Марат не стал долго утомлять себя.

– Хорошо, хорошо… – остановил он расходящегося директора, – рад, что вы так рьяно взялись за работу, но… независимо от состояния дел, я хотел бы пересмотреть наши соглашения.

Кураев сощурился, демонстрируя непонимание.

– Понимаете… я не могу уступить вам долю в предприятии.

– Но… как же… это же… – Кураев от неожиданности чуть не потерял дар речи.

– Матвей Михайлович, – Марат оставался спокоен и вежлив. – Мы оба прекрасно знаем про ваш счет и недвижимость… Мы оба не сомневаемся в том, что они заслужены, но… учитывая состояние предприятия, которое я приобрел…

– Вы на что намекаете? – лоб директора покрылся мелкими капельками пота.

– Упаси меня бог, – Купцов поднял руки. – Упаси меня бог намекать. Говорю прямо: будущему политику нельзя заниматься бизнесом в этой стране.

– Как?.. То есть, в каком смысле политику? – глаза Кураева забегали, а слабенький мозг заработал на пределе своих возможностей.

Марат не выдержал и улыбнулся открыто: что за комедия!

– Господин Кураев, у меня и моих партнеров есть далекоидущие планы – более грандиозные, чем вы можете себе представить… Так вот, я хочу, чтобы вы поучаствовали в них – стали нашим доверенным лицом… Чтобы вы наконец использовали талант по назначению. Я предлагаю вам возглавить партию и сделать серьезную политическую карьеру, а это, знаете ли… это гораздо увлекательнее руководства заводом, в котором вы, кстати, – давайте будем откровенными – ничуть не преуспели.

– Но…

– Дослушайте.

Марат ужесточил тон. Кураев замолк.

– В нашей стране нельзя финансировать общественные организации и политические партии из-за рубежа. В нашей стране нельзя открыто бросать вызов власти. Именно поэтому вы пока останетесь директором российского завода. Более того, вы сделаете это предприятие одним из самых успешных, при этом уделив особое внимание условиям труда и благосостоянию сотрудников…

У Кураева закружилась голова. Он не понимал, чего хочет этот молодой, но ранний человек. Вопросы крутились роем надоедливых мух. Рот то и дело открывался в попытке спросить, но тут же закрывался под гнетом ледяного взгляда Марата Купцова.

– Мы вложим в «Металлист» большие деньги, обеспечим профессиональными кадрами. Вы назначите себе заместителей, которые проделают всю работу, а вы… вы соберете плоды.

Марат на несколько секунд замолчал, давая возможность недалекому оппоненту переварить услышанное.

– Контрактами вас обеспечат. Завод получит заказы, о которых можно только мечтать. Вы станете руководителем, который вытащит предприятие на новый уровень и, главное, создаст на нем такие условия работы, которым позавидует любой гражданин страны. В дальнейшем будет основана организация, защищающая права рабочих. Ваше имя будет синонимом защитника пролетариата, и это – именно это – станет билетом в большую политику.

Купцов замолчал, а непутный директор остался сидеть с открытым от недоумения ртом. Что это?.. Шутка?.. Проверка?.. Подстава?.. Где подвох?..

– Что скажете? – поинтересовался Марат, когда лицо собеседника приняло подобающее выражение.

– Польщен… благодарю… но все же… справлюсь ли?..

– Справитесь, – обнадежил Марат и постучал ладонью по столу, – ведь другого шанса так высоко взлететь у вас никогда не будет.

Это Кураев понимал очень хорошо, впрочем, как и то, что шлепнуться с такой высоты – смертельно опасно.

– Я могу подумать? – осторожно проскрипел Матвей Михайлович.

Марат брезгливо усмехнулся, отчего директор вжал голову в плечи, как черепаха в панцирь.

– Да, конечно, думайте, – приняв приветливый облик, ответил Купцов, а затем, сменив маску, безжалостно добавил: – Надеюсь, вы понимаете: такие предложения делают не для того, чтобы посвящать в свои планы посторонних…

Осознание риска для собственной жизни повергло трусливого человека в панику. Кровь забила в висках, в глазах потемнело…

– Вы хорошо себя чувствуете?

Купцов действительно несколько обеспокоился: не пережал ли? Не хватало отправить этого болвана в больницу с инфарктом…

Марат подошел к бару и налил в стакан добрую порцию виски.

– Ну… Матвей Михайлович… Голова от счастья закружилась?

Он протянул стакан Кураеву, теребящему галстук на шее в надежде ослабить хомут, только что накрепко затянувшийся – не ослабишь… Надо было бежать… теперь поздно.

Виски сделало свою работу: кровь успокоилась, давление нормализовалось, нервное напряжение спало – на все ведь можно посмотреть иначе. Если нет возможности сорваться с цепи, то почему бы не насладиться жизнью в золотой клетке… или будке? Главное, чтобы тюрьма не имела видимых границ, тогда ее и тюрьмой можно не считать – так, условные ограничения. А безопасность… Ну кто нынче может похвастаться неуязвимостью? Разве что покойник…

Кураев выпивал и входил в образ спасителя рабочего класса, а Купцов восхищался работой: Генри, безусловно, гений, он задумал грандиозное шоу… даже жаль, что когда-нибудь придется пнуть его ногой под зад.

15

Май сидел на мягком диване в квартире Вероники и с любопытством изучал обстановку. Новая способность, которой пока трудно было дать объяснение, путала сознание.

Раньше Май не обратил бы внимания на дорогущую мебель, ковры, бытовую технику – пустое. Сегодня же ему нравилось то, что он видел.

В голове все еще не было места моде, престижу, популярности – понятиям новым, неоднозначным. Зачем пользоваться вещами дорогими, но непрактичными? С какой целью тратить массу усилий, чтобы удивить гостей толщиной кошелька? Не легче ли просто показать пачку банкнот или выписку со счета? Май не до конца осознавал зачем, но был не прочь поучаствовать в очередной увлекательной игре.

Хозяйка квартиры определенно была не из последних на пьедестале показухи.

Он закрыл глаза: целеустремленная, волевая, точно понимает, чего хочет (вернее, ей так кажется), не приемлет чужих решений, не зависима от посторонних мнений, не умеет проигрывать, безжалостна в достижении результата, жестока с людьми, не разделяющим ее взглядов – идеальное творение Сола.

Мысленное обращение к неприятному имени не вызвало раздражения – еще одна странность. Май улыбнулся: много нового… много интересного.

Набор негативных, в его понимании, качеств не отталкивал. Наоборот, сочетание несочетаемого удивляло и притягивало; отчетливо просматривалась другая сторона души Вероники: ранимая, чувствительная к чужой боли, одинокая, романтичная, знающая, что такое преданность, способная на самопожертвование – невероятно! Как в одном человеке могут уживаться вещи несовместимые? Как противоположные полюса умудрились соприкоснуться и создать человека особенного, уникального?.. Как такое возможно?

– Заждался? – Она зашла в комнату. – Извини, но душ и макияж не терпят спешки.

Май кивнул, не отводя взгляда от женщины – прекрасна… Она выглядела безупречно красиво. Потеряв на мгновение связь с окружающей действительностью, он встал и замер… Замер, не понимая, что сказать и как действовать.

Темно-русые, чуть влажные волосы непокорными волнами рассыпались по шее и плечам. Сине-зеленые глаза – выразительные и проницательные – то ли изучали, посмеиваясь, то ли пытливо вглядывались, обжигая сознание, заставляя смущаться. Тело… он видел его, несмотря на шелковый халат, скрывающий то, что скрыть невозможно, и оттого будоражащий чувства и подпитывающий пылкие фантазии. Гладкая кожа, изумительной белизны зубы, легкая ироничная улыбка… Боже всемогущий!

У Мая закружилась голова, и он чуть не шлепнулся на диван.

– Ты… удивительная, – наконец произнес очарованный мужчина и, сделав шаг навстречу, вновь замер.

– Я знаю, – непринужденно бросила Вероника.

Вероника была рада видеть этого типа, хотя и потратила много нервов, ожидая его появления.

Три раза за один короткий день они случайно встретились в незнакомом городе: бывает же такое!