"Возьмет ли Шатун в ученики… А как крепко на ноги стану, поставлю свою избу, свое дело открою".
Глава 6. На торгу
Что город, то норов, а в каждой избушке свои погремушки
Разомкнулся лес, показался впереди на холмах городок, окруженный каменно-земляным валом и деревянными стенами. Высоко поднимались островерхие башенки княжеских ли боярских теремов над избами и клетями служилых людей, купцов, ремесленников и прочего рабочего люда.
Нечай дважды бывал в Городце на летнем и зимнем торгах вместе с отцом. Да ведь при Будиме на сторону лишний раз не глянешь, надо поклажу на телеге стеречь, держать под уздцы встревоженного суматохой коня, овец выкрикивать на продажу, а сейчас приходится только за вздорной девицей присматривать. А может, это она за ним…
Очень уж уверенно Нелада ступала по деревянной мостовой через Детинец, будто клубочек невидимый ее через мост вел, борзо нитку назад разматывая. Поселенские-то девки в городе обычно жались к своим отцам-братовьям, платками лицо прикрывали, глазенками хлопали изумленно на чужие наряды и украшения.
А лебедушка ощипинская себе цену знает, не идет – плывет над мостовой в мягких высоких сапожках с меховой опушкой. Залюбовался Нечай, нарочно отстал и тут же зарок положил – поскорее справить себе годную обувку. «Зипунишко-то ничего, еще крепкий, перебьюсь зиму».
Только толпа миновала главные городские ворота и приблизилась к торговой площади, скоморохи соскочили с телег, принялись дуть в гудки, рожки и сопели, заиграли на гуслях, забрякали деревянными ложками об медные тарелки и барабаны. Народ ближе подтянулся, приготовил мелкие монеты потешникам.
Гулко зацокали по обмерзшим булыжникам кованые копыта, показались впереди конные ратники – все как на подбор важные бородачи, видно, княжеская охрана.
Нечай едва подругу свою из виду не потерял, пока рассматривал волосяные бунчуки на древках длинных копий. «Не увижу ли знакомого сотника…»
Но среди крепких мужей вдруг мелькнул зеленый плащ в золотых разводах, почудилось знакомое розовое личико с обиженно надутыми губками. Вот-вот заплачет красавица.
– Княжна Отрада… Все же поймали беглянку, – прошептал Нечай, не заметив, что подруга безуспешно тянет его назад.
– Па-а-старани-ись! – пробасил над головой свирепый окрик гридня.
Тут даже глухому ясно, что пора дорогу освободить. Ухватив Нечая за кушак, ведунья сердито выговаривала, силясь допрыгнуть до уха:
– Ты, что ж, совсем у меня шальной? Иль баских девок на коне отродясь не видал?
– Да я так… прости, загляделся малость.
– Решать надо, кого прежде искать пойдем, – с тревогой в голосе рассуждала Нелада. – Старую лекарку Опалиху или твоего усмаря? Не то зря до вечера проваландаемся, а на гостиный двор я ночевать не хочу проситься, там нынче торговых полно, повернуться негде. Ну надо же, красавицу в бархатной шапке он углядел в кои-то годы – пнем застыл!
Нечай тряхнул головой, прогоняя неуместные думки о юной княжне, перед спутницей своей повинился.
– Пойдем по кожевенным рядам, мужиков спросим за обоих сразу. Доброго мастера да опытную лекарку каждый бродячий пес знает.
– Погоди, я только одним глазком на бусы гляну. Даже не приценюсь… на что мне такие броские. Только зайцев смешить.
Теперь пришлось Нечаю за Неладой бежать, и ведь было чем любоваться – словно печным жаром горел раскрытый кованый сундук янтарными, золотыми и бронзовыми уборами. Сверкали на солнце серебряные шейные гривны, браслеты и серьги.
А с другого края слышался чужеземный отрывистый говорок, то безбородые горбоносые купцы раскладывали на помосте диковинные поволоки-ткани: парчу, бархат, пестрые шелка. Выше висели на кольях шапки из соболя и куницы, бобровые воротники, волчьи шубы.
На торговой площади шла оживленная торговля в мясном, рыбном, соляном и дегтярном рядах. Здесь торговали калачами и киселем, медом, луком и чесноком, глиняной и деревянной посудой.
– Нечай, смотри, дальше оружье пошло, значит, и простая одежа скоро… А вон пряники в виде птичек! Винные ягоды заместо глазок сидят, а в раскрытом клювике по брусничке. До чего ж любо!
Он только степенно плечами повел, даже усмехнулся про себя, стараясь не выпускать из пальцев ее горячую взмокшую ладошку.
«Знающую из себя лепит, а сама как есть девчонка, которая слаще земляники ничего не едала. Недаром говорят, что ощипинские хоронятся от людей, особливо живут, с чужими не водятся, и не вытащишь их на торг».
Одно тяжко, худоват кошель, чтобы ей полный короб сластей набрать. Правда, на пряники медовые хватит и на горячий клюквенный морс, и на пирожки с грибами.
– Выбирай, лебедушка! Гулять, так гулять.
– А ты чего ныне такой щедрый? Я и сама расплачусь. Ай, глянь, игрушки расписные… У нас в Ощипках из соломы занятней кукол плетут, лоскутки на платьишки ярче подбирают, да каждой свой поясок из обрезков кожи.
Не ответил Нечай, вздохнул украдкой – невдалеке у шатра с кольчугами и мечами стояла княжна Отрада, рассматривала ножны, примеряла по руке. По круглому плечу вьется пшеничный локон, недовольно притоптывает красный каблучок нарядного сапожка.
Как завороженный направился Нечай в сторону лавки с оружием, все равно спутница занялась покупкой сластей, после догонит. И зачем пошел, вроде, разговор начать несподручно да и вспомнит ли Отрада случайного встречного на обмерзшей лесной дороге.
И вдруг позади раздался топот копыт и гневливое фырканье большого зверя. Закричали люди, ломанулись в стороны, круша прилавки с посудой, полезли на столбы. Нечай обернулся и ахнул – прямо на него мчался черный бык с оборванной веревкой на могучей шее. Из разинутой пасти свисали мутные нити слюны, маленькие глаза налились кровью.
Самое время уступить дорогу бешеной скотине, пусть стражники достают мечи, а то и пыряют копьями в мясистый бок. Но впереди громко всхлипнула Отрада, а стройный витязь возле нее беспомощно опустил густо-червленый щит и тоже стоял столбом вместо того, чтобы оттащить княжну в безопасное место.
О себе Нечай вовсе не думал, одна мысль охватила разум – сберечь девушку в зеленом плаще, увести удар. Сейчас же упруго подобралось тело, пальцы сомкнулись сначала вокруг правого рога, а потом захватили левый, сильные руки резко вывернули бычью голову набок и потянули к земле.
Страшный рев оборвался надсадным хрипом, тяжелое дыхание зверя разметало волосы Нечая, а он продолжал сгибать шею, давя всем весом на лоснящуюся, липкую от слюны морду, пока бык не перестал биться под ним. На миг и сам богатырь словно памяти лишился, от напряжения гудели во лбу чугунные колокола, не слушались пальцы, приросшие к изогнутым рогам.
– Чья скотинка-то была? – раздался над ухом заботливый старческий голос. – Кому убыток зачесть?
Народишко копошился, смыкая неровный строй вокруг лежащей на земле пары – матерого быка со свернутой шеей и молодого мужчины в залатанном полушубке. Испуганно ахали бабы, восторженно щебетали мальчишки, деловито переговаривались мужики, обсуждая размеры поверженного животного.
Нечай выплюнул изо рта клочок черной шерсти, облизал пересохшие губы и с трудом повел затекшими плечами. Распоротый в лесу бок немилосердно болел, рана открылась, и повязка уже набухала кровью.
Оттого и расплывались перед глазами чужие сапоги и полушубки, пока в багряном зареве не мелькнуло нежное личико Отрады. В дрожащем голосе княжны теперь не было и капли заносчивости.
– Спаситель мой, прикажу в терем отнести, батюшка наградит!
Коснулась колючей щеки Нечая легкая рука с тонкими перстами, и сразу же подхватили княжну рослые стражи, увели за собой.
«Пригрело солнышко и спряталось за тучку…»
А уж рядом ведунья хлопочет, обхватила друга вокруг пояса, будто хочет оторвать от бычьей холки, и все-то непривычно молчком, потому что слезы даже причитать мешают.
Зато чужой стариковский говор озабоченно кому-то докладывал:
