Как только оставшиеся люди покинули библиотеку и за ними закрылись массивные дубовые двери, Мать-Исповедница грациозно опустилась в кресло, при этом не сводя взгляда с фигуры Лорда Рала. В одном этом жесте он сумел различить такую внутреннюю силу и властность, которой, должно быть, не обладала никакая другая женщина, кроме его жены. Конечно, одним из важнейших ее умений было проявлять их в нужное время, а именно тогда, когда Ричард собирался наступить на них. Ее независимость вела себя подобно свирепому хищнику, пробужденному ото сна незадачливым охотником.

— Ты была у него вчера? — она лишь медленно кивнула, не опуская голову и не стараясь скрыть правду. Их глаза неотрывно наблюдали друг за другом, — но ты не говорила об этом. Почему?

— Я собиралась. Но случай представился только сейчас, — это было оправдание. Самое настоящее оправдание. Он видел, что она умалчивала об этой встрече совершенно по иной причине, но никак не потому, что не нашла для этого времени.

— Ты совершенно не умеешь врать, Кэлен, — он улыбнулся краешком губ, но она не ответила. Исповедница казалась крайне напряженной, словно сейчас Ричард был не мужем, любящим ее всем сердцем и заботящимся о ее безопасности, а властолюбивым тираном. — Ты знаешь, это небезопасно — приходить к нему в одиночку, даже после того, что Никки пыталась нам доказать.

— Я понимаю твою обеспокоенность, но, поверь, я все еще в состоянии позаботиться о себе, — Ричард шумно выдохнул, ведь он заранее знал, каким будет ее ответ.

— Это не так, если магия исповеди бессильна. А, если я не ошибаюсь, она совершенно бесполезна против другого Исповедника.

— Так или иначе, все обошлось, — ее ответ был слишком сдержанным, и мужчина понял, что она все еще не была откровенна с ним. Незаметно для него самого, его вдруг объяла тревога. Он посмотрел на Кэлен с ощутимым нажимом, так, что даже разделявшее их расстояние не уберегло ее от навязанного им вопроса.

Она повела плечами, опустила взгляд. Спустя минуту молчания она облизнула губы, затем разгладила ткань платья на своих коленях. Что-то внутри Ричарда, холодное и скользкое, подсказало ему, что он поймал ее, словно раненного зверя. Она была беззащитна под его взглядом.

— Он поцеловал меня, — ее голос был напрочь лишен эмоций, в то время как в голове Ричарда одно чувство теснило другое. Первым и самым поверхностным была ревность. Затем ее стремительно сменил страх. И только после этого пришла злость.

— Он успел сделать что-нибудь еще?

— Нет, нет, — она начала качать головой, поднимаясь с кресла и приближаясь к Ричарду. Ее пальцы твердо сомкнулись на его предплечьях, — когда я поняла, что все могло зайти слишком далеко, я остановила его.

«Слишком далеко». Он прекрасно знал, что значили эти слова, когда они касались отношений мужчины и женщины. Поэтому ему не нравилось слышать их из уст своей жены, особенно когда она говорила о Томасе. Он испытал такой прилив вины, который смог лишить его дыхания на несколько долгих секунд.

— Ты не должна была идти к нему одна, — он отстранился от нее, чувствуя, как его взгляд медленно начинал пустеть.

Она не нашла ответа. Застыв в нерешительности, она больше не пыталась сократить расстояние между ними, чувствуя, что Ричарду приходилось держать себя в руках, чтобы не дать выход эмоциям.

— Ты бы не отпустил меня к нему.

— И я был бы абсолютно прав.

Кэлен медленно выпрямилась, расправляя грудь и впуская в нее волну негодования и злости. Она не привыкла к этому и вряд ли привыкнет. А что касалось Ричарда… для него ее безопасность была важнее всего, и сейчас, когда он узнал, что она подвергла себя подобному риску, он понимал, что лишь усилие воли отделяло его от неправильных выводов, неправильных решений и неправильных слов.

— Я имею право самостоятельно принимать решения. Я — Мать-Исповедница, и мне было необходимо поговорить с ним, чтобы выяснить его мотивы.

— И? Ты хочешь сказать, что поцелуй сильно помог в этом?

Они ни разу не кричали друг на друга, даже в те времена, когда она, Кэлен, отвечала колкостью практически на любое его слово, а он лишь мужественно терпел это. Но сейчас, кажется, будь она хотя бы немного менее сдержанной, ушей Ричарда коснулся бы не ее спокойный и размеренный голос, а крик.

Но перед ним все еще была Кэлен, та сдержанная и воспитанная Кэлен, которая пыталась вести с ним разумный диалог. А Ричард, стоявший напротив нее, сам не заметил, как его тон невольно повысился.

Их ссоры заканчивались одним и тем же аргументом. Сейчас он мог ответить, что она была его женой и что она несла его ребенка. Но это основание, несмотря на его весомость, никогда не имело на нее должного действия, поэтому он решил довериться более емкому ответу:

— Нет.

— Что? — она немного опешила: ее брови взметнулись вверх, и прекрасные изумрудные глаза вмиг расширились. Она даже приоткрыла рот, но быстро совладала со своими эмоциями. Ричард ждал именно такой реакции, чтобы она хотя бы немного ослабила свою защиту, и он смог достучаться до нее.

— Нет. Если исполнение долга Матери-Исповедницы будет опасно для тебя, я не позволю тебе даже думать об этом, — его слова задели ее, но Ричард понимал, что он уже не мог вести себя по-другому: он был зол. Он винил себя за то, что недосмотрел, что позволил ей оказаться рядом с этим чудовищем; винил самого Томаса, винил морд-сит, которые не предотвратили это. На миг он поймал себя на том, что винил в этом и ее: ее безрассудство, ее самоуверенность и ее независимость, которые, как бы он ни противился этому, он так сильно полюбил и которые, порой, так выводили его из себя.

— Ричард, ты не можешь…

— Если это делает тебя несчастной — могу, — практически рявкнул он, уже вне себя от досады и разочарования.

— Но с чего ты взял, что я несчастна? — воскликнула она в ответ, — со мной не произошло ничего необычного!

И тогда он вспомнил все вчерашние события, которые имели место ровно после его возвращения. Он помнил, что, помимо радости от встречи с ним, она чувствовала страх. Она боялась каждый раз, когда он незаметно касался ее, словно таким образом он тревожил какие-то раны на ее теле, которые ему было не дано увидеть. Каждая частица его тела билась в агонии от того, как сильно он хотел обладать ей, но она, его жена, которую обычно мог распалить один лишь поцелуй в шею, немела под его прикосновениями. И это она называла «ничего необычного»?

Осознание едва не заставило его взвыть от бессилия.

— Поэтому вчера, стоило мне произнести его имя, ты вдруг уходила в себя? Поэтому ты застывала каждый раз, когда я касался тебя? — Кэлен сделала шаг к нему, видя, что он был на пике своих эмоций. — Что произошло на самом деле?

— Ничего! — вновь заверила она его, невольно переходя на крик, чтобы он сумел услышать ее сквозь поток своих обвинений. Но он так и не поверил ей.

Они застыли, сверля друг друга испытующими взглядами. Холодный ум Ричарда окончательно уступил место горячим и неконтролируемым эмоциям, которые обжигали его виски изнутри. Ладонь Кэлен, которая легла на его щеку, показалась ему ледяной. Она опустила взгляд, медленно и судорожно вдыхая воздух в легкие.

— Нам нужно успокоиться… и забыть об этом, — предложила она, так и не подняв взгляд. Ей оставалось лишь надеяться, что ее волнение сможет уйти, не оставив за собой никаких последствий.

Ричард отвернулся. Его глаза застилала пелена слепой ярости. Что бы ни произошло между ними в той камере, оно все еще задевает Кэлен и не дает ей быть откровенной с ним. Но он понял, кто мог ответить ему. Только осознав это, мужчина повернулся на месте, намереваясь как можно скорее встретиться лицом к лицу с Исповедником.

— Ричард! — его жена резко остановила его, схватив за рукав туники. Ее тон стал на порядок выше, чем раньше. — Что ты делаешь?

Поняв, что ее усилия не давали никаких результатов, женщина резко рванула вперед и оказалась на его пути к двери. Ей не нужно было слышать его ответ на ее вопрос, чтобы понять, куда он собирался пойти. И она совершенно не желала этого. Ей было все равно, что по ту сторону двери стояли солдаты, что там же могли находиться и преданные им обоим морд-сит. Только она могла остановить его.