— Смотри. Если что не так...
— Я знаю, ты за меня отвечать не будешь. Ну, хоть деньги им не отдашь, и то дело, — кивнула Лиля.
Писать она не собралась — Шимон читал крайне плохо и только в редких случаях. А отослать ему платок, завязанный одним узлом — запросто.
Если двумя, значит, все плохо. Если платок не завязан — тоже.
А вот если одним узлом — можно отдавать Берте вторую половину денег и прощаться. Эх, плохо жить без телефона! Очень, очень плохо.И в средние века жить тоже не сахар, особенно если бродишь по чужим дорогам. Графине еще хорошо, она знатная дама, ее лишний раз не обидят. А обычной крестьянке, побродяжке?
Ее жизнь сейчас дешевле стоит, чем ее же тряпки. Как ни печально это осознавать.
— Я их и так могу не отдать, — ухмыльнулся Шимон. Лиля покачала головой.
— Отдашь. Я тебя уже знаю. Ты угольщик волей судьбы, но если бы ты продолжил служить своему господину...
— Не надо, — помрачнел Шимон. — Не надо.
Лиля покладисто кивнула. И посмотрела на небо.
То есть — на закопченный потолок трактира.
— Альдонай всемогущ и всевидящ. Поверь, он все знает и делает, как лучше...
• — Что-то я этого не заметил...
— Мы не всегда его замысел видим. Так нам и не положено...
— А за что мой господи пострадал? Ладно он, а его дочь?
Лиля нахмурилась.
— Мы не знаем всего. И дети часто платят за грехи родителей... думаешь, из-за твоего господина ни один человек не плакал? Ни у кого дети не умирали по его вине?
Шимон вильнул взглядом.
-Ну...
— То-то и оно. Мы — не знаем. Помолись за то, чтобы Альдонай простил их. Помолись...
— Помолюсь.
Лиля положила ладонь на руку Шимона.
— Я тоже помолюсь за них. Больше мы ничего сделать не можем.
—'Аля, она такая была.... Светлая, солнечная... смотрит мне в глаза, смеется...Шимон пил, и говорил. И Лиля понимала все яснее, что происходило в душе мужчины.
Любил он ту девочку.
Не имел права, да ведь любовь — не спрашивает и не разбирает. Она просто приходит, и плевать ей, что он — стражник, а она герцогская дочка. Было бы все хорошо, так Шимон и остался бы рядом с любимой. Пусть глаз не поднимал бы, пусть слова бы не сказал, но хоть знать, что у нее все в порядке! Хоть это видеть!
Быть счастливым вместе с любимой... и кто тут аристократ по рождению?
Шимон или Лофрейн?
Если один ворует женщин, а второй готов на все, лишь бы любимая была счастлива. Даже — не с ним!
Но даже этого крохотного утешения мужчину лишили. И было ему плохо и больно.
А что могла сделать Лиля?
Только посидеть рядом, послушать горькие слова и еще раз пообещать помолиться. А толку с того?
Ни толку, ни ответа...
* # #
В море выходили на заре.
Лиля медленно залезла в лодку. Лари — за ней.
Обе помахали руками Шимону, который стоял на берегу, страдая от жестокого похмелья. Половину своих вчерашних откровений он не помнил, вторую половину забыл вполне целенаправленно. Неприятно как-то...
Ты перед человеком душу наизнанку, считай, вывернул, и кто его знает, что он там увидел? И как это потом использует?
Уезжает эта странная баба — и пускай ее.
Шимон дураком не был. И по свету его помотало изрядно, и людей он повидал, и нередко только хорошее зна-ние психологии (пусть это слово еще и не появилось на свет) выручало его из беды.
Чутье на людей у него было звериное.
; И именно оно, чутье, в голос кричало, что с женщиной нечисто.
Неладно с ней что-то, как бы за ней беда не пришла...
Вот Лари — там все просто и понятно, таких баб по деревням десять на дюжину. Обычная девчонка, и руки у нее мозолистые, натруженные, сразу видно — ни минуты в покое не сидела.
А вот Аля...
Нет, с ней не то.
И руки, вроде, не холеные, а все ж...
Именно по рукам можно узнать человека. Есть руки благородного, руки воина, ученого, докторуса, фехтоваль-
* щика, моряка, скотника... да для каждой работы есть свой запах, вид, свой профессиональный жаргон.
Так вот.
Аля не вписывалась — никуда.
Она не вела себя, как благородная дама — насмотрелся на них Шимон. Но и как простолюдинка — тоже. Для каждого из этих сословий она была слишком... свободна! Слишком...
Аля вела себя так, словно за ней сам Альдонай стоял. Безумная?
Или...
Шимон предпочитал об этом не думать. Ни к чему.
Уходит опасная баба — и пусть ее. А он забудет. Уже забыл. И людям скажет...
❖ * *
Лиля страдала, привычно наклоняясь за борт. И размышляла на печальную тему — как быть, когда тошниться нечем, а тошнит?Надо было хоть хлеба наесться, а? Так бы ее стошнило, да и полегче стало, а она не стала ничего есть. Вот и крутит ее на пустой желудок, и мутит, и выворачивает...
Она мрачно сплюнула за борт желчью и в очередной раз выругалась.
Несовместима она с морем, ни в каком виде. И вообще, раздражает ее это пространство. Бесит!
Злит!!!
Лиля и сама себе не признавалась, что она попросту боится.
Она откровенно плохо плавает, вообще, считай, не умеет плавать. Если лодка перевернется, у нее практически не будет шансов на спасение.
А жить так хочется.
Лиля пообещала себе, что обязательно научится плавать. Вот дайте только родить и отлежаться с полгодика... или лучше годик?
А вот Джерисон плавать умеет. Его она и попросит.
Мысли о доме немного отвлекали от гадкой действительности.
А желудок болел. Сильно болел...
Лиля знала, как будет происходить путешествие. Они пойдут вдоль берега. Днем — на лодках под парусом, часов до двенадцати дня. За это время и рыбы наловят, уже начали. Потом пристанут к берегу и устроят привал.
До вечера они будут отдыхать, отсыпаться...
Вечером — опять сядут в лодки.
Почему так?
Да пираты!
Все те же гады с Лориса, чтоб им! Днем от них не уйти даже рыбачьей лодке.
Нападают?
Еще как нападают. Не из выгоды — что с тех рыбаков взять? Разве что лодку — велика ли ценность для пирата? Да пару рыбин.Это не ценность.
А вот сами люди...
Не секрет, что процветает работорговля, что людей увозят в тот же Ханганат... Лиля это знала, но — что поделаешь? Систему надо менять, а она в ниспровергатели основ не годится. Самой бы выжить.
Разве что Миранда, и то, не сама, а через много лет, через детей, начнет как-то бороться с этим кошмаром.
Рабство...
Самое страшное слово мира. Недаром в советских учебниках было написано: «Мы — не рабы. Рабы — не мы!».
Может, и коряво, но мысль-то верная!
И даже если людей не продадут, могут просто так взять в плен и поглумиться. Думаете, пираты были благородными разбойниками?
Черта с два!
Это были негодяи и подонки, которые убивали мужчин, насиловали женщин, ради потехи выбрасывали за борт детей, пытали и мучили, издевались и убивали для развлечения.
Благородство там и не ночевало. И рядом не проплывало. Лиля, как и всякий армейский ребенок, была свято уверена, что место разбойников на рее. Жаль, сейчас она их не могла туда пристроить.
Ничего, дайте срок. Сочтемся!
Лиля пообещала себе, что направит сюда вирман. Или станет основателем фонда по борьбе с пиратами.
И принялась вычерпывать воду.
А то как?
Лишнего груза в лодке не бывает, даже если ты пассажир — все одно балластом быть не должен. Лодка большая, рыбацкая, хотя в их строении Лиля откровенно не разбиралась.Длина — метров пять или шесть. Достаточно широкая и глубокая. Лиля не знала этого названия, но самым сходным по строению была лодка-дори. Высокие борта, плоское дно, острый нос, несколько скамеечек, на которых сидят гребцы. Лиля в одной лодке, Лари в другой.
Паруса нет.
Зато есть черпак для воды, которая, нравится, не нравится, заливается через борт. И ее надо вычерпывать.
Что Лиля и делала, стараясь быть аккуратнее.
Получалось не слишком хорошо, и она мысленно благодарила Шимона, который заставил их с Лари и одеться потеплее, и взять с собой запасную одежду...
