Мне оставалось лишь одно. Я переоделся, вышел на улицу и стал бегать туда сюда, нервируя этим итак хмурые небеса.

Закончив это упражнение, я сел в саду на скамейку и принялся зачем-то искать в интернете сайт Белого дома и фото конгрессмена Майлза Кингсли. Само собой они там были. Я остановился на фотографии, где была запечатлена вся его семья. На манер королевских фоток. Все такие счастливые, в рубашечках и свитерочках. Двое детей с разницей в года два, жена-блондинка и он, весь такой… Я перелистнул фото. О, здесь он один. Смотря в эти тёплые и добрые глаза, совершенно нельзя взять и не влюбиться. Особенно такому эмоциалнально нестабильному молодому человеку, как я. Майлз — пример чёртовой стабильности и разумности, которыми мне не помешало бы обзавестись. Конечно, первое звучит немного скучновато. А впрочем, второе тоже.

Наткнувшись на незаконно добытое папарацци фото в одних плавках (как гласит подпись, конгрессмен в отпуске с семьёй на просторах родной Калифорнии), я ещё раз разочарованно вздохнул. Никогда мне не владеть им. Если я вообще хочу владеть. Нет, здесь скорее я хочу, чтобы он просто был рядом и заботился… Так. Пора прекращать мечтать о том, что очень глупо.

Расстроенный я отправился обедать.

С Джимом я встретился лишь ночью, когда сумерки только-только попрощались с землёй, пожелав ей сладких (или кровавых) снов. Ну, то есть как встретился… Дядя пришёл сам. Он вошёл в мою комнату, и я замер как в ночь моей близкой смерти. Мне стало снова страшно. Но Мориарти был вроде спокоен.

— Джим… — я вдруг захотел сказать, что сожалею, что хочу вернуть всё обратно.

Но не сказал, замялся, не в силах прийти к решению. Я смотрел как дядя подходит ко мне. Он молчал. На его лице эмоции не отображались. Я встал на ноги, когда преступник почти вплотную приступил ко мне. Мы смотрели друг на друга. Я испугано, Джим без эмоций. И тут он снова применяет этот эффект неожиданности, резко хватает меня, бросает на кровать животом вниз, затем наваливается и заламывает мои руки за спину. Я чувствую что-то холодное. Щелчок. Наручники?! Тут паника накрывает меня. Я начинаю брыкаться, пытаюсь встать, но Мориарти прижал меня. Его пальцы стягивают мои штаны вместе с нижним бельём, а после и свои брюки.

Я на секунду замираю, переводя дыхание. Может это снова прикол такой? Но нет, Джеймс хватает меня за талию, моё тело немеет, истерика застревает в горле, становясь на линию старта. Вот-вот она вырвется прямо на постель.

— Твою мать, Джим! Прекрати! Ну, прости! — я пытаюсь воззвать к нему словами, но в ответ мне ничего кроме ужаса не приходит.

Я кричу. Я реально кричу, когда дядя начинает вводить в меня свой член. Без смазки, чёрт блядь возьми! Я пытаюсь, пытаюсь освободиться, но что с моим телом?! Это уже начинает переходить все границы. Ужас и животный страх заставляет меня захлёбываться в собственных криках. Это просто непередаваемо больно! В глазах начало темнеть, я стал задыхаться. Но вот внутри себя я ощущаю что-то влажное. Может это?.. Что то? Член скользит лучше, но мне всё равно больно. Страшно ещё то, что мой орган начал вставать. Какого хрена? Мне больно, мне просто отвратительно! Жестокость? Серьёзно? Пошёл я со своим поехавшим сознанием и пошёл Джим!

Руки затекли, металл больно впивается в кожу, зад горит. Когда дядя кончает, я издаю всхлип и трогаю языком покусанные от боли, но уже засохшие губы. Мне хочется блевать. Я чувствую себя… никем. Просто вещью.

Он ушёл. Он просто оставил меня… так… Я приподнял голову, чтобы осмотреться. Тишина. Господи… Мне пришлось как-то подняться. Твою… по ногам стекали капли крови вперемешку со спермой. Боже… Я, тяжело дыша, чуть вскрикивая, пытаюсь натянуть штаны обратно. Это приносит такую боль, что я почти падаю на пол. Как же мне освободиться? Я кручусь в поисках подсказки. Ничего… Я бы мог попытаться перекинуть ноги через руки, ведь наручники шире ремня… Но это будет АДСКИ больно.

Я вышел из комнаты. Единственное место куда я могу податься — это…

Моран только лёг, я подхожу к нему. Моё тело дрожит.

— Эдвард? — он заглядывает мне за спину и вздыхает.

В ящике он находит отмычки и аккуратно освобождает меня. Я стою и не двигаюсь даже после того, как с моих запястий падают оковы. Рука киллера ложится на моё плечо. И тут меня прорывает. Я опускаюсь на кровать Себастьяна и начинаю рыдать. Я не хочу, чтобы Моран это видел, но сил сдерживаться уже не осталось. Киллер садится рядом и просто гладит меня по спине.

— Я же говорил… — тихо произносит мужчина. — Твою же на лево…

Я не могу и помыслить о том, что придётся вернуться на второй этаж. Нет. Этого не будет! Я лежу на кровати Морана, моё тело измучено.

— Я не могу вернуться. — говорю я.

Моран молчит, сидя рядом.

— Пожалуйста, Себастьян. — умоляю я.

Моран кивает и ложится рядом.

— Будет хуже, если Джим узнает.

Для меня сейчас хуже некуда, так что… так что я засыпаю с Себастьяном. Во сне боль не чувствуешь.

========== Глава 33. ==========

День наполнен болью в ванной. Я еле могу дотронуться до своего зада! Мне приходится обработать свой анус. Как бы это ни звучало, на деле ещё хуже. Это подействовало на меня ещё угнетающе, поэтому я даже поесть из комнаты не вышел. Я целый день лежал в комнате, как какой-то псих и пялился в потолок.

Всё бы ничего. Но пришёл вечер, и Джим пришёл снова.

Сначала я даже не понял, что кто-то проник ко мне. Когда я понял, было уже поздно. Меня снова заковали в наручники. И снова отымели. Было ещё больнее. Я не стеснялся кричать, я брыкался, но… Боже, это было настолько ужасно, что я не могу даже позволить себе вспоминать это.

Мориарти снова бросил меня, когда дело было сделано. Я снова пошёл к Себу. Тот сидел, опустив голову, когда в очередной раз спас меня от железяк. Потом я опять плакал у него на руках.

========== Глава 34. ==========

Я был удивлён тому, что на следующий день у меня открылось второе дыхание, и я решил, что буду готов к вечеру. Именно сегодня должно произойти это: я должен буду занять своё место в мире Мориарти. Показать, чего я достоин. А точнее, показать, что я достоин всего. По крайней мере побороться за врождённое каждому англичанину чувство свободы.

Несмотря на адскую боль (болел не только зад, но и ладонь раскровилась, мигрень тянула меня бросить всё и лечь в кровать), я целый день тренировал себя, свой разум и тело — действовать, когда появляется Джим. Безупречно проработать свои реплики, то, как я буду держаться, хотя бы примерно составить планы от А до Я, в зависимости от того, как поведёт себя дядя.

Я вдруг подумал, что этот день точно должен что-нибудь знаменовать. Однако, небо оставалось неизменно серым, что почему-то взволновало меня. Неужели я стал пленником предрассудков? Чёртовы Таро, чёртов ван-Дамм со своими картами, чёртова Фортуна и её сестра Случайность.

Себастьян не преувеличил, когда вчера пожаловался, что Джим его заваливает. Полковник отсутствовал с самого утра (его не было в комнате, когда я проснулся). Ещё одно задание для меня — вразумить дядю. Себастьян не причём и неправильно отыгрываться на нём за мои поступки. Сначала я усмехнулся тому, что всерьёз намереваюсь заставить Джима Мориарти думать о «правильном и неправильном», а потом вдруг мою голову посетила такая мысль: «Боже, неужели я теперь осознаю свою ответственность? И не уж то тот самый синдром «безнаказанности», о котором говорил Майкрофт, больше ко мне не относится?».

Кроме постановки целей и задач нашего вечернего разговора (я понял, что Джим будет продолжать посещать меня каждый день после захода солнца — такой была, кажется, его месть, превращать то, что приносит мне удовольствие в пытку), я придумывал приёмы, как можно вырваться, лежа в наручниках. Если честно, я не сильно-то и преуспел, но зато был уверен, что без боя не сдамся. Я даже нож с кухни притащил и положил под подушку. Это был план «Н».

Из-за того, что я почти ничего не ел вчера, физических сил у меня осталось немного. Проблема была в том, что сегодня в меня ничего не лезло. От стресса меня сразу тошнило.