Так уж Костик наловчился обваливать говяжьи и свиные туши, оставляя лишь голые остовы белых костей, а потом составлять фарш и делать эти самые котлеты, что просто заглядеться можно было. Как он с одной руки зачерпывал фарш другой ладонью, и мясные шарики пулеметной очередью летели из его рук прямо в гору панировочных сухарей. И как он потом играючи придавал им сигарообразную форму, катая по всему столу, и сразу по десять штук одновременно отправлял на противень с помощью мясницкого ножа с длинным, широким лезвием.

Люся сбила лиричный настрой мясника новым вопросом:

– Зачем?

– Как «зачем»? – Костик обалдело смотрел на Люсю снизу вверх. – Чтобы деньги делать.

– На кой черт нам котлетный цех чтобы делать деньги, когда у нас и так будут деньги от грамоты? – резонно заметила она.

Костик не знал, что на это ответить, и поэтому ответил просто:

– Дура! Ни черта не понимаешь в коммерции. – Он обидчиво отвернулся от Люси, снова заложил руки за голову и уставился в стену флегматичным взглядом.

Чудовищное взаимонепонимание выросло между любовниками глухой стеной. Люся резко вскочила на ноги, сжимая руки в кулаки. С ее внешностью произошла необыкновенная перемена – ласковая наседка превратилась в ядовитую змею.

– С-слушай, ты… – прошипела она, кривя маленький ротик в неприязненной гримасе и искря черными глазенками. – Ты еще пожалеешь об этом.

Отыскав на полу свой скомканный халат, она натянула его прямо на обнаженное тело. Застегивая пуговицы непослушными пальцами, Люся шумно прочистила нос и горло и сплюнула крупный сгусток метра на полтора от себя, после чего развернулась и бросилась к выходу. На ходу она достала из кармана измятую пачку сигарет, зажигалку и нервно закурила.

Костик проводил равнодушным взглядом широкую спину поварихи, оставляющей за собой в воздухе длинный шлейф табачного дыма, пока она не скрылась в темном проеме, громко хлопнув дверью. «Ну и хорошо, – подумал Костик и уставился в потолок своими поросячьими глазками, – а то от Люськи – из-за чрезмерного волнения, что ли? – уже начали исходить не самые приятные ароматы… как от той некондиционной телятины, что ждала обвалки в мясном цеху».

Это была далеко не первая их ссора. Но ведь это и есть настоящая любовь, когда двое влюбленных изо всех сил стараются направить на путь истины своего непутевого избранника.

Глава 6

После разговора с невесткой на лбу у Липы выступила испарина. Она утерла пот рукой, а руку вытерла о брючину. Вдруг какой-то странный шорох в коридоре заставил ее насторожиться. Бесшумно подобравшись к двери, Липа резко дернула ее на себя. Никого. Коридор был пуст, и только вихрь искрящихся пылинок, взметнувшихся в воздух с пола, совершал странное кружение в луче солнца, падающего наискосок из открытой двери слева. Померещилось.

– Нервы ни к черту, – еле слышно выругалась она, закрыв дверь.

Однако начало грандиозного дела было положено. Заручившись согласием Люськи, теперь предстояло совершить первый, но самый ответственный шаг, и Липа снова потянулась к телефону. Руки тряслись, а вместе с ними колотило и все тело. Причиной тому был не просто тремор, давно ставший привычным. В этот раз трепет телу придавало волнение, переходящее в страх – первобытный, идущий от самого мозжечка, безотчетный страх. Чтобы хоть немного унять дрожь в руках, Липа сцепила пальцы в крепкий замок. В подобных случаях главное – это преодолеть приступ, не запаниковать, а дальше все пойдет как по накатанной колее.

Липа мысленно сосчитала до десяти, после чего решительно загребла пятерней мобильник. Все в порядке, рука не дрогнула. Она снова бесшумно подкралась к двери и одним глазом выглянула в коридор. Никого. На носочках, чтобы никто не услышал, председатель центра прокралась в укромный закуток коридора, направо от ее кабинета. Осторожно, чтобы та не скрипнула, открыла неприметную дверь и юркнула в густую темноту за ней. Клацнув выключателем на кафельной стене, Липа задвинула щеколду и на минуту затаила дыхание, прислушиваясь. Ее сердце учащенно билось в груди, и каждое его биение отдавало пульсом в ушах. За дверью же царила полная тишина. Однако эта тишина была ей не на руку.

Отлепив ухо от двери, Липа пустила струю воды в фаянсовую раковину, и приятный шум от маленькой «Ниагары» создал необходимую звуковую защиту. Она достала из кармана брюк сложенный вчетверо лист и расправила его на бачке унитаза, что стоял справа от раковины. Фамилии, телефонные номера, названия учреждений – вся необходимая информация была выписана отдельными абзацами крупным, будто детским почерком. Телефон в руке снова предательски задрожал. Борясь с волнением, Липа набрала первый номер из списка. Соединение прошло быстрее, чем она ожидала.

– Алло, это самое, это управление образованием, образованием? – спросила Липа, но тут же испуганно зажала рот рукой, вдруг спохватившись, что ее легко могут опознать по голосу.

И действительно, ее манера говорить была хорошо узнаваема в городе. Хоть раз пообщавшись с Александрой Александровной Липой тет-а-тет или послушав ее выступление на каком-нибудь официальном мероприятии дольше пяти минут, каждый обнаруживал, что, помимо фиксированного набора из трех-четырех слов-паразитов в своем лексиконе, она имела болезненную потребность повторять некоторые слова по два раза, а то и по три. Складывалось обманчивое впечатление, что так она усиливает смысловые нагрузки, акцентирует на чем-то важном внимание собеседника или аудитории. Однако у медицины наверняка имеется более правдоподобное объяснение этому нередкому явлению, какое-нибудь мудреное вроде шизофрении или поражения мозга.

Короче говоря, с «этим самым» надо было срочно что-то делать.

– Чего-чего? – послышался через громкую связь не вовремя сломавшегося телефона удивленный женский голос.

– Простите, это самое… удобное время для звонка? – начала на ходу выкручиваться Липа, не имея сил, чтобы просто удержаться от употребления навязчивого словосочетания. – Могу я услышать, это самое… главное для меня, как его… еще называют, начальника, начальника… образования? – Липа быстро нашлась, как быть и с непроизвольными повторами. Правда, получалось немного путано, но это даже к лучшему, решила она, так ее точно не опознают.

– Что вам надо? Кто это? – обеспокоено отозвалась женщина.

– Я, это самое… могу сказать только ему, только ему… одному.

– Ей. Я начальник. Говорите.

Липа мысленно чертыхнулась: ну кто мог подумать, что Соломонкер Е-Эр окажется женщиной?

– Ага. Я, значит, заместитель, как его… так и руководителя аппарата администрации… – нагло соврала Липа, одновременно нажав на бачке унитаза рычаг слива воды, и дальше затараторила в самый микрофон, зажимая пальцем динамик телефона.

Больше ничего кроме двух «Ниагар» за дверью уборной расслышать было невозможно. В течение следующего получаса Липа совершила еще пять таких же странных звонков. Что конкретно она сообщала своим абонентам, сказать невозможно, так как слив воды в туалете производился безостановочно. Так же неожиданно, как и начался, шум водопада в закутке коридора сменился полной тишиной.

Спрятав телефон и список в карман брюк, Липа замерла посреди туалета, ни жива, ни мертва. Наконец она подняла глаза и взглянула на себя в зеркало. Крупную голову, подобно мотоциклетному шлему, плотно покрывали короткостриженные седые волосы. Две блестящие перламутровые пуговицы глаз выглядывали из-под отечных век. Сизый нос, прошитый сетью полопавшихся кровеносных капилляров, рыхлой картофелиной нависал над выпяченной нижней губой. Между этими двумя выдающимися частями ее наружности пробивались усы, с которыми Липа безуспешно боролась при помощи перекиси водорода и бритвы. Но, к несчастью, их обладательница была крайне ленивой особой, и щетина предательски торчала белой щеточкой. Вообще растительность была свойственна Липе: оголенные руки сплошь покрывал рыжеватый каракулевый пушок, а ноги… Хорошо, что Александра Александровна предпочитала юбкам брюки. Неожиданно с лицом Липы что-то произошло: глаза сощурились, обвислые щеки растянулись, и щеточка усов изогнулась дугой – это она улыбнулась.