё мокрое. Но Майкрофт спокойно задаёт второй вопрос:

— Что ещё?

Я пожимаю плечами, начиная капаться в голове. Сложно найти что-то конкретное. Хотя…

— Ну, музыка. — это очевидно.

— Тогда включи. — приглашает Холмс.

Я всё же перевожу на него взмокшие глаза, удивлённо смаргивая уже выступившие слёзы.

— Я, конечно, уверен, что ты не любитель классики, но всё же… — слегка улыбается политик.

Я мнусь от неуверенности. Не странно ли всё будет выглядеть? Хотя куда уж страннее. Я на грани ещё одного нервного срыва, так что терять мне не чего особо.

Я достаю телефон и принимаюсь думать, что бы мне помогло. Вся музыка разделилась на два периода: до и во времена Джима. Ощущения и воспоминания навеянные любой песней из этих периодов мне сейчас не нужны. Это возымело бы обратный эффект. Сложно. Ох, хотя всегда есть такая песня, связанная с ранними годами, когда ты ещё не ловишь конкретные воспоминания и ощущения от прослушивания музыки. У меня есть такая песня. Её слушала моя мама, когда мы сидели летними вечерами на балконе, наблюдая закат солнца. Она сказала, что под эту песню они с моим отцом танцевали на площади в Дублине. Для неё она имела эмоциональную силу, а для меня была просто песней. Может сейчас я свяжу её с чем-то приятным и буду включать, когда будет гореть океан и небеса окрасятся багровым?

Я кладу телефон на подлокотник, возвращаясь к обниманию коленей. Холмс продолжает глядеть перед собой.

Море шумит, как голова с похмелья,

И ночь не приносит облегченья.

Вдвоём лежим в кровати пустой,

И прошлое нас покидает.

Я кидаю быстрый взгляд на Майкрофта, чтобы считать его эмоции. Он так же безмятежен. Везёт ему с таким самоконтролем.

Но в трудный час мы справлялись со всем.

И в трудный час в суете проблем

Мы вновь справимся с тобой со всем.

Не мыслю жизни без тебя,

Знаю, как этого мало.

Если разверзнутся небеса,

Найдётся способ вернуть всё обратно,

Ради любви, ради неё одной.

Песня прекрасна. Текучая, мягкая, успокаивающая. Я чувствую, что сделал правильный выбор. Я начинаю согреваться. Огонь опускается жаром на тело.

Ураган эмоций,

Ураган эмоций,

Ураган эмоций,

Только не плачь.

Здесь жарко как в пекле,

Пусть сменится прогноз погоды.

Здесь неспокойно и тяжко,

Нужен дождь, чтобы смыть все невзгоды.

Я понимаю, что слегка поехала голова. От виски. Это заставляет меня улыбнуться. Я машинально смотрю на Майкрофта. Его чётко очерченный профиль освещён тёплым светом, ресницы почти исчезают в нём.

Ураган эмоций

Холмс поворачивает голову в мою сторону, и мы встречаемся взглядами. Я тут же хочу отвести свой, ощутив смущение, но голова такая тяжёлая, что мне не хватает сил, да и уже поздно.

Ураган эмоций

Мои слёзы уже подсохли от жара огня. Щёки горят. От камина? От виски? От этой непонятной неловкости? Проходит добрых четыре секунды, но ни я ни он не отвели взгляд.

Ураган эмоций

Вдруг я понимаю, как странно бьётся сердце. Не из-за страха, а от какого-то приятного волнения. Ураган эмоций — вот, что я чувствую.

Только не плачь{?}[Electrical storm — U2]…

Песня кончается. Я прячу свой телефон в карман, а горящее лицо в колени.

— Помогло? — интересуется Холмс.

— Да.

Действительно. Все плохие мысли как ветром сдуло. Кажется, у меня новая старая любима песня. Ха-ха (нервное ха-ха).

Мы ужинаем в тишине, а после на меня сваливается невероятная усталость. Чувство насыщения, выпитый виски и умиротворительное тепло тянут мои веки в низ. Заметив, что я в который раз зеваю и клюю носом, Майкрофт заканчивает трапезу и, как я подумал, провожает меня к моей комнате. Но он открывает дверь в свою и кивает, приглашая внутрь. Я получаю сердечный скачок и новую дозу неловкого чувства.

— Спасибо. — произношу я, проходя внутрь.

Холмс закрывает дверь за нами, обходит меня и зажигает свет. Я смотрю на постель и вижу, что мои притащенные из соседней комнаты подушка и одеяло на месте. Пока я осознаю происходящее, Майкрофт уже исчезает в ванной. Теперь мне становится легче передвигаться, и я плюхаюсь на постель.